– Так я, – кричу, – животных принципиально не люблю. У меня домашних животных даже в детстве никогда не было – только чучело совы!.. Если бы мы в Африке жили среди антилоп и газелей, это другое дело. А так, где мне держать корову в районе Кутузовского проспекта?!
– Даже тощая корова еще не газель, – заверили меня опытные товарищи. – А тебе, Витя, настоящую красавицу дарят: как минимум полтонны убойного веса… Не артачься, брателло! В конце концов, тебе же сам президент банка презент делает!.. Одно это дорогого стоит! Включай быстрее кумейкинг…
Правильно утверждают индусы: против кармы не попрешь. В общем, стал я таким неожиданным образом стопроцентным мичуринцем. Принялся копать среди знакомых: у кого есть участок земли с теплым сараем, чтобы корову от начальника с подобающим ей комфортом заселить. Первым делом – понятно! – позвонил ребятам в администрацию Президента. Где, как не там, у нас все стоящие дела разводят?! Но в Кремле и на Старой площади застать кого-либо было категорически невозможно: уже который день парни из Питера отмечали главный российский национальный праздник – День чекиста.
Умное – враг хорошего. Тут выяснилось, что глава администрации Ивановской области земли под сельхозугодья распределяет. Я через коллег из Ассоциации российских банков, естественно, нашел дорожку к нему. Говорю, что мне, как служащему государственного банка, конечно, нельзя частной предпринимательской деятельностью заниматься, но вот жена моя кандидатура для этого вполне пригодная: типичный фермер в законе. Короче, купили на Ленкино имя несколько десятков гектаров пойменной земли. Быстренько выписываю гуртом молдаван и возвожу на участке коровник. И вот настало время буренку мою перевозить из Рязанской губернии в Ивановскую. Отказываюсь от командировки в Европейский банк реконструкции и развития в Лондоне, бросаю к чертовой матери банковские дела, соколом лечу на машине в родные до боли степи и леса! Наблюдать за коровьей погрузкой и выгрузкой.
В Рязани весна. Благодать! В лесу уже щепка на щепку лезет. Каждое дупло любви просит… Поначалу надо сказать, все пошло у нас гладко. Коровка моя мужиков, которые в грузовик ее коленами заталкивали, в лицо и по запаху знала: свои, почти что родственники, дескать. Погрузились без проблем… А вот когда в Иваново начали разгружаться, получился полный атас!
Меня предупреждали, что коровы пьяниц не любят, но чтобы – так!.. Короче, из тех шести мужиков, которые мою красавицу из машины в хвост и в гриву выталкивали, не было ни одного трезвого. Вшивый же, как известно, трезвого не разумеет. Милка, натура тонкая, оскорбилась хамскому обращению с ней – и правым задним копытом со своих сотен килограммов как да-а-аст! В общем, раздолбала вдребезги коленную чашечку одному из ивановских мужиков… Слава Богу, что моей коровке еще в раннем детстве рога прижгли, а то бы она этих соединившихся вокруг стакана пролетариев всех губерний в труху разметала!..
В общем, несусветный бедлам в деревне творится: пьяный мужик враз оклемался и белугой орет – у него сапог хлюпает в крови, корова мычит так, что сердце мерзнет, плюс Ленка моя, новая фермерша, вся в соплях и в слезах требует нашатырю… Разрулили потом, конечно: где-то фельдшера почти живого после перепоя нашли, денег, кому надо, немножко вложили. Но нервов себе все равно пожгли прилично.
Наконец определил я коровку в стойло, закинул ей с запасом кормов и – самое главное – нашел в соседнем селе, почти уже вымершем, как лепрозорий, тетю Нюшу которая еще с советских времен помнит, каким макаром надо живую скотину доить. С успокоенной совестью укатил я в Москву. А зря! Потому как через два дня мне в банк во время заседания совета директоров звонят заполошенные мужики из бывшего сельсовета:
– Борисыч, корова у тебя слишком норовистая. Доярку хвостом отхлестала… И вообще, буренка твоя, сука привередливая, доиться принципиально не хочет.
– Как, – кричу, – не хочет? По документам она у меня чуть ли не рекордистка с ВДНХ. Двадцать литров в день – как одна копейка!
– Так-то оно, может, и так, – отвечают мне бывшие колхозники. – Только к ручному доению корова твоя не сподручная. Не дается – и все тут!
Вижу, что без научного подхода никак не обойтись. Начинаю расследование. Беру коровьи документы, дозваниваюсь до бывших Милкиных владельцев, распродавших по банкротству все стадо. И точно: ее, оказывается, с молодых копыт приучили доиться только машиной! Причем – заграничной!.. Делать нечего: покупаю через знакомых в торгпредстве итальянскую электрическую доилку за тысячу баксов. Отсылаю эту шарманку в Иваново – и сдается моя красавица. Стала давать молоко, как миленькая!
А что с ним делать? Это же двадцать литров каждый Божий день. Из деревни опять звонят:
– Борисыч, плохо дело!
Ну, думаю, что-то опять натворили, черти полосатые. Так оно и есть. Бесколхозные колхознички, наконец-то получившие у меня работу, так на радостях перепились, что перепутали на тумблере доилки плюс и минус и закачали в мою Милку… вчерашнее молоко!
Лечу в деревню спасать корову, которая раздулась, как клещ на псине. А мужики опять ноют:
– Молоко киснет. Куда нам его девать-то?
– В школу отдайте.
– Дык у нас в округе ни одной школы днем с огнем нету. Семей с детьми в деревнях не осталось…
– В детский сад отдайте.
– Дык его еще в начале девяностых закрыли… Мы ж тебе, Борисыч, толкуем: у нас в округе, как головой ни верти, а детей нет.
– Черт вас побери, тогда масло делайте! Творог, в конце концов!.. Сметану! Кефир…
– А у нас сепаратора нету… Пришли, Борисыч, сепаратор из города!
Ну что за народ такой! То понос у него, то золотуха!.. Посылаю водителя в специализированный магазин за израильским сепаратором, покупаю, отсылаю его колхозничкам. В общем, все старики в моей деревне теперь при твороге и при масле. На майские праздники я решил проведать мою коровку, узнать, как у нее самочувствие. Приезжаю в деревню, а ко мне мужики вприпрыжку бегут:
– Борисыч, купи корову!
– ?!
– Купи, не пожалеешь. Дешево!
– Да зачем она мне? Еще одна!
– Дык все равно без кормов у нас подохнет… А так хорошая коровка, правда, нетельная. Но на мясо сгодится.
– На хрена мне столько мяса?
А деды в ответ:
– Ну, ты даешь, Борисыч! Тыж банкир. Мы тебе верный бизнес предлагаем, а не какой-нибудь там дохлый менеджмент… Купишь у нас задешево, а продашь кому-нибудь задорого. Нечай не понял?! Это ж бизнес!
Ну, купил я эту буренку. Пожалел ее… Забивать не стал. Пусть так пока что ходит, жирок нагуливает. Вот и мычат они у меня дуэтом, две подружки. А скоро будут и втроем: буренка-то моя оказалась тельной! Скоро прибавления ждем. Роды я сам буду принимать: каждый мужчина в душе гинеколог Разве не так? Бычка еще откормим… Послушай, все-таки зря Горький написал «Муму» про собаку, надо бы было про корову…
Мой друг взял мобильный телефон и набрал номер персонального водителя:
– Коль, принеси-ка мне из машины мой альбом!
Вскоре в высокий кабинет вошел подчеркнуто учтивый, затянутый в костюм темных тонов шофер и принес пухлый альбом. Виктор любовно смахнул с него пыль и принялся листать страницы, сопровождая это трогательным присюсюкиванием:
– Вот она, наша красавица датская! Вот она, наша звездочка айширская!.. Тю-тю-тю!..
На каждой фотографии, любовно уложенной под целлофан, была запечатлена в задумчивой позе черная, в крупных белых пятнах корова с едва заметными сучками рожек. В анфас, в профиль, сбоку, сзади… Особенно много было фоток, снятых с позиции «спереди снизу вверх» – как часто изображают полуобнаженных моделей в глянцевых мужских журналах.
– А вымя-то какое роскошное, посмотри! Чистый пятый номер! Царское вымя! Что твоя Мерилин Монро! – продолжал, тая, как плавленый сырок, мой товарищ. – Однажды целовался с женой и поймал себя на мысли о том, что у нее язык, как у коровы: шершавый. Я даже жену теперь иногда, в приступах нежности, «моей коровкой» называю. Ленка, конечно, сперва обижалась, обзывала меня в отместку «зоофитом». А теперь ничего – пообвыклась… Нам с женой фермерское дело больно уж за последние месяцы по душе пришлось. Только имя буренке я решил изменить: Милка – это воинствующе банально. Да и на марку швейцарского молочного шоколада с коровой мертвецки лилового цвета на обертке похоже. Не корова, а магазин «Метро».
– А ты назови ее на французский манер: Вашкири, – предложил я. – Что означает: корова, которая смеется. Весело-сердито!
– Как французский плавленый сырок? – сообразил мой приятель, не раз отдыхавший с женой на Лазурном берегу и в Куршевеле. – Нет, такого гламура нашим азиатам и в жизнь не понять. – Виктор озабоченно потер подбородок: – Тут на днях был на рынке, а там гаврила выставил на прилавок молочные продукты. На одном из сыров написано: «Лаваш Кире». Ну что тут скажешь! Монгол шудан сплошной!.. К тому же «Вашкири» не пойдет из-за того, что корова все-таки не нормандской породы, а датской. Тип, так сказать, нордический… Лучше пусть будет Валькой, уменьшительное от Валькирии. Не правда ли, красиво?
– Правда, – согласился я. – И, самое главное, символично…
Года через полтора после этого разговора мы с Виктором опять столкнулись на очередном светском рауте.
– Ну, как твои рогатые подружки? – игриво начал я.
Однако Виктор был серьезен как никогда:
– С Валькой все в порядке. А вот с Леркой есть отдельные проблемы.
– С какой Леркой? – не понял я.
– Так у нас телочка родилась, – расплылся в отеческой улыбке товарищ-банкир. – Я назвал ее Валерией… Только не думай, будто это из-за любви к певице. Нет – в честь начальника отдела кадров нашего банка. Попросту: Леркой.
– М-м-м!… – растерялся я, совсем не готовый к развернутой беседе на животноводческие темы. И глуповато-опрометчиво добавил: – Ну, и как?
– С рогами я, старичок, понимаешь, опоздал, – грустно сказал Витя, на всякий случай крепко схватив меня за лацкан пиджака. – Рожки, видишь ли, пошли, а я к этому оказался не готовым.