Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания — страница 18 из 50

– Выходит, машина надлежащим образом не застрахована, раз нет полиса ОСАГО, – радостно вынес приговор снежный ефрейтор.

– Постойте! Здесь же черным по белому написано, что у меня полная страховка: КАСКО. На все случаи автомобильной жизни! Вы что, не понимаете?

– Нарушаете, значит… – умело выстраивал свою властную вертикаль служивый. – Если у водителя нет документа о его гражданской ответственности, машина обязана быть иммобилизована.

Получается, гаишный снежный снайпер даже знал иностранные слова! Плохо дело…

Я ощутил себя обреченным, как житель Африки, которого посылают учиться в Воронеж. Но тут мой палач почувствовал, что уж слишком меня запугал. Видимо, ефрейтор решил, что несколько перегнул палку с «иммобилизацией» моего авто: еще чуть-чуть – и я брошу машину в голой тундре и убегу в пургу, чтобы в отчаянии зарыться с головой в снег… И великодушный Пупкин предоставил мне шанс для компромисса с совестью:

– Наверное, квитанция ОСАГО у вас есть, только вы ее не взяли с собой. А это и есть грубое нарушение… Вы можете позвонить домой и попросить, чтобы вам ее привезли. Но это вовсе не освобождает вас от ответственности перед законом… Закон – это основа нашей жизни…

Он говорил так же легко и обильно, как Фидель Кастро с трибуны, причем в отличие от кубинского «лидеро максимо» менту с московской набережной вовсе не нужно было народного ликования. По парню явно плакали обе «России» – и «Единая», и «Справедливая», – где на фоне нынешних пресных депутатов ефрейтор легко сошел бы если не за новоявленного Жириновского, то хотя бы за Цицерона. Но мне было не до ментовской элоквенции, мне надо было домой.

– Сколько? – хрипло выдавил из себя я.

– Чего сколько? – на всякий случай переспросил ретивый постовой.

– Рублей, естественно, – не скрывая усталости и раздражения, уточнил я и добавил извинительно: – Меня дома ждут.

– Попытка дачи взятки должностному лицу карается в соответствии со статьей… – начал накручивать красноречивый ефрейтор. Но я достал самую внушительную российскую банкноту – день выдался на редкость неудачным: меньше купюр у меня с собой, как назло, не было – и положил ее ефрейтору в бардачок, рядом со штопором, прозванным еще с советских времен «спутником агитатора». Словно не замечая моих манипуляций, ефрейтор отдал мне мои казенные бумажки, продолжая при этом непрерывно звучать:

– Я обязан составить протокол. Ваше нарушение облагается штрафом в сто… – Он приоткрыл перчаточный ящик, проверил на глазок, не прикасаясь, номинал положенной мною банкноты и поправился: – Нет, в пятьдесят рублей. Если, конечно, протокол о нарушении дойдет до вас по почте. Сейчас, знаете ли, почтовые службы так плохо работают…

Маска великого инквизитора на его скуластом лице растаяла, и вокруг хитрых глаз проявились лукавые морщинки.

– Мне надо вон в ту сторону, – показал я, опасаясь, что, если опять пересеку невидимую двойную разделительную линию, во второй раз стану врагом ГИБДД. – Как мне развернуться?

– Да делайте, что хотите, – благодушно разрешил Пупкин. – Мы кредитов не оформляем!

Его логика была проста, как капустная кочерыжка: раз я заплатил ему за индульгенцию, значит, мог теперь нарушать права, сколько моей душе угодно. Но исключительно на территории, подведомственной в этот вечер снежному ефрейтору.

Для справки: протокол о страшном нарушении так до меня и не дошел. Ефрейтор был прав. Сейчас не лучшее время не только для почтовых служб…

Так я потерял в Москве-столице мою водительскую невинность. С тех пор многие тонны мутной воды утекли в Москве-реке. Я освоил почти все хитроумно организованные гаишниками многочисленные платные повороты в городе и в области и научился давать взятки бравым инспекторам дорожной милиции с такой же непринужденностью, как достаю из кармана брюк носовой платок. А недавно увидел у сына категорически отечественную компьютерную игру «Накорми гаишника». Суть ее в том, что играющий управляет рукой стоящего на посту доблестного сотрудника милиции. По дороге мчатся машины, а задача играющего – так ловко вытягивать телескопическую руку гаишника, чтобы захомутать в трафике самые «денежные» автомобили. Например, жигуль приносит блюстителю дорожных нравов каких-то жалких два-три червонца, скромная иномарка – немногим больше. Зато джип – «Поджарый» или «Широкий» – или там «мерин» в случае превышения скорости может быть обложен данью до тысячи рублей. Побеждает тот, кто в короткий срок соберет как можно больше взяток, о чем свидетельствует лицо гаишника.

Дело в том, что, чем активнее трудится алчная рука, тем шире становится лицо гаишника. Оказывается, не такое уж это простое дело – собирать взятки! У меня, хронически бездарного в электронных играх, физиономия милиционера едва припухла. Зато стараниями моего сына, поднаторевшего в компьютерных забавах, она стремительно наелась на несколько десятков сантиметров. Получается, что в стране, где борьба с коррупцией периодически объявляется «главным приоритетом» государства, и собирать взятки нынешней молодежи куда проще, нежели нам, ветеранам филологической катастрофы. Что поделаешь? Гуманитарии – люди уцененные в эпоху Абрамовича и К°.

Ко многому я приучился на моей столь обильной на всякого рода сюрпризы исторической родине, но вот только к одному никак привыкнуть не в состоянии. Решительно не могу согласиться с тем, что инспектора ГИБДД, останавливающие мою машину, сразу лезут… целоваться!

Первый раз я заметил это, когда ехал вместе с женой от моего приятеля, живущего буквально в пяти шагах от меня. Шел дождь, и я – то ли по лени, то ли по глупости – поперся в гости к приятелю на машине. Попили чаю, поболтали о том, о сем… Несмотря на то, что на столе стояли две бутылки красного вина, я ни капельки спиртного не пригубил. Как в воду глядел: на обратном пути только я выехал на Остоженку, как узрел полосатый жезл дорожного инспектора, приказывающий мне остановиться.

Я встал, опустил стекло на водительском окне – и в ужасе отпрянул в сторону: здоровенный дядя в голубой милицейской униформе, дурно пахнущий прелыми сапогами, дешевым табаком и тройным одеколоном, просунул в мою машину голову в фуражке-аэродроме и полез на меня! Чем глубже я прятался в салоне, избегая его гнилостного дыхания, тем настойчивее инспектор змеей вползал за мной, словно страстно желал облобызать меня, как Брежнев Хонеккера. Мне, отличающемуся вполне банальной, вовсе не востребованной в нашей стране, сексуальной ориентацией, эта эротическая одержимость работника милиции показалась, мягко говоря, более чем странной.

– Что вам от меня надо? – взвизгнул я, сорвавшись на дискант.

– Документы, пожалуйста, – устало произнес инспектор, шумно, как примат в зоопарке, понюхавший воздух у моего лица и разом разочаровавшийся в жизни. – Проверка на дорогах.

И тут до меня дошло! Гаишник вычислял, не выпил ли я. Однако ни вином, ни водкой от меня – к его вящему сожалению – не пахло. После же того, как его первобытный офтальмологический тест не принес ожидаемых результатов, наша встреча и вовсе превращалась в пустую формальность. Правда, милиционеру еще предстояло с достоинством выйти из патового положения. Он так грустно смотрел на меня, что мне стало стыдно из-за того, что я не алкоголик.

– Понимаете, я не пью и не курю, – промямлил я извиняющимся тоном.

– Чего только не бывает, – философски протянул гаишник. – Если человек не пьет и не курит, значит, у него своей дури в голове хватает…

Пауза. Впрочем, тишина умиротворения царила недолго.

– Так, ладно, – произнес инспектор, убедившись в том, что все документы у меня в полном порядке. – А бортовая аптечка у вас есть?

– Есть, – кивнул я. – Сзади прикреплена. Показать?

– Не стоит… А запасное колесо есть?

– А как же? Показать?

– Не стоит… – грустно сказал гаишник, которому я теперь был совсем не интересен. И тут он взглянул на мою жену, сидящую рядом. – Это что такое? Почему пассажир на переднем сиденье не пристегнут?!..

Конечно, я легко мог бы начать быковать: доказывать, что абсолютное большинство водителей в Москве вообще никогда не пристегивается, что даже сами работники милиции чаще всего ездят без ремней безопасности… Но я покладисто признал меа кульпа: многозначительно развел руками – дескать, ну что с пассажиров, да еще с женщин, возьмешь?! И тут совершенно неожиданно ко мне на помощь пришла жена.

– А я тортик везу! – не без игривости произнесла она и показала перевязанную ленточкой картонную коробку, в которую друзья положили большой кусок вишневого пирога для нашего сына.

Инспектор ГИБДД не гадал, не чаял о таком повороте ситуации.

– Тортик! – мечтательно произнес блюститель порядка. И вдруг по его каменному челу промелькнула тень человеческих эмоций, которые слуга порядка поспешил подавить в самом зародыше: – Тортик это хорошо. Но пристегиваться все равно надо!

– Безусловно, надо! – заворковала моя жена. – Вот только тортик мешает… – Она приподняла коробку двумя руками и озорно покачала ее.

Растерянному инспектору ничего не оставалось, как разрешить мне убраться восвояси. Повернув на Садовое кольцо, я не без раздражения спросил у жены:

– Чего ты это ему про «тортик» понесла?

– Сама не знаю, – призналась жена. – Так получилось… Но, как видишь, даже гаишники любят сладкое.

Мораль этой короткой истории, являющейся исключением, которое подтверждает правило? Она проста: и в московском милиционере, если очень постараться, можно найти гуманное начало. Правда, это редко получается без банковских купюр внушительного номинала, но случаются исключения.

– Советский народ надо понимать! – внушает мне товарищ-коллега. – Если ты за рулем, то не пей вина. Не изображай из себя Гертруду ты не в Датском королевстве!.. Лакай водку и будешь с гаишником на одной спиртовой волне. Наверняка мент хлопнул стакан-другой «огненной воды» перед заступлением на государственный пост…

– С советским народом надо уметь разговаривать! – не устает наставлять меня товарищ-банкир, много лет ездивший по необъятным российским просторам вообще без прав. – Вдумайся только: гаишники – ангелы по сравнению с инспекторами налоговой полиции.