Экономическая интеграция в рамках Совета экономической взаимопомощи не имела для горбачевского руководства большого значения. Серьезная попытка в этом направлении была предпринята лишь в 1986–1987 годах, когда в Москве возникла идея сделать ГДР главным производителем компьютеров для стран — членов Совета экономической взаимопомощи (СЭВ). Но тема совместных предприятий с западными партнерами актуализировалась лишь после 1988 года с развитием кооперативов. Масштабные проекты советско-западного сотрудничества в области энергетики, сельского хозяйства и т. д. требовали изменения форм собственности, а в то время это было непреодолимым политическим препятствием. Экономические вопросы в повестке российско-западных отношений появились только в самом конце существования Советского Союза, когда лидеры Запада, идя на уступки призывам Горбачева, приступили к обсуждению программ экстренной финансовой помощи СССР. У руководства СССР к этому времени появилось стремление добиваться для него членства в Генеральном соглашении по тарифам и торговле (ГАТТ), Международном валютном фонде, Всемирном банке, G8. При президентстве Михаила Горбачева удалось сделать лишь самые первые шаги на пути вступления страны в эти международные финансовые организации.
Была также сделана попытка наладить макроэкономическое сотрудничество. Разработанная академиком Станиславом Шаталиным и Григорием Явлинским совместно с Грэмом Аллисоном программа «Согласие на шанс» (май 1991 года) стала первым и последним опытом советско-западного взаимодействия в реформировании экономики СССР. Задуманное было одобрено, но шанс его реализации упущен.
После августовского путча 1991 года Ельцин согласился запустить процесс радикальных перемен в экономической политике России. Проведенные «командой Гайдара» в 1992 году реформы сыграли революционную роль в переходе к рыночным отношениям. Ушедшая в прошлое советская командная экономика, монополизировавшая роль государства во внешней торговле, уступила свое место российской, ставшей частью мировой экономики.
В 1991 году на мировой рынок Российская Федерация вышла прежде всего как заемщик. После того как большевики отказались признать внешний долг России, Советский Союз был аккуратен с внешними заимствованиями, поскольку считалось, что они вели к недопустимой внешней зависимости страны.
Иосиф Сталин, принявший в 1941 году условия ленд-лиза, в 1947 году отверг предложение об участии СССР в плане Маршалла и заставил сделать то же самое страны Восточной Европы.
Оказавшись в чрезвычайной ситуации, СССР обратился к Западу за массированной финансовой поддержкой. За весь советский период выход на международный рынок кредитов в мирное время состоялся впервые. Дававшиеся под Михаила Горбачева деньги были политически обусловлены заинтересованностью Запада в сохранении его у власти, продолжении им политики дальнейшей либерализации советского строя. Западная Германия сумела использовать свою финансовую мощь для обеспечения присоединения восточных земель к ФРГ. Советский Союз же впервые превратился в крупного международного должника. Размер советского внешнего долга за шесть лет правления Горбачева увеличился втрое. Новая власть взяла на себя ответственность по всем обязательствам СССР, но поставила под российский контроль все советские активы за рубежом.
Надежды Ельцина и команды его реформаторов на разработку и реализацию плана Маршалла для России были необоснованными. Поддержка потребностей российской экономики могла состояться лишь при заинтересованности в этом Запада. Но геополитическая ситуация в мире и место в нем Западной Европы конца 1940-х и Российской Федерации начала 1990-х годов были несравнимы. За 40 лет, прошедших после принятия плана Маршалла, государственное вмешательство в экономику на Западе сильно ослабло. Однако, по некоторым подсчетам, Россия получила в совокупности около 100 млрд долларов с учетом кредитов. Для сравнения: восточногерманские земли с населением, составляющим несколько больше 10 % населения РФ, с 1990 года получали ежегодную помощь в размере около 50 млрд долларов. Реальный же объем помощи, оказываемой России, был гораздо меньше анонсированного.
Вступив в 1992 году в Международный валютный фонд, Россия на несколько лет сделала его важнейшим источником внешних финансовых заимствований и главным куратором российской экономики. В течение ряда лет прагматический «вашингтонский консенсус» между правительством США и руководством МВФ и Всемирного банка служил основой для оказания помощи. Следствием такой политической целесообразности были не всегда приносящие пользу российской экономике указания руководству РФ. Такой диктат даже в случае успеха осуществляемых на его основе реформ не был популярным в России. В 1990-х годах все участники этой международной сделки были объявлены виновными в экономической политике, приведшей к финансовому дефолту 1998 года. В структурах либеральной макроэкономической политики шла борьба «по понятиям», главную роль в которой играли не реформаторские теории, а интересы заинтересованных российских лиц. Возможно, неолиберализм не подошел бы России, но на практике его не применяли.
Опыт тесного общения с руководством МВФ, Всемирного банка и других международных финансовых институтов стал дорогой школой современной макроэкономики для российской бюрократии. Однако частые встречи российского премьера Виктора Черномырдина с главой МВФ Мишелем Камдессю и регулярные сессии российско-американской межправительственной комиссии Черномырдин — Гор были не напрасны. Во многом благодаря экспертной поддержке со стороны МВФ и Всемирного банка в России в кратчайшие сроки появилась большая группа высококвалифицированных современных экономистов и финансистов, получивших хорошее современное образование на Западе, прежде всего в США и Великобритании. В 1990-е годы экономическое «крыло» Правительства Российской Федерации совершило свою «институциональную модернизацию», которая затронула системы знаний, представлений, мышления, становившихся все более адекватными современности. В РФ появился реальный рынок, которым уже руководил не Госплан.
В отличие от чиновничества российский бизнес интегрировался в мировую экономику на микроуровне. Внешняя торговля стала иметь огромное значение после отмены государственной монополии на нее. Уже во второй половине 1990-х годов объем внешней торговли РФ составил 20–25 % ВВП (для сравнения: в зоне евро — 17 %, в Японии — 12 %, в США — 11 %). Экспортно-импортные операции стали основой многих крупных бизнесов, возникших в 1990-е годы, а сфера энергетики России в 2000-е годы вывела ее сырьевой экспорт на рекордные за всю их историю показатели.
Модернизацией не является посткоммунистическая общественно-политическая и экономическая трансформация, начальные стадии которой сопровождаются разрушением существующих структур и снижением общего уровня жизни. Крах советской промышленной экономики сопровождался расцветом сырьевого экспорта энергоносителей, металлов, леса и импорта продуктов питания, оргтехники и т. д. Это привело к быстрому обогащению «новых русских». В то же время попытки выхода на мировой рынок ряда высокотехнологичных предприятий, в основном военно-промышленного комплекса, принесли им лишь ограниченные успехи или окончились ничем.
Огромное психологическое значение имела отмена жесточайшего в прошлом валютного контроля. Экономика России была тотально долларизирована. В условиях гиперинфляции первой половины 1990-х годов реальной денежной единицей стал американский доллар. Достижение позднее рублем внутренней конвертируемости стало важнейшим индикатором его функциональности как денежной единицы.
Проведенная в первой половине 1990-х годов приватизация создала группу крупных собственников, способных работать на национальном и международных рынках, и открыла Россию для инвестиций из-за рубежа.
Главным символом и материальной основой возвращения России в мировое экономическое и политическое пространство стало восстановление в ней института частной собственности. Сопутствовавший приватизации всплеск коррупции являлся как неизбежным злом, так и инструментом встраивания бывшей советской номенклатурной элиты, «красного» директората и оппозиционных политических сил в систему новых экономических отношений. В конце XX века Россия фактически пережила вторую в своей истории капитализацию — постсоциалистическую после постфеодальной.
Несмотря на издержки строительства капитализма, на протяжении 1990-х годов рыночный вектор развития российской экономики укреплялся. Свидетельством ее интегрированности в мировую стал финансовый крах августа 1998 года. Волна тогдашнего экономического кризиса накрыла развивающиеся рынки, поднявшись в Юго-Восточной Азии и дойдя до Южной Америки. Промежуточным звеном в ее распространении оказалась Россия. Быстрый выход ее экономики из кризиса 1998–1999 годов стал следствием радикального изменения конъюнктуры нефтяных цен и свидетельством устойчивости нового российского капитализма. В 2002 году рыночный статус РФ был официально признан США и ЕС.
С начала 2000-х годов стержнем внутренней и внешней политики РФ провозглашено создание наиболее благоприятных условий для экономического роста. Национальная идея России официально формулируется в терминах конкурентоспособности на глобальных рынках. Роль и место Российской Федерации на них определяются ее членством в ВТО, G8, G20, БРИКС, ШОС, системе саммитов Россия — ЕС и Совете Россия — НАТО. В незападном мире главными партнерами Российской Федерации являются: Бразилия, Вьетнам, Индия, Индонезия, Иран, Куба, Пакистан и ЮАР.
5.4. Евразийская и европейская интеграции
«Вот почему великие империи прошлого выше великих республик. Они несли в себе замысел объединенного человечества, способного услышать и воплотить замыслы Бога. Вот почему сегодняшняя либеральная, омерзительная Россия хуже, ублюдочней великого Советского Союза, который был империей и был безрассудно нами потерян».
Александр Андреевич Проханов, советский и российский политический деятель, писатель, сценарист, публицист, журналист, общественный деятель