Первоначальная логика действий Горбачева состояла в необходимости вывести экономику из застоя, что требовало реформ, способных радикально повысить производительность труда и невозможных в условиях гонки вооружений с США. Была необходима разрядка напряженности с Западом, требующая либерализации политического режима и идеологических послаблений. Вопрос о разрядке был тесно связан с темами возрождения национальной экономики и изменения баланса сил внутри политической системы СССР.
Опыт неудавшейся экономической реформы Косыгина — Либермана свидетельствовал о невозможности серьезных экономических преобразований в СССР без масштабных изменений в его политическом устройстве: придание режиму открытости через ослабление цензуры СМИ, ограничение монополии на власть партийной бюрократии и т. д. По причине того, что концепция «ускорения» не сработала, для стимулирования роста в сфере экономики и возможного прорыва в ней были объявлены гласность в информационной политике и перестройка общественно-политической системы.
Брежневская разрядка 1970-х годов, в том числе судьба Договора ОСВ-2, показывали, что одних лишь договоренностей по контролю над вооружениями недостаточно. Взаимные увязки различных проблем не были искусственными помехами, а отражали суть имеющих различные общественные строи государств, отношений. Возможности их улучшения без существенных внутренних перемен в СССР были ограничены. Встав на путь разрядки, Михаилу Горбачеву необходимо было идти на уступки или признать неудачу и возвратиться к конфронтации. Он был готов улучшать отношения с Западом гораздо дальше, чем Леонид Брежнев, но сначала не думал о демонтаже режима.
Прекращение холодной войны и «неограниченная разрядка» подрывали основу власти КПСС и расшатывали этим советское государство. Глубинные политические и экономические изменения в СССР вели его не к возрождению, а к гибели. Посол США в CCCР Джек Мэтлок понимал уже в то время. Горбачев лишь к 1989 году стал сознавать, что осуществить «обновление социализма» в Советском Союзе не получается. К этому времени генеральный секретарь ЦК КПСС фактически отошел от марксизма-ленинизма и склонялся к социал-демократии. Эволюция взглядов Михаила Сергеевича еще могла продолжаться, но способность советского строя к дальнейшей эволюции была исчерпана.
Годом прекращения холодной войны принято считать 1989-й. Падение в это время Берлинской стены стало началом конца противостояния, а его завершением — спуск вечером 25 декабря 1991 года красного знамени со штандарта резиденции президента СССР, размещавшейся в здании Сената Московского Кремля. В период между этими датами западная общественность приветствовала Михаила Горбачева как человека, давшего свободу странам Восточной Европы и позволившего воссоединиться западным и восточным немцам. Являвшийся на протяжении 40 лет символом холодной войны раскол Берлина, Германии и Европы был преодолен благодаря кардинальному изменению советской внешней политики. Демонтаж советской империи не привел к формированию новой «конвергированной» общности. Выдвинутая Михаилом Горбачевым в Совете Европы в Страсбурге в июле 1989 года идея общего европейского дома не вызвала особого энтузиазма на Западе и осталась там почти незамеченной.
Запад радовали успехи гласности. Но Михаил Горбачев отказался от идеи своего выхода из КПСС, формирования новой социал-демократической партии, всенародных выборов президента СССР. По мере развития ситуации оппозиция курсу Горбачева в руководстве КПСС нарастала, и лидер перестройки был вынужден все больше маневрировать. Для правительств и политических элит Запада Михаил Горбачев, при всех симпатиях к нему лично, оставался либеральным коммунистом, а Советский Союз — потенциально враждебным государством. Окончание холодной войны требовало устранения системы власти, которую Михаил Сергеевич возглавлял.
В период правления Михаила Горбачева были созданы важнейшие предпосылки для принципиального сближения России с Западом: демонтирован советский политический режим; разрушен «железный занавес»; страна стала открытой внешнему миру, открывшемуся для России; произошел отказ от марксизма-ленинизма как от господствующей идеологии; страна стала восприимчивой к ценностям современного западного общества.
Пределы возможного сближения между Советским Союзом и Западом определились уже к началу 1991 года. Пытаясь спасти единство государственной власти и КПСС, Михаил Горбачев отказался от разрыва с теми, кто не мог быть союзником в углублении реформ. Утратив инициативу, он стал все больше ассоциироваться на Западе с прошлым, а в это время его политический конкурент Борис Ельцин все чаще рассматривался там как человек будущего. Горбачев дал свободу странам ОВД, а демократы из окружения Ельцина декларировали идеологически постулаты восточно- и ценральноевропейских реформаторов. Конкретным содержанием наполнился лозунг «За вашу и нашу свободу». В то время стал актуален концепт демократического фронта от Польши и Прибалтики до РФ.
Первоначальное отношение Запада к Ельцину было настороженным. В «подлинного демократа» для него его превратили: лишь публичный отказ от коммунистической идеологии, победа на всенародных выборах, выход из КПСС и ее запрет после августовского путча 1991 года. Победа над ГКЧП стала началом отсчета времени современной России. Ельцин получил от Запада то, в чем Горбачеву отказывали, несмотря на все его усилия. Михаил Горбачев вошел в историю «либеральным коммунистом», а Ельцин — «первым демократом».
В условиях революционных перемен главное внимание Запада привлекали личности, а не аморфные институты. Осенью 1991 года Ельцин отказался от замены Конституции РСФСР новым Основным законом, а также от выборов парламента и президента. Борис Николаевич договорился с советской военной верхушкой о лояльности и взаимном ненападении — о гражданском мире с номенклатурой.
Назначение на ключевые посты в правительстве РФ Егора Гайдара и членов его команды «молодых реформаторов» символизировало разрыв с госплановской экономикой как экономической основой советского режима. Основной политической интригой стала борьба антикоммунистического президента с «коммуно-националистическим» Верховным Советом, в котором представителей демократических сил в то время было меньшинство. Опасаясь, что альтернативой президенту России как верховному правителю станут безответственный популизм и остановка реформ, российские либералы и демократы поддерживали тогда единовластие.
С 1993–1994 годов окончательно обозначилась разница в геополитических подходах между Россией и другими странами СНГ, с одной стороны, и государствами Центральной и Восточной Европы и Балтии — с другой. РФ уже не следовала, как раньше, по пути реформ Польши. Векторы развития бывших социалистических стран все сильнее не совпадали. Поддерживая Бориса Ельцина, лидеры стран Запада все больше сомневались в способности России совершить «демократический транзит», который демонстрировали государства Вишеградской группы: Польша, Чехия Словакия и Венгрия. Весной 1993 года был дан импульс первой после окончания холодной войны волне расширения НАТО на восток. Этот процесс зафиксировал различную оценку США и Западной Европой перспектив демократии в странах Центральной и Восточной Европы и РФ.
Одной из причин войны стали клановые противоречия по поводу процесса приватизации. Проведение в 1995 году залоговых аукционов ознаменовало собой начало этапа олигархического капитализма в России.
Западная оценка реальной ситуации в Советском Союзе была изложена в публикации в конце 1995 года статьи тогдашнего руководителя политического отдела Посольства США в СССР Тома Грэма.
В то время как в РФ все больше значение приобретало убеждение, что сильное государство лучше не вполне демократического, на Западе побеждала точка зрения, что предпочтительнее иметь дело с Россией хотя и хаотичной, но плюралистической. Дилемма «демократия или авторитаризм» дополнилась версией «Россия сильная или слабая».
Финансовый кризис августа 1998 года привел к победе в США и Европе скептической оценки перспектив российской демократии. С принятием Конституции РФ 1993 года она получила принципиальную матрицу демократического устройства. Тогда же историки и политические философы Юрий Пивоваров и Андрей Фурсов сформулировали свой тезис о русской системе, сущность которой в моносубъектности власти, через которую реализуется даже протест против нее. Такой формат и отсутствие общественных классов означают власть, для которой институты являются инструментами для решения ее конкретных задач.
Приход на рубеже 1999–2000 годов к президентской власти в России Владимира Путина открыл новый этап в эволюции российской политической системы: произошла частичная реставрация традиционных форм управления, была восстановлена «вертикаль власти», замыкающаяся на первого человека в ней. Потеснив, а затем изгнав олигархов с центрального места в политической системе страны, государственная бюрократия вернула себе ведущее положение в правящем слое, многие места в нем заняли выходцы из силовых структур. В рамках системы «управляемой демократии» государственные чиновники приступили к переформатированию политической системы и конструированию институтов гражданского общества. Официальный консерватизм» стал фактором дальнейшего политического развития России.
Принципиальным отличием РФ от стран Центральной и Восточной Европы стало то, что российское государственное строительство осуществлялось не для его соответствия формальным критериям интеграции в западные институты. Российских политиков мало интересовали «Критерии членства в НАТО» или «Копенгагенские критерии» членства в ЕС. Элиты России верили в политические решения, основанные на международном признании ее места и роли в мире, а не в списки требований, которые необходимо выполнять.
В практическом плане поддержка российских реформ Западом была прежде всего содействием людям, эти реформы символизировавшим, — Михаилу Горбачеву и Борису Ельцину. Первого поддерживали даже тогда, когда СССР уже рушился, второго — несмотря на московский октябрь 1993 года и первую чеченскую кампанию. Российские либералы призывали Запад определиться с тем, какую Россию он хочет видеть — стабильную, но авторитарную или демократическую, сравнительно беспроблемную, но способную отстаивать свои интересы. Для лидеров Запада демократическая Россия на рубеже XXI века выглядела благим пожеланием. Влияние международных факторов на ее развитие проявляется прежде всего вызовами в ее адрес со стороны международного сообщества.