Основным приемом становится антропоморфизм: животные, насекомые, птицы переодевались в человеческую одежду и наделялись людскими качествами, свойствами и пороками. Они выполняли одинаковые с людьми действия. Люди также работали и действовали в несоответствующей обстановке: «мужики на улице заезки (заколы для рыбной ловли) бьют, они рыб ловят». Животные использовались необычным образом: «Фома едет на курице, Тимошка – на кошке»; «мужик комарами пахал, дубинкою погонял».
По сравнению с сказками антропоморфизм небылиц имеет свои особенности. Сходство проявлялось в очеловечивании животных, однако в сказке животное выступает как носитель определенных качеств: лиса отличалась лукавым нравом, оказывалась изворотливой, способной к воровству; медведь, напротив, всегда неповоротлив и недогадлив.
В небылицах характеристика меняется. Приведем некоторые небыличные песенки, в первой из них представлены переодетые животные, а во второй – ряженые животные пляшут:
Ульяна, Ульяна,
Садись-ка ты в сани,
Поедем-ка с нами
В нову деревню.
В новой деревне
Во старом селеньи
Много дива увидишь:
Курочка в сережках,
Козел в новых портках,
Коза в сарафане,
А бык в кожане,
Утка в юбке,
Селезень в жерельях,
Корова в рогоже —
Нет ее дороже!
У нашего Данилы
Разыгралася скотина,
И коровы и быки
Разинули кадыки,
Утки в дудки,
Тараканы в барабаны;
Коза в синем сарафане,
Во льняных штанах,
В шерстяных чулках,
Вол и пляшет,
Ногой машет,
Журавли пошли плясать,
Долги ноги выставлять,
Бух, бух, бух.
Семья коз выполняет крестьянскую работу:
Козел муку мелет,
Коза подсыпает,
А маленьки козляточки
В амбарах гуляют.
По форме небылица представляет собой краткую сюжетную зарисовку, бытовую картинку с конкретным содержанием без зачина и концовки. Приведем пример небылички, где действующими лицами являются насекомые: тараканы, комар, вошь, блоха:
Таракан дрова рубил,
Комар по воду ходил,
В грязи ноги завязил.
Блоха поднимала —
Живот надорвала.
Вошка баню топила,
Гнидка щелок варила,
Вошка париться ходила,
Со угару-то упала,
На лохань ребром попала,
Слава богу околела,
Всему миру надоела.
Сюжетная законченность описания, насыщенность конкретными деталями, наглядные несообразности обуславливают смысловую емкость, точную и зрелищную передачу действий
Композиционно перевертыш состоит из картин-действий, расположенных цепочкой и слабо соединенных друг с другом. В нем происходит перестановка объекта действия или признаков, характеризующих разные предметы. Иногда эта словесная забава «принимает характер игры в обмолвку»:
Где это видано,
Где это слыхано,
Чтоб курочка бычка родила,
Поросенок яичко снес,
Безрукий-то клеть обокрал,
Нагому за пазуху наклал,
Безногий вприпрыжку побежал
Концовка в небылицах отсутствует или не влияет на основное содержание, воспринимаясь как законченное резюме:
Гнида щелок щелочила,
Вошка париться ходила,
Со угару-то упала,
На лохань ребром попала.
Слава богу околела,
Всему миру надоела.
Некоторые исследователи полагают, что зачин, напротив, играет важную семантическую роль: «в нем сразу подчеркивается, что речь идет о чепухе, небыли, в которую не верят»[185].
Повествование в небылице ведется от первого или третьего
У нашего Данилы
Разыгралася скотина.
Или:
Жил я у матушки
В сосновой избушке.
Спал на подушке,
На перинушке.
Характер рифмовки в небылице разнообразен. Наиболее распространены смежные рифмы:
А хозяин на печи обувается,
А медведь на дороге повивается,
А свинья под мостом овес толкет,
А лягушка на дворе песенки поет[186].
Пример перекрестной рифмы в сочетании с внутренней:
Козел муку сеет,
Коза подсевает,
А барашки крутоторожки
В дудочку играют,
А сороки-белобоки
Ножками топ-топ,
А совища из углища
Глазами-то хлоп-хлоп[187].
Часто встречаются внутренние рифмы в сочетании с парными
Скок-поскок,
Молодой дроздок[188].
Перевертыши различаются по жанровой модели; иногда это коротенькая прибаутка:
Эх, сапоги у меня на вате,
А поддевка на скрипах.
Да я на пегой на телеге
На сосновой лошади.
Но может быть и целая песенка:
Лыко мужиком подпоясано.
Ехала деревня середь мужика,
Глядь из-под собаки лают ворота;
Ворота-то пестры, собака-то нова.
Мужик схватил собаку
И давай бить палку.
Собака амбар-то поджала
Да в хвост и убежала.
Изба пришла в мужика
Там квашня бабу месит.
Встречаются перевертыши в форме нарратива:
Я встал поутру, обулся на босу ногу, топор надел, трое лыж за пояс подоткнул, дубинкою подпоясался, кушаком подпирался. Шел я не путем не дорогою; подле лыков горы драл; пошел я в чисто поле, увидал: под дубом корова бабу доит. Я говорю: «Тетенька, маминька, дай мне полтора молока пресного кувшина». Она не дала. Я вышел на улицу: тут лайка собачит (вм. собака лает) на меня; мне чем обороняться? Я увидал: на санях дорога, выхватил из оглобель сани, хлысть лайку и пошел домой.
В данном случае сюжет разворачивается как необычная история, которая приключилась с самим рассказчиком. Е.М. Левина полагает, что даже в том случае, когда присутствуют «мотивы прозаической небылицы, повторы ритмически их организуют».
В качестве примера она ссылается на опубликованный П.В. Шейном текст «былинной» небылицы, исполняемый в детской аудитории, отмечая наличие эмбриональной рифмы и построение по законам силлабо-тонического стихосложения:
…Да не курица на ступы соягниласе,
Корова на лыжах прокатиласе,
Да свинья в ели-то ведь гнездо свила.
Да гнездо свила да детей вывела.
Малых деточек да поросяточек.
Поросяточка всё по сучьям вися,
По сучьям вися и полететь хотя[189].
Обоухая свинья
На дубу гнездо свила,
Поросила поросят
Ровным счетом шестьдесят.
Распустила поросят
Все по маленьким сучкам.
Поросята визжат,
Полететь яны хоцяць[190].
О.И. Капица отметила, что к небылицам примыкают так называемые «большие песни». В большинстве из них действующими лицами являются животные, которые действуют подобно людям. Наиболее распространенными она считает следующие: «Козел», «Сватовство совы», «Война грибов», «Чечотка», «Смерть и похороны комара», «Поедем-ко, женушка, домик наживать», «Жил я у попа».
Подобные песни П.В. Шейн называет сатирическими и скоморошными. «Почти все они, – замечает он, – отличаются явным сатирическим характером, смысл и цель которого с течением времени сгладились, вследствие чего они в значительной степени потеряли совершенно интерес для людей старших поколений. Но, благодаря обилию аллитераций, тавтологий и рифмы, а равно легкости для запоминания их несложных музыкальных мотивов, они, так сказать, сами напросились своими неоцененными услугами матерям, нянькам, пестуньям, для которых они являлись самыми желанными, самым удобным и подходящим средством занимать и забавлять приятным образом своих и чужих малюток. Эти малютки, выросши и возросши до отроческих лет, сами с удовольствием начинают употреблять эти самые песенки и прибаутки»[191].
Отсутствие точной терминологии привело к тому, что в первом собрании «Русских народных песен» П. Шейн поместил эти песни в детский отдел, а в «Великоруссе» перенес их в группу юмористических песен для взрослых.
Среди больших песен в первую очередь укажем на распространенную у русских, белоруссов и украинцев песню о «козле». О.И. Капица приводит более 10 вариантов песни. В ней рассказывается о том, что любимый бабушкин козлик отправился в лес погулять, а там его растерзали волки. Профессор В.Н. Перетц указывает на прототип этой песенки, находящийся в сборнике польских песен Гинтовта и Рудницкого, относящемся к 1713 г.[192]
Приводим начало наиболее распространенного варианта этой песенки:
Жил-был у бабушки серенький козлик,
Бабушка козлика очень любила.
Вздумалось козлику в лес погуляти,
Напали на козлика серые волки,
Остались от козлика рожки да ножки.
После каждой строки повторяется припев «Вот как, вот как» и два последних слова. Постепенно простой по структуре текст развивается в наполненную разными событиями песню, где козел встречается с волками и погибает.
В начале бабушкин козел похваляется:
Семь волков убить