И в домовитом Сереге проснулись гены далеких предков-крестьян! Вскоре по всей казарме появились аккуратные горшочки, в которые были высеяны Васькины подарки. Не прошло и нескольких недель, как в гумусе, бережно орошаемом Серегиными стараниями, пробились первые зеленые росточки. А еще через несколько недель в горшках выросли небольшие, робкие кустики. Особенно мясистыми они оказались в Красном уголке, где вокруг портрета Ленина, вечно освещаемого горячими лампами, Сережа устроил целую теплицу. Местное воинское начальство, неожиданно осознавшее, чем оно теперь может отличиться на всеармейском смотре, извивалось от удовольствия и отметило Серегу перед строем за ударное озеленение казармы.
Но вскоре все листики у теплолюбивых растений оказались тщательно, словно под бритву, срезанными.
– Это что за браконьерство? – удивился старшина Кочержук, вызвав Серегу к себе в коптерку.
– Никак нет! – по уставу пролаял Сережа, пожирая командира глазами. – Просто растение оказалось однолетним. Поэтому и бережем его согласно правилам научной селекции.
– Ладно, если так, – сменил гнев на милость казарменный начальник, ровным счетом ничего не понявший из Серегиного объяснения. – Но только – беречь согласно официальным правилам!..
А в это время на плоской крыше казармы ребята, пользуясь первыми весенними деньками, с энтузиазмом сушили анашу. И вот в долгожданный вечер все прыщавые пацаны, вынужденные убивать свою молодость во славу сытых дядей из Минобороны, разом затянулись на жестких нарах и уплыли в страну райских кущей!.. Наутро старшина Кочержук зашел в казарму и почуял, несмотря на вонь от портянок, немытых тел и сапожной ваксы, незнакомый сладковатый душок.
– Курите, раздолбаи, черт-те что! – возмутился старшина. – Вам чего, «Беломора» не хватает?!..
– Никак нет, товарищ старшина! – тут как тут был предупредительный Сережа. – Но от этого сорта махорки комаров не бывает.
– Ишь ты?! – подивился доблестный старшина Кочержук из всех горячительных напитков предпочитавший керосин. – Дай-ка спробовать!
Серега ловко скрутил козью ножку из обрывка «Красной звезды» и угодливо сунул ее начальнику. Тот задвинул самокрутку себе в пасть, похожую на зев огромного кошелька, чиркнул спичками и затянулся. В казарме воцарилась напряженная тишина. Тут Кочержук резко и пискляво икнул. Так громко, что аж нары задрожали! Старшина смешался, по-черепашьи втянул голову в гимнастерку и брезгливо сморщился:
– Ни-и-и! Баловство все это. Такой первачок меня не забирает… Им только мух травить…
Тем не менее самокрутку досмолил, растоптал ее сапогом, бросил старательно в мусорку и встал, потянувшись до хруста в суставах:
– Ну, хватит, шпендрики, валандаться! Стро-о-йся!..
В общем, вот такой получился «Вбрюхелес»! Пока в советском министерстве обороны выпускали указы об обеспечении хоть какой-нибудь обороноспособности, защитники социалистического Отечества занимались селекционной работой с марихуаной похлеще самих голландцев. Впрочем, в дальнейшей жизни опыт этот Сергеем учтен не был. Если говорить о загрязнянском Сережином начинании с сельдереем и зверобоем, то было оно совершенно безобидным, таковым на века и осталось. Ибо Серега, натура метущаяся и азартная, стремительно запал на другую, как он до сих пор частенько говорит, «наработку».
До конвейерного выпуска портянок а-ля Рублевка он пока что не додумался, но лицом в грязь тем не менее не падал. Тем более что на одном из смежных с «Вбрюхелесом» предприятий, как грибы из-под земли, откуда-то образовались десять вакантных бочек с жидкостью непонятного цвета и еще более неясного назначения. Один из владельцев предприятия-смежника, в прежней, советской, жизни – комендант загрязнянского Дома глухонемых и нештатный автор газеты для глухих «В одном строю» (так еще при Брежневе лично Суслов переименовал газету «Жизнь глухих»), стал теперь лихим бизнесменом. По старой памяти он предложил Сереге эти пластиковые емкости – каждая по сто литров – забрать. Безвозвратно и бесплатно. Сказал доверительно:
– Делай с ними, Серый, что хочешь, только бочки потом уничтожь.
Сереже, сознаемся, это сразу не понравилось.
– Как же так? – напрягся он. – Сыр бесплатным бывает только в мышеловке, и то – в Чернобыле.
– Какая мышеловка, братан! Тут такая «фенаберия» образуется, что хоть кишки сам себе выкручивай! Одному суждено быть на бабах, а другому – на бобах… Понимаешь, братан, достались нам эти бочки от одного стремного предприятия. Привезли, кидалы хвостатые, тару к нам и говорят: «Пользуйтесь, мужики! Если захотите, можете даже и продать». Спрашиваем: «А что в бочках-то?» Они говорят: «Жидкость универсальная! От «военки» нам досталась… Так что делайте из нее, что угодно: от взрывчатки до космического топлива!» Мы сначала клюнули на халяву, а потом поняли: попали! Как палец в зад – попали под самое не могу И по-крупному!.. Куда эти бочки подлые девать-то?! Только место на складе занимают. Решили, блин, спустить эту гребаную жидкость в Речку, так она на двадцать сантиметров желтой пеной вспухла вплоть до Владимира.
– А как же рыба? – поинтересовался сердобольный Серега. – Флора, там, фауна разная?..
– Да откуда ей там быть, братан? – удивился экс-предводитель немых. – Рыба в Речке уж лет двадцать, как вся повымерла. Как в Швидково красильню построили, так вся плотва в одночасье и окочурилась… Короче, от сорока бочек мы, тем не менее, кое-как избавились. Пока пустые емкости жгли, два раза пожарники приезжали – они в жизни большего чада не видели! В общем, теперь осталось только десять бочек. Как брата родного прошу: забирай их к чертовой матери! А то полная жопа выходит. Куда хочешь, забирай от греха подальше!.. Мужик ты головастый, наверняка сообразишь, что с ними сделать.
– Допустим, – почесал сивеющую голову Серега. – А что в них все-таки?
– Хрен его знает! – признался бывший командир глухих и на всякий случай пятистопно выругался. Потом доверительно добавил, зачем-то понизив голос: – По-моему, что-то очень мыльное…
– Скажем: жидкое мыло, – подытожил Сергей. – Из этого и будем исходить в нашей коммерческой операции… Лады, беру!
Дальше, как рассказывал мне Серега, он, не долго думая, решил действовать по давно проверенному в эпоху демократического централизма методу социалистического соревнования. У пристанционного пивного киоска собрал на пару «огнетушителей» с портвейном загрязнянских алкашей и обратился к этим дежурным бойцам железнодорожного перрона с деловым предложением:
– Есть, кореша, товар. Десять бочек. Жидкое мыло. Дело чистое, без базара… Кто первым две бочки кому-нибудь затолкает, получит премию: ящик водки.
Задачи поставлены, цели ясны, за работу, товарищи! Неделю спустя к Серегиной даче явился Колян по кличке Циркач. После первого, разминочного, стакана он закусил с чувством собственного достоинства ириской «Крепыш» и поведал, что через подругу мужа тетки вышел на Лихоберецкий ассенизаторский центр, где согласились взять не то что две, а сразу три бочки! Правда, денег у золотарей хронически не водилось, зато – все по-честному! – они предлагали бартер: партию трусов с начесом. Причем, если бартер партнера устраивал, ассенизаторы, по самую маковку погрязшие за годы начинающейся разрухи в грязи и коросте, даже готовы были наладить с Серегой взаимовыгодное сотрудничество на долгую помывочную перспективу.
Сереге такое понимание исторического момента весьма понравилось. Ведь при его умении крутиться и желании заработать лохматые трусы можно было – в свою очередь – обменять на менее лохматые валенки, валенки – на совсем не лохматые, а даже напротив, эмалированные тазики, китайские же тазики – на вагонку, а уж строительный материал был чистым эквивалентом долгожданной валюты. Почти как нефть или газ. Нет, больше – как спирт! Так и поступили: за грузовик с инкубаторскими трусами Сережа втюрил труженикам фекального фронта все десять бочек – как одна копейка! Одна вот только незадача: у рабочих в Лихоберецком центре, говорят, после помывки Серегиным жидким мылом с рук вместе со специфической грязью стали сходить татуировки. У самых нежных из загаженных пролетариев – заодно и кожа. Как после мазей от чесотки «Три мушкетера» и «Три богатыря»…
Но ассенизаторы оказались народом как страстотерпким, так и тугоголовым: пока они совещались-рядились да собирались подавать в суд на Серегу, тот, как водится, «Вбрюхелес» закрыл, зато открыл новую фирму с иным юридическим адресом. Все – как в аптеке: шито-крыто!
Да, чуть не забыл! Слово свое Сережа, как человек кристально честный, сдержал. Колян-Циркач получил за проявленную инициативу обещанный ящик водки. Благо в пристанционном загрязнянском гастрономе очередной спиртзавод из солнечной Осетии начинал коммерческую акцию под оздоровляющим девизом: «Скажи наркотикам: «Дорого!»
И тут в приполярную державу, где – по земельному кадастру – семьдесят пять процентов территории официально отнесены к «оленьим пастбищам», каким-то случайным тропическим ветром занесло моду на… пирсинг пупка! Естественно, мой деятельный друг не мог остаться в стороне от экзотического веяния. Вспомнив, что в одиннадцатом классе загрязнянской средней школы он освоил специальность сверлильщика, Серега справедливо решил, что ему все равно, что дырявить – железные болвашки для строек нефтегазового комплекса или животы подмосковных красавиц. Тем более что у Сережи появился ценный компаньон – Валерка Цаплин по кличке Мохноног, сосед по улице Xулиана Гримау (Кем был этот знойный поселковый герой, загрязнянцы понятия не имели, зато с энтузиазмом передавали жестами его имя).
У Мохнонога, маленького и суетливого, похожего на черноморского рачка-отшельника без раковины, было лишь одно достоинство. Он отличался упорством в достижении жизненной цели. Правда, цель эта была у него только одна. Как у небезызвестного Родиона Раскольникова – срубить как можно больше бабок.
Мохноног, хулиган со стажем, в первый раз сделал ходку на нары еще в восьмом классе: вскрыл с малолетками чучмековскую клетку с арбузами и сожрал, не отходя от весо