Патриарх принял мой ответ и дальше эту тему развивать не стал.
— Ну что ж, поскольку искать родственные связи между тобой и Курагиной смысла нет, головами вы оба не скорбны, принуждения не усматривается, будем считать, что обыск я произвел (2). Одно мне объясни: зачем такая спешка?
— Присядем? — предложил я.
Мы уселись у моего стола, не разделенные столешницей, а рядом, колено к колену.
— Давай забудем на время о моем сане и поговорим, как государственные мужи, — предложил Платон. — Зачем хочешь всех шокировать беременной невестой? Еще и наследником объявить ребенка, рожденного через несколько месяцев после свадьбы. Злословие породишь. Вижу два правильных варианта. Или скрыть сейчас беременность царевны и объявить о рождении наследника, когда пройдет хотя бы семь месяцев. Или вообще не спешить — родите в честном браке, все честь по чести.
Я скривился и помотал головой.
— В первом случае выйдет Тришкин кафтан, ртов все равно не заткнешь. А во втором… Бастардом сделать дитя Агаты? Ей и так тяжело… Нет! Все решу царской волей, а будут языки поганые тянуть — Сибирь большая, Лысову на Амуре поселенцы нужны. И все по закону: статью об оскорблении императорской фамилии никто не отменял. Нет у меня времени, отче, у меня война, у меня держава все еще не устроена, губерний все больше и больше, а то ли еще будет!
Платон оживился, посмотрел на меня с большим интересом.
— Неужто и до Рима дойдешь⁈
— Дойду, — кивнул я, и патриарх не смог скрыть радости в глазах. — Овчинников, наконец, взял Львов и до снега успел пересечь Карпаты. Сейчас он в Венгрии. Как все с мадьярами порешает, двинет на Белград…
— И сербов освободишь⁈ И греков⁈ — Платон был на седьмом небе.
— Насчет греков пока не знаю. Хватит ли нам сил все сразу проглотить? Хочу, чтобы армия «Юго-Запад» после Сербии переправилась в Италию и двинулась на Вечный город.
— Любо! — еле выдавил из себя патриарх, у которого перехватило дыхание от открывшихся перспектив. — И что с папой будет?
— Светского государства Ватикан в обновленной Европе не вижу! Пора исправить это недоразумение и заставить хранителей престола Петра заниматься душами людскими, а не политикой. Сколько от них зла! Хватит!
Я прихлопнул по краешку стола, а Платон в восторге вскочил, перекрестил меня и зачитал нараспев «Тропарь кресту»:
— Спаси господи, люди Твоя, и благослови достояние Твое; победы Благоверному Императору нашему Петру Федоровичу, на сопротивныя даруя, и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство.
— Аминь! — откликнулся я, поднявшись на ноги и перекрестившись.
— Дай тебе, государь, Божью помощь и заступничество всех святых свершить предначертанное! Молиться буду за тебя еженощно. И вот что… Подойди.
Я приблизился. Он крепко меня обнял.
— Рад за тебя, государь! Как мужчина поздравляю, как твой друг! Семья — это же так прекрасно! Мужчине нужен дом, в которой тянет вернуться, жена и дети, которые его ждут… Верю: родит твоя Агата, и будем праздновать всей Россией и возносить молитвы за здравие наследника дома Петра!
— Спасибо, Ваше святейшество!
— Ну, что стоишь? Иди за Агатой. Времени в обрез. Мне ее исповедовать нужно, чтобы успеть вас обвенчать до полудня! Торопыги!
(1) Земля Иесо — так в Европе до конца XVIII века назывался Сахалин, который считали частью острова Хоккайдо.
(2) По православной традиции священник перед венчанием должен провести расследование («обыск»), дабы исключить возможность вступления в брак при отягчающих обстоятельствах.
Глава 14
Аккурат в разгар зимнего Мясоеда облетела империю благая весть, зазвонили колокола по городам и весям — есть, есть у России наследник престола! Не успела Патриархия поменять форму Ектении первой литургии, дополнив слова «О благочестивейшем Самодержавнейшем великом Государе нашем императоре Петре Федоровиче Всеа России помолимся» фразой «о благочестивейшей государыне нашей императрице Агате Львовне», как пришлось снова добавлять. Теперь Россия будет молиться и «о наследнике Его Благоверном Государе, Цесаревиче и Великом Князе Александре Петровиче»!
Да! Да! Да!
У меня сын родился, Сашка!
Здоровый крепкий пацан — о чем еще можно мечтать мне, как мужчине, мужу и императору⁈
Нарек Александром. И с историей не хотел спорить, и о Македонском не мог не вспомнить. Ни то чтобы я бесконечно уважал что Первого, что Второго, что Третьего — скорее, наоборот, — просто подумал, что не многовато ли привнес я изменений в исторический континуум? Ну и от греха назвал сына Сашкой. Тем более, ассоциация с великим завоевателем очень к месту в стране, перманентно пребывающей в войне, поющей в храме кондак кресту и молящейся о победах русского оружия (1).
Аллилуйа!
Время до родов потратил с толком, занимаясь нон-стоп государственным строительством. Какая там первая брачная ночь, какой медовый месяц — на меня, на правительство, на Подурова с его военным министерством валились и валились, как новогодний снег, сложнейшие государственные вопросы.
Как справедливо, без возникновения в будущем обид и конфликтов, разделить Прусское и Привислинское генерал-губернаторство? Что делать Саксонией и Тюрингией? С Венгрией, с лоскутной империей в целом, ведь падение Вены не за горами? Император Иосиф II покорно ждал своей участи в Варшаве на положении почетного пленника, но ведь еще оставалась его мать и сопровительница, паучиха Мария-Терезия.
Как обустроить Данию, которую Грейг вынес на раз, подвергнув Копенгаген жесткой бомбардировке? Английская эскадра флага убралась к себе домой, не посмев огрызнуться, а короля Кристиана VII Самуил Карлович отправил туда, где ему самое место — в желтый дом в смирительной рубашке. С Норвегией проще, у меня есть Сенька Пименов, показавший себя не только метким стрелком-цареубийцей, но и выдающимся администратором — пусть забирает норвежцев себе. Я ему после виктории с королевским десантом дал генерал-майора и перевел из временного военного комиссара в генерал-губернаторы. Шведы его боготворили, чуть ли не на руках носили, он в их дела не лез, проявляя характерную для снайпера выдержку и терпение, лишь мудро разрешал возникающие споры и отстаивал интересы заморской торговли местных купцов. Говорят, он направил Сенату Вольного Ганзейского города Гамбурга, посмевшего арестовать шведские тороговые суда, письмо с очень простым посланием — никакой записки, только одна остроносая пуля с бороздками! Бургомистр и сенаторы с головой дружили, намек уловили и тут же отпустили корабли.
Эх, вот все бы мои генерал-губернаторы так! Тот же майор Кузьмин в Финляндии явно не тянул, благо финны — народ спокойный, не бунташный, растили себе коров, рыбку ловили да на флоте моем охотно служили…
Внутрироссийские проблемы громоздились огромной кручей, Монбланом и Эверестом — от колонизации на Дальнем Востоке до освоения причерноморских степей; от переезда правительства в Москву — до жаркого обсуждения, где должна находится столица, сумеем ли обеспечить управляемость из златоглавой, если западная граница Империи упрется в Атлантический океан; от подготовки указов о русском языке как общегосударственном для всей Империи без исключения — до дискуссий на тему, нужен ли нам при Думе Совет национальностей или депутаты из Европы будут на равных со всеми правами участвовать в работе парламента; от разработки программы моего «венчания с Россией» — до жарких споров, куда в первую очередь направить свалившееся богатство от военных контрибуций… Вечно с деньгами так: нет их — беда, много — головная боль. Каждый министр и губернатор тянет одеяло на себя: Болотову дай на тепличное хозяйство, Мирабо — на завершение водопровода, флотским — на ремонт кораблей, Подурову — на гранаты…
Да-да, задумали мы с Тимофеем Ивановичем возродить гренадерские роты. Нет, они, конечно, в батальонах были, но суть свою утратили. Несовершенство гранат и развитие огнестрельного оружия заставили армии мира превратить гренадеров из гранатометчиков в элитную пехоту — слишком часто ручные бомбы взрывались в собственных рядах. Между тем, я понимал, что штурмовая и оборонительная граната — мощное оружие, и напрасно военная мысль им пренебрегает.
Секретная лаборатория Иоганна Гюльденштедта при Артиллерийском комитете, рожденная в процессе создания огневой смеси для ракет, еще летом получила задание придумать взрыватель и начинку для гранаты. Не сказал бы, что у них вышло что-то убойное, но прогресс был налицо — металлическая оболочка с насечками, шрапнель внутри и, вместо фитиля, пороховая запальная трубка из гусиного пера, начиненная смоченным винным спиртом молотым порохом и прикрытая пластырем. Поджигать такую трубку приходилось с помощью кремневого мушкетного замка.
Под эту гранату мы с Подуровым разработали инструкцию ее применения. Полностью отказались от старой концепции, когда гренадеры, построившись в несколько шеренг, по очереди метали гранаты — задняя шеренга поверх голов вставших на колено первых рядов, за ней предпоследняя и т.д. Теперь гренадеры в ротах должны были применять гранаты при штурме или защите укреплений — или забрасывать наступавших на бастионы, или, наоборот, выбивать противника, засевшего за любыми стенами. Предполагалось вооружить оборонительными гранатами и егерей, действовавших в рассыпном строю (2).
— Нам бы эти бомбочки в Саксонии очень бы пригодились, Тимофей Иванович, — вздохнул я, когда посмотрел испытания на полигоне. — Куда меньше потерь было бы, когда от цесарцев на редутах отбивались.
— Согласен, государь! И когда Кенигсберг штурмовали, могли легче пруссаков выбить из равелинов. Зело полезная штука эти гренадки.
— Разворачивай производство поближе к театру военных действий. В той же Варшаве или где-нибудь под Берлином, — я повертел в руках рифленый шар, вздохнул из-за примитивности его взрывателя и положил обратно в гренадерский подсумок из прочной кожи, в котором должны были хранится две гранаты и патроны. По крайней мере, эти «гренадки» куда более безопасны для своих владельцев, чем для противника. — Обязательно ими нужно снабдить гарнизон Крепкого Орешка-на-Босфоре. Как там дела, есть известия?