Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания — страница 29 из 50

Лесик словно ждал Сережу – сидел на корточках, опершись на пятки, у дороги, у входа на свой участок, и курил, изредка запивая дым пивом из мутной бутылки. Рядом с Вертоградовым расположился в позе орла здоровенный дядя в таком же, как Лесик, бело-красном олимпийском костюме с надписью «Раша». Спортивный дядя тоже курил, периодически цыкая слюной на пыльную траву, где застыла как Пизанская башня, другая бутылка с пивом. Лесик цепко оглядел Сережу, пребывавшего в своей обычной дачной форме – в динамовских синих трениках и в выцветшей на бледном загрязнянском солнце памятной майке «Олимпиада-80», – и оценил наряд:

– Чем рванее, тем клевее!.. – Показал на ражего дядю с «Рашой»: – Колян, возила мой.

И тут Сережа заметил мордастый джип, стоящий на участке, за оградой из сетки-рабицы. Лесик пружинисто поднялся:

– Пойдем-ка, Серый, на совещание!

Они сели в беседке под яблоней и разлили по стаканам Сережину затируху. Выпили.

– Ну?!.. – требовательно произнес Лесик, отлаженно глядя Сергее чуть повыше глаз.

Сережа не стал ничего говорить, только предложил товарищу сигарету. Опять разлил балдвейн. Вертоградов поднял стакан с маслянистой жидкостью, посмотрел сквозь него на свет и припечатал:

– Натуральный Ленин в Разливе! Где ты только такой скипидар достаешь?.. Ну, говори, Серега, какие проблемы?

Сереже стало так тошно, как никогда раньше не было. Какого черта он тут делает? Только время убивает. Унижается!.. На хрена ему сдался этот толстый мужик, похожий на мясника? Ностальгия по детству – наверное, только ему одному еще известно это забытое чувство.

Однако Лесик, словно проинтуичив Серегины фрейдистские переживания, неожиданно опустил тяжелую, мокрую ладонь на Сережину руку:

– Не парься, Серый… Говори! Мы тут, кореш, разные вопросы решаем…

И Сережу прорвало. Он не разразился рыданиями и не забился головой о стол со вспухшей краской, а просто рассказал тихо о своих долгих блужданиях по стране с неожиданно рыночной экономикой и завершил исповедь недавними газовыми проблемами.

– Да-а-а… – подытожил Лесик Сережино повествование. – Не так страшен черт, как его малютки. Вот что, Серый! С газом я тебе помогу. Как? Не скажу, но наши пацаны и там есть… – Он ткнул пальцем в крышу беседки, как будто именно на ней располагалась штаб-квартира «Газпрома». – Ты только собери из соседей по улице такую команду, для которой и газа не жалко. Сам за дело возьмись, никому не доверяй, понял?.. По весне будешь с газом, Серый, зуб даю!

Олимпийский Лесик свое слово сдержал. И в наше рациональное время случаются чудеса. Не мытьем, так катанием газ в Серегиной латифундии вскоре появился. Все соседи «подписались» под это обыкновенное чудо. За исключением Фимы Яковлевны. То ли она не могла принять, что инициатором благодеяния оказался Сережа, то ли денег вульгарно пожалела, но в число газовых пайщиков принципиально не вошла. «Ну и хрен с ней! – решил Сережа. – Меньше народа, больше газорода». И, казалось бы, принялся он жить-поживать да добра наживать, если бы не произошедшая с ним странная, почти детективная история в духе Эркюля Пуаро.

…Дождливым летним вечером Сережа с энтузиазмом влез в только что возведенную душевую кабину, намереваясь блаженно подставить спину горячему потоку, но вместо теплых струй водопада Виктория на его плечи обрушились воды студеной Ниагары.

– Что за мать твою?! – возмутился Сережа и пошел проверить итальянскую газовую колонку, самую дорогую и ценную вещь в доме. Она почему-то упорно не горела. Сперва Сережа в такую подлость не поверил, но, когда убедился в том, что и на кухне конфорки не фурычат, вообще пал духом. Едва газ провел – и уже такой раскардаш! Обидно.

Чтобы хоть как-то примириться с действительностью, Серега вышел покурить. Дождик прекратился. Сережа прошел в садик, опустился на влажную скамейку у стены, отделявшей его надел от соседского. Едва затянулся, как заметил между двумя рассохшимися досками полоску света. Любопытства ради припал к щели глазом и узрел Фиму Яковлевну чародействующую на кухне. Как обычно бывает после грозы, запахи чувствовались в воздухе с особой остротой. Они перемешались в озоне изысканным букетом. Сережа, последний загрязнянский могиканин, ощущал в их многоцветном коктейле и прощающуюся с коротким летом сирень, и свежескошенную где-то вдали траву, и мокрую землю с унавоженной грядки… И вдруг все перебил сладкий дух свежего, горячего варенья! Клубничного, конечно же!

Серега отбросил сигарету, зажмурился и потянул носом: сомнений не оставалось! Фима Яковлевна торжествующе творила варенье.

«Чудное дело, – подумал Сережа, – раньше, когда эта клизма включала все свои многочисленные электрические плитки и принималась за заготовки, свет в доме «садился» и едва ли не «глох». А теперь напряжение почему-то не понижается… Странно, очень странно! Что-то здесь не так. Явно не так…»

Движимый какой-то потусторонней силой, Сережа принялся крутиться на месте, как щенок за своим хвостом, и, наконец, сообразил, что ему надо сделать. В углу дачного участка прямо у ямы, вырытой для перегноя из сбора скошенной травы и вообще для всякого пищевого мусора, росла сосна. Взглядом опытного стратега Серега моментально вычислил, что, если забраться вверх на несколько веток, на окно соседкиной кухни откроется исключительная панорама. Оставалось только прихватить отцовский, еще фронтовой, бинокль, и можно отправляться в разведку Легким шагом следопыта Серый поспешил к дереву, подпрыгнул с разбегу и попытался, как в далеком детстве, полезть по стволу.

– Ой, блин! – Сережа влип пальцами в смолу и сломал носом корявую ветку, которую не заметил в вечернем сумраке. Удержавшись чудом, он принялся карабкаться по шершавому стволу, сдирая до крови кожу с ладоней о жесткую кору. Поднялся на два человеческих роста и повис на ветке потолще. Заняв выгодную наблюдательную позицию, Серега стянул с шеи завалившийся на спину бинокль, настроил его и принялся лорнировать диспозицию противника. Фима Яковлевна стояла в халате перед выстроенной на столе шеренгой стеклянных банок и плавно развешивала по ним серебряным половником тягучую, вызывающе красную клубничную массу. При этом соседка, глядя на розовую пленку пенок в глубокой глиняной миске, плотоядно сосала пухлую нижнюю губу и даже как будто содрогалась в эйфории всем телом. Впрочем, не исключено, что последнее Сереже, пребывавшему в охотничьем возбуждении, только привиделось. Зато ему совсем не почудилось другое. Фантастическое, невероятное! А именно: справа от Фимы Яковлевны всеми своими четырьмя голубыми огнями триумфально горела… газовая плита! Какие там пирамиды майя и дольмены друидов?! Какая там неразрешимая теорема Ферма?!.. Вот она истинная энигма российской цивилизации: газовые коммуникации к дому не подведены, а газовая плита все равно горит!

– Ах ты сволочь! – прошипел Сережа, разом осознавший глобальную, вселенскую степень соседкиного коварства. – Присосалась, пиявка проклятая…

Он весь задрожал от праведного возмущения и не заметил, как тревожно затрещала ветка, на которой он держался невесомо, как воробушек. Х-х-хрясть! И Серега рухнул вниз – туда, где благополучно догнивали прошлогодние отбросы. В компостной яме Серый попробовал подняться, оперся рукой на нечто вонючее и липкое. Но поскользнулся, поехал боком и уткнулся лицом в волглые капустные очистки, перемешанные с помоями. Не успел Серега выплюнуть заплесневелый огурец и чертыхнуться, как вынужден был замереть: услышал по ту сторону «берлинской стены», совсем рядом, тяжелые шаги. Продолжательница дела шкодливой старухи Шапокляк приблизилась, крадучись, к демаркационной линии. Остановилась, оценивая фронтовую обстановку, и перебросила через забор пакет из-под собачьего корма, туго набитый пищевыми отходами. Весьма ловко, надо сказать: выпущенный из рук Фимы Яковлевны мешок с гнилью угодил прямо в Сережин лоб! Попал и лопнул, вывалив на моего друга, как из легендарного рога, изобилие всевозможного дерьма.

И тогда в пацифистской душе Сереги проснулся серый волк! Он не был завистлив – избави Бог! Из всех людей мой друг завидовал только Адаму, у которого, как известно, не было ни тещи, ни соседей. Но смириться с тем, что он познал и испытал сегодня, было выше даже его сил. Возмездие! Возмездие! Где меч Нибелунгов?!..

Фулстоп. Ну, а газ-то откуда у этой клюшки все-таки взялся?

Серега вылез на карачках из родной клоаки и, не меняя позы, энергично принялся ползти, изучая на ощупь землю у основания ограды. Метрах в трех от компостной ямы британско-загрязнянский газон был не столь давно явно взрыт и вновь уложен на место. Серый запустил руку в еще не слежавшуюся землю и нащупал трубу уводящую на соседскую территорию. Ах, гадина! Выходит, пока он валандался на днях в Москве, эта жмотина проникла с какими-то киллерами к нему на участок и сделала к себе отвод от его кровного газа. Ох, змея!.. А сама-то: «Платить за газ я не собираюсь, он мне не нужен!»

Все! На войне, как на войне. Фима Яковлевна и не подозревала, какую могучую, титаническую стихию она в тот вечер разбудила у помойки…

Приехав в очередной раз проведать товарища, я застал его на недостроенном балконе, прицепившемся к третьему этажу дачи, с духовым ружьем в руках.

– Молодец, как раз вовремя! – оживился Серега, заметив меня. – Поможешь мне, а то я тут сафари затеял…

Он перезарядил духовушку и изготовился к стрельбе. Мишени вроде бы видно не было. Дичи – тоже.

И тут из-за угла показалась соседская собака, по-хозяйски обегавшая дозором вверенную ей территорию. Сережа оживился:

– Чем больше мы заботимся о животных, тем они вкуснее!

Он вскинул свой пластиковый «шмайсер» и нажал на курок: паф! После сухого, почти бесшумного выстрела алюминиевая пулька попала точно в овчарку. Та лихорадочно закрутила мордой, не понимая, какая тварь ее так больно жалит. Но на всякий случай продолжила нести караул – залаяла на забор. И абсолютно напрасно. Поднаторевший в стрельбе из духовушки Серега успел перезарядить «перданку» и снайперски всадил вторую пульку – паф! – аккурат в филейную часть зверя.