Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки — страница 27 из 62

Е. Р.: Послушайте, стадом всегда проще управлять. Вот оттуда ветер дует. Понимаете? Отсюда все эти «форматы».

Н. Р.:Я-то понимаю. И вижу, как таланты зарываются.

Е. Р.: Нет, не все зарываются. Если говорить о литературе, то при наличии соцсетей автору вообще никто не нужен! Коммуникации изменили мир, никто не закопает заживо хорошего писателя.

Н. Р.:Парадокс: чем лучше порой написаны тексты, тем сложнее их превратить в книги. И соцсети не помощники здесь.

Е. Р.: Послушайте меня: деньги зарабатываются на массовке. Издание книг – это бизнес. В целом, конечно, идет некая сознательная дебилизация населения. Для удобства управления: тут совершенно понятная история! Что касается меня, то я написал, считаю, лучшую в стране книгу о борьбе с наркотиками «Город без наркотиков». Она написана кровью сердца. Еще в 2014-м. С Мариной Кудимовой мы книгу эту делали. Книга разошлась огромным тиражом, была во всех подразделениях по борьбе с наркотиками. Кстати, «Невыдуманные рассказы» мои тиражом пятьдесят тысяч экземпляров разлетелись. «Икона и человек» – так там книга вообще на первой же презентации кончилась, вы понимаете?

Н. Р.:А что издатели говорят, будут допечатки?

Е. Р.: Это вопрос к издателям, я сейчас отошел от литературных дел, много другого происходит. Хотя… у меня ведь сумасшедшая совершенно фактура собрана! Ведь через мою приемную мэрскую в Екатеринбурге тринадцать тысяч человек прошло! Какие судьбы, какие истории, с ума сойти!

Н. Р.: Трагедии?

Е. Р.: Не то слово. Шекспировские! Надо эту вот книгу делать обязательно, Дмитрий Быков предлагает назвать ее «Личный прием». Разумеется, имен настоящих не называть. Это будет что-то очень мощное. Я так думаю.

Н. Р.:Вот еще о чем хочу поговорить. Недавно сделали мы интервью с Улицкой. Так вот, спросила я ее, что она думает о введении биоэтики в школах и может ли как-то повлиять на это, ведь «имя» открывает многие врата… Вас хочу спросить о том же, а также о том, что думаете о законе «Об ответственном обращении с животным» и статье 245 УК «О жестоком обращении с животными».

Е. Р.: Да у нас некоторым людям хуже, чем животным! А вы говорите…

Н. Р.:Мы тоже приматы. И к чему сравнивать, говорить «или люди, или животные»?

Е. Р.: Я так отвечу: многое зависит от позиции первых лиц. Взять ту же охоту – это осознанное убийство. Только серьезное массовое возмущение общественности может помочь переломить ситуацию. Александр Осовцов как-то преподал мне хороший урок. А у него, у Осовцова, был самый большой в России зоопарк – там жил и ослик со сломанной ногой, и рептилии редкие, и певчие птицы, и свора собак выброшенных… А я занимался своим реабилитационным центром. Для людей. И вот он мне так тогда сказал: «Я никогда не буду это поддерживать, потому что в проблемах людей животные не виноваты, а вот в проблемах животных виноваты именно люди!». Я сталкивался с самым разным отношением к животным. Как главе города, мне приходилось очень непростые решения принимать. Например, кого-то укусила собака, пишут жалобу – и я должен по идее отстрел вызывать… и это мой выбор: спасти собаку или вызвать «этих» с автобазы. Каждый раз это выбор, понимаете? Будучи мэром, я часто встречался с людьми во дворах… и если дело животных касалось, люди часто на два лагеря разделялись. Помню, бабуся одна кричала в ответ на чье-то требование убрать собаку: «Да я тебя сама отстреляю!». Ну а что касается биоэтики в школах, то не уверен, что это надо формализовать. Все нормальные дети читали Сутеева, Чарушина, Бианки… Я считаю, это часть домашнего воспитания, это должно из семьи идти: гуманность.

Н. Р.:Должно б, но не идет. И не все «нормальные дети» читали этих авторов… в стране расцвет живодерства, нельзя молчать уже об этом, немыслимо. Закон фактически не работает, люди творят страшные вещи, в том числе «детишки», по которым колония плачет. Издевательства над зверьем – первый шаг к преступлениям другого плана, впрочем, это тема отдельного разговора… А какие у вас в целом ощущения от своего «мэрствования» екатеринбургского? Что удалось, чего не успели и хотели ли бы быть переизбранным снова?

Е. Р.: Послушайте. Местное самоуправление до выстраивания вертикали было минимально политизировано. Это разные ветви власти – и не хотелось бы, чтоб эта «осиновая» вертикаль пробивала все это… сейчас пока в Екатеринбурге нет мэра, скоро будет назначенец. И это будет человек, который будет нравиться губеру, подчиняться ему. Человек, который избирался на прямых всенародных выборах, подочтетен только своим избирателям. А тот, кого назначают, отчитывается только перед назначенцем, все просто. Надо вернуть выборы, ведь через них в городскую политику втягиваются избиратели, растет общественная активность горожан… Хотел ли бы я снова стать мэром? Многое уже сделано, и вообще, я в любом случае живу в Екатеринбурге, я доступен для людей.

Н. Р.:Если говорить о политике, то…

Е. Р.: А что о ней говорить? Я к политике отношусь как к стихийному бедствию: ну снег, ну дождь.

Н. Р.:Я так с детства к людям отношусь: снежный человек, человек дождя…

Е. Р.: Хорошо, о политике: если не можешь изменить ситуацию, ты в ней просто не участвуешь. Вот культура, история – это вечно. А политика… приходят люди и уходят. Знаете, как Ленин Инессе Арманд писал в январе 1917-го? «Пью пиво, катаюсь на лыжах – в России никогда ничего не произойдет». А потом произошло…

Н. Р.:Вы очень известны как коллекционер – расскажете о своем собрании, с чего все началось?

Е. Р.: Чтоб вы понимали: я когда учился в университете, бывал во всех подвалах и на всех чердаках, грубо говоря. Ну и мне художники дарили свои картины. Когда появились деньги, я стал картины покупать. И в середине 90-х у меня обнаружилось большое собрание. Музеи тогда андеграундом не занимались – у меня много чего собралось… Лет тридцать назад я стал совершенно осознанно собирать наив, у меня самая большая в России коллекция наива. Попов, Любаров, Курыгин, Варфоломеев, Коровкин… Самое качественное собрание: была возможность и реставрировать, и хранить… Когда я был в Лозанне, я сходил там в знаменитый музей «Арт-Брют». Тогда-то и подумал, что могу сделать свой музей. Сделать его именно интересным. А вот мэр Генуи, когда я туда поехал, показал мне Палаццо Росса – там первая линейка художников барокко… семья завещала городу свою коллекцию «для умножения художественного великолепия Генуи»! А вы знаете, что до революции все музейные собрания России так и формировались? После революции, конечно, конфискат, отнятое имущество… Ну, в общем, я решил возродить традицию, начать с себя. Будучи главой города, передал Екатеринбургу свою личную коллекцию: так появился Музей наивного искусства. Кстати: сознательно такое вот сделал 125 лет назад Третьяков. Запомните: хотите сделать себе имя – собирайте современное искусство!

Н. Р.:У вас, кажется, еще и единственный в стране частный музей иконы?

Е. Р.: Я создал его в 1999-м и сделал все возможное, чтобы доказать: это самая поздняя русская иконопись – уральская горнозаводская, старообрядческая иконопись. У меня большой архив, в музее ведется постоянная научная работа. Но это не единственный частный музей иконы – в Москве в 2006 году появился другой очень мощный Музей русской иконы Абрамова. Он отслеживает все аукционы, вытаскивает иконы из зарубежья, в том числе украденные. В сегодняшней стране два музея русской иконы, мой и абрамовский. Оба бесплатные – и оба придумали евреи!

Н. Р.:Сейчас это – открытие музея – назвали бы, вероятно, своего рода патриотизмом: слово стало модным.

Е. Р.: Я не патриот, я родину люблю. Это разные вещи. Я вот общался с детьми и спрашивал их: как думаете, «патриотизм» и «любовь к родине» – одно и то же? Многие понимают, оказывается, что разные это вещи! Патриотизм – это экзальтированная демонстрация любви, а любовь к родине от сердца идет.

Н. Р.:Почему-то ошибочно считается, будто не нужно говорить о собственной благотворительности. Но как же люди узнают о том хорошем, что все-таки происходит вопреки, а не благодаря! Расскажете о своем хосписе?

Е. Р.: Расскажу. Сначала это была просто идея. Я поговорил с Лизой Глинкой. С губернатором Мишариным поговорил. Объяснили мы ему, что это надо делать. Нашли помещение, я очень помогал, вплоть до субподрядчиков… А когда сам стал главой Екатеринбурга, мы уже создали паллиативное отделение, хоспис. У нас один из лучших хосписов в стране. Нюта Федермессер приезжала. У нас более 50 коек… Но вообще в нашей стране, конечно, нельзя стареть и болеть!

Н. Р.:Это да, нельзя.

Е. Р.: Смотрите, к нам в город приехал один уважаемый человек. Читал лекцию. Говорил о цифровой экономике, о том, что страна как-то выровнялась. Но что значит выровнялась… И что такое вообще демократия? Демократия – это честные выборы и регулярно сменяемая власть. И если этой смены не происходит вовремя, то ее, власти, цель – удержание своих позиций. Мэром города должен быть человек, родившийся в этом городе, а не назначенец. Человек, который по-настоящему свой город любит и знает. А на региональном уровне… на выборы губернатора никогда не выпустят ни одного человека, способного эти выборы выиграть, для этого нужен муниципальный фильтр.

Н. Р.:Кого видите следующим мэром Москвы, если пофантазировать?

Е. Р.: Михаила Прохорова. Он всегда умел выбирать лучшее. И он на благотворительность тратит более ста миллионов евро. Но страна надела сапоги, вы понимаете? Мы просчитали, допустим, сто вариантов развития событий, но здесь произойдет сто первый. Это Россия.

Н. Р.:Что о вас, экс-мэре города, запомнят жители Екатеринбурга?

Е. Р.: Запомнят обо мне две вещи: это был мэр, к которому в кабинет мог попасть любой горожанин. И еще: это был мэр, который никогда не брал взяток.