Гусь покрутил головой. Из носа опять потекла кровь, и он, махнув рукой, снова вставил в нос тампоны. Брусницкий постучал в дверь студии.
– Чего надо? Дадут мне сегодня поспать или нет?
Он открыл дверь и вошел. В комнате было темно.
– Боюсь, сегодня вам поспать не удастся, – сказал Брусницкий, стараясь разглядеть собеседницу в падавшем из прихожей свете. Женщина, лежащая на диване показалась ему необыкновенно красивой, – Придется показать нам дорогу к дому Покровской. Вы хорошо ее знаете?
– Ольку-то? Как облупленную, – Роксана села, спустив с дивана ноги и прикрывшись пледом.
– Нет, дорогу.
– Найду, наверное. Зажгите свет, мне одеться надо.
Брусницкий щелкнул выключателем. Роксана откинула плед, и он поспешно отвернулся. Роксана шуршала одеждой, щелкала застежками.
– Сколько туда ехать?
– Часов пять-шесть. Может – семь. Там от трассы еще в сторону километров семнадцать-двадцать. Если не развезло, все нормально, а если дожди шли, то придется в деревне тракториста нанимать. У него такой лист железа огромный, ставит на него по две машины и волочет за собой. Можете обернуться.
Брусницкий повернулся и оглядел ее с ног до головы.
– Да, вы эффектная женщина.
– Ой, только не начинайте, – с досадой сказала Роксана. – Я все это сто раз слышала. Когда надо ехать?
– Чем быстрее – тем лучше.
– Так… Во-первых, я хочу есть, а во-вторых, мне надо переодеться. Согласитесь, это не для загородной прогулки, – она продемонстрировала длинную ногу в туфельке на высоком каблуке.
– Хорошо, мы заедем перекусить и потом завезем вас домой переодеться. Вы готовы?
– Вполне.
Цивилизация кончилась сразу за кольцевой автодорогой. А вместе с ней и приличные, по российским меркам, дороги. Шоссе было забито. Два ряда в одну, два ряда в другую сторону. Не спеша пыхтели грузовики, дачники на «москвичах» и «жигулях» с прицепами тоже не способствовали быстроте передвижения. «Крутые» на иномарках, норовя обойти хвост машин по встречной полосе, вызывали протестующие гудки и ругань.
Роксану пришлось ждать почти час, поскольку она не могла ехать «на пикник» не накрашенной. Юбку она сменила на кожаные брюки, а туфли на кроссовки. По пути перекусили в каком-то кафе. День был теплым, но ветреным. Облака резво бежали по небу.
В первой машине были Брусницкий, Волохов и Роксана. Вторую вел Гусь. Близнецы дремали на заднем сиденье, Иван, молчаливый и серьезный, смотрел в окно. Гусь всю дорогу пытался выспросить его насчет жизни в монастыре, и как это можно без женщин, но Иван отвечал односложно, и тот отстал.
К Владимиру подъехали только в третьем часу дня. Здесь Роксана сказала, что точно не помнит, но надо ехать или на Нижний Новгород, или на Муром.
– Это два разных направления, – еле сдерживаясь, сказал Брусницкий.
– Милый мой, если бы я знала адрес – сказала бы вам и не потащилась к черту на рога.
Поехали на Нижний. Через час Роксана сказала, что не узнает дорогу. Брусницкий, выругавшись вполголоса, развернулся через две сплошные полосы.
Вернувшись к Владимиру, свернули на Муром. Проехали по муромской трассе около пятидесяти километров. Роксана крутила головой.
– Вот, – она показала пальцем вперед, – вот грунтовая дорога! Я же сразу говорила, что надо сюда ехать!
Брусницкий вздохнул.
Возле съезда с шоссе остановились. Вышли размять затекшие ноги.
Волохов, посовещавшись с Брусницким, предложил Роксане ехать во второй машине, а близнецов пересадили в первую. Саша и Миша устроились на заднем сиденье, положив на колени автоматы. Гусь сунул свой «Калашников» под сиденье водителя.
Иван отозвал Волохова в сторону.
– Павел, я вас прошу, не горячитесь. Задержите его хоть на несколько минут. Остальное я сделаю. Поверьте, я знаю, что говорю.
Волохов смотрел в сторону.
– Ты, Ваня, не обижайся только, – сказал он, – я сделаю все, чтобы прикончить эту тварь. А ты практикуйся на кликушах всяких там, на юродивых, избавляй от падучей. Извини, не верю я в крест и молитву. Садись в машину.
– Павел…
– Все, Ваня, все. Разговор окончен.
Брусницкий осторожно съехал на грунтовку, и джип сразу сел на брюхо, провалившись в раскисшую колею.
– По полю надо, – пробормотал Гусь, глядя, как джип дергается в колее, разбрасывая комья грязи.
На пониженной передаче Брусницкому удалось выбраться на твердую почву. Поехали вдоль дороги, по заросшему сорняками полю. Дорога шла вдоль леса, ныряя в овраги, взбираясь на невысокие холмы. На обочинах гнили старые покрышки, ржавели какие-то сеялки или молотилки. Попался перевернутый комбайн без стекол и колес.
Гусь в присутствии своей обидчицы молчал. Роксана с интересом разглядывала Ивана.
– Тебя ведь Ваней зовут?
– Да, – настороженно ответил тот.
– Красивое имя. И сам ты такой милый. Наверно еще и не брился ни разу, – она провела по щеке Ивана ладонью, – а кожа какая нежная…
– Не надо, пожалуйста, – Иван отодвинулся в самый угол салона.
– Да чего ты боишься? Не укушу же я тебя.
– Согрешить и в мыслях можно, – пробурчал Гусь.
– А ты знай на дорогу смотри, – осадила его Роксана. – Ваня, так ты будешь дьявола изгонять? Или как в церкви говорят: диавола! Да? Как интересно! А не боишься?
Иван неожиданно посмотрел ей прямо в глаза.
– Боюсь. Да, я боюсь, но не отступлю.
– Какой ты…, ну, просто Сергий Радонежский, – Роксана вздохнула и отвернулась, – тоже, наверное, в святые метишь.
На очередном взгорке Брусницкий остановил машину. Высунувшись из окна, он оглянулся на второй джип.
– Эта деревня? – крикнул он, показывая вперед.
– Да, эта, – Роксана, высунувшись из окна, энергично закивала головой, – в самый конец деревни езжайте.
Деревня явно умерла, как и много других деревень центральной полосы России, несколько лет назад. Покосившиеся избы, поваленные заборы, заросшие сорняками сады с одичавшими яблонями. Несколько домов сгорели, и на пепелищах буйно росли большие желтые цветы. Раньше их называли золотыми шарами. За околицей, у последнего в деревне дома, на берегу полузаросшего тиной пруда дорога кончалась. Дом осел на одну сторону, ограда повалилась. Только ворота стояли крепко, нелепо запертые на висячий замок. К пруду вплотную подступал старый ельник. Такой густой, что казалось, ели стоят, как солдаты в строю. Волохов вышел из машины. Заходящее солнце подкрасило кармином высокие облака. Небо на востоке налилось синью, как море перед штормом. Звенели комары, лягушки в пруду уже начали вечерний концерт. Подкатил второй джип. Из него выбралась Роксана. Пройдя несколько шагов по траве, она потянулась, качнулась в одну, в другую сторону. Разминая поясницу, сделала несколько пружинистых наклонов.
Выбравшийся из машины Гусь звонко причмокнул губами, откровенно разглядывая ее обтянутые черной кожей бедра.
– Слюной не захлебнись, – негромко сказала Роксана.
– Щас я кончу, – пообещал Гусь.
– Это на здоровье. Ваня, ты не слушай нас, дураков.
Иван смущенно улыбнулся.
– Я не слушаю.
Гусь обнял его за худенькие плечи.
– Вот, брат мой во Христе, вот откуда погибель наша идет! А я скажу …
– Кончай базарить, – прервал его подошедший Брусницкий. – Куда теперь?
Роксана показала рукой влево, туда, где вдоль берега пруда уходила в ельник еле заметная тропинка.
– Там еще один дом. Сруб старый. Вроде как баня, но Ольга его под жилье приспособила. Хороший крепкий сруб с погребом.
Подошли близнецы, и теперь все стояли одной группой, разглядывая темную стену ельника.
– Далеко, – спросил Волохов.
– Метров пятьдесят через лес.
Волохов взглянул на Брусницкого. Тот кивнул: командуй.
– Я иду первым, – сказал Волохов, – за мной Саня и Миша, следом – вы, – он кивнул Брусницкому и Гусю. – Иван, ты с Роксаной остаешься здесь, – он поднял руку, останавливая возражения, – будь наготове, я позову тебя. Обещаю. Все, пошли, а то совсем стемнеет.
Саня и Миша сняли с предохранителей свои укороченные автоматы. Гусь забросил свой «Калашников» на плечо и рассовал гранаты по карманам. Брусницкий вытащил из объемистого бардачка джипа тупорылый «Ингрем» и сунул за пояс «ТТ». Волохов, усмехаясь, глядел на эти приготовления.
– А мне? – недоуменно спросила Роксана.
– Дайте ей ствол, – скомандовал Брусницкий.
Гусь передал ей маленький кургузый револьвер.
– Пользоваться умеешь? Это тебе не хлыстом махать.
Не отвечая, Роксана откинула барабан, проверяя патроны, и со щелчком вернула его на место.
– Не тревожься, радость моя.
Волохов быстро пошел по тропинке. Близнецы, разделившись, скользили чуть сзади и сбоку.
Тропинка свернула в глубь леса, попетляв, стала едва различимой, и вдруг деревья кончились, словно их остановила невидимая стена. На поляне примыкавшего вплотную к озеру леса стоял старый сруб из толстых бревен, потемневших от времени и непогоды. В стыках торчали пакля и мох. Крыша, тоже позеленевшая от времени, накрывала его, как шляпка гриба. В маленьких, прорубленных в стенах окнах было темно.
Волохов, не останавливаясь, направился прямо к дому.
– Саша, Миша, к окнам. Гусь – дверь на прицел, – услышал он сзади команду Брусницкого.
Саша подбежал сбоку к окну и осторожно заглянул.
– Плохо видно, – шепнул он, – вроде, никого.
На двери висел устрашающих размеров замок. Волохов подергал его. Петли держались крепко.
– Погоди-ка, – оттеснил его Миша.
Отойдя на шаг, он прицелился в дверь рядом с замком.
– Не надо шуметь, – сказал Волохов, положив руку на ствол «Калашникова».
Он взялся за замок обеими руками, замер сосредоточившись и рванул замок на себя. С громким треском петли вылетели вместе с куском косяка.
Миша восхищенно прищелкнул языком.
Волохов толкнул дверь и вошел внутрь. В сенях стояли несколько деревянных рассохшихся кадок, висели березовые и дубовые веники. В углу – коромысло. Волохов открыл дверь в горницу.