Действующими форматами межгосударственных объединений являются: СНГ, Союзное государство Российской Федерации и Белоруссии, ЕЭК, ЕЭП, ЕЭС, ЕврАзЭС, ЕАЭС, ШОС, ВТО, БРИКС, ОДКБ и другие организации.
В 1989 году Президент СССР Михаил Горбачев отказался от его военно-политического и идеологического доминирования в Центральной и Восточной Европе и выступил с идеей общеевропейского дома. В течение последующих полутора десятилетий он стал реальностью, но Россия оказалась вне его. Она остается единственной европейской страной, не имеющей в обозримом будущем реальных шансов «войти в Европу».
На протяжении двух с половиной тысячелетий содержание этого понятия непрерывно менялось. К 21-му столетию политическая и экономическая Европа стала тождественной Европейскому союзу. Перестав быть пространственным и географическим понятием, она стала фактом политической жизни и форумом входящих в ЕС национальных государств. Географическая и культурная Европа включает в себя Российскую Федерацию, но при обсуждении современных проблем международных отношений имеет смысл говорить о Европе в формате Евросоюза.
В период холодной войны СССР намеренно игнорировал предшественника Евросоюза — Европейское экономическое сообщество. Главной реальностью коллективного Запада считалось НАТО, ЕЭС же выступало в качестве его «экономической подпорки». Стремясь максимально использовать «внутриимпериалистические противоречия», Москва предпочитала иметь дело с отдельными государствами, по возможности не обращая внимания на их объединения и следуя ленинской формуле: «…при капитализме Соединенные штаты Европы либо невозможны, либо реакционны». Прямые отношения с ЕЭС Москва установила только в 1991 году.
На Западе даже после 1989 года Европу воспринимали как простирающуюся до самой границы с СССР. Единственным исключением были три республики Прибалтики. Имевший интересы в Европе Советский Союз считался европейской державой. Наряду с США его назвали «полуевропейской» страной.
«Какое бы будущее мы ни предвидели для европейской конструкции, Советской Союз никоим образом не может стать ее членом».
Тьерри де Монбриаль, основатель и директор Французского института международных отношений (Institut français des relations internationales (IFRI))
Европейцам будущее Европы виделось не в «общем доме» с СССР, а в европейской интеграции. Самые последовательные сторонники интеграции желали создания политически сильной Европы, способной стать достойным партнером США. При этом на рубеже 1990-х годов Восточная Европа рассматривалась как зона влияния ЕЭС, а Советский Союз — как партнер в системе европейской безопасности. Только в рамках этой системы СССР становился частью Европы.
За исключением Калининградского анклава после 1991 года границы РФ проходят примерно там же, где они пролегали в конце XVII века, до территориальных приобретений Петра I. У привыкших к политическому и военному присутствию России в Европе появилось ощущение маргинализации. Ведь между РФ и тем, что в ней обычно подразумевается под Европой, вновь возник пояс традиционно относящихся к России с подозрением государств. Но геополитический откат не тождествен цивилизационному, как и нахождение или дислоцирование в Европе не означает быть европейцами. Перестав быть державой в Европе, Россия получила шанс стать европейской страной.
После 1991 года в России выявились два подхода относительно ее европейского будущего: нацеленный на восстановление позиций России в Европе традиционалистский державный и, основанный на понимании Европы как общности ценностей, модернизаторский ценностный. Традиционалисты желают больше России в Европе, модернизаторы — больше Европы в России.
Последние стремились делать Россию совместимой с современной Европой. С их точки зрения, ее главной проблемой в XXI веке стала европейская интеграция. Объединение Германии ускорило этот процесс, привело к заключению Маастрихтского договора о более тесном союзе и поставило перед Россией вопрос о том, как относиться к трансформирующемуся в полномасштабный Европейский союз Европейскому экономическое сообществу.
Идея присоединения к ЕС имела в России еще меньше энтузиастов, чем ее намерение вступления в НАТО. Президент Борис Ельцин и премьер Виктор Черномырдин мало затрагивали эту тему. В 1990-е годы Москва рассматривала ЕС в качестве преимущественно экономической организации, малокомпетентной в вопросах внешней политики, обороны, безопасности. После публикации Евросоюзом в 1993 году Копенгагенских критериев членства в нем у руководителей России не должно было остаться сомнений в том, что вступление в это союз — очень сложный, болезненный и долгий процесс. Несмотря на это, в первой половине и в середине 1990-х годов значительная часть российской элиты стала энтузиастами членства в ЕС стран Центральной и Восточной Европы, бывших членов СЭВ. В Москве исходили из альтернативности расширения Европейского союза и Североатлантического альянса и считали первое более предпочтительным. Для российских политиков Евросоюз обладал двумя существенными преимуществами: в нем не участвовали Соединенные Штаты Америки, и у него не было собственных объединенных вооруженных сил.
Курсом России в отношении НАТО и ЕС стало «суверенное партнерство». В июне 1994 года, вскоре после присоединения РФ к «Партнерству во имя мира», было подписано Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между нею и Евросоюзом. Оно было менее содержательным, чем Европейские соглашения об ассоциации с ЕС государств Центральной и Восточной Европы.
Данное соглашение устанавливало формат диалога между Президентом России и руководством Комиссии Европейских сообществ и ставило целью — создание зоны свободной торговли. Эти партнеры ставили перед собой задачу регулирования торговых отношений, в значительной степени состоявших из поставок в государства Европейского союза российских энергоносителей (две пятых потребляемого в нем газа и восьмая часть нефти) и встречных поставок в РФ из ЕС машин и оборудования, продукции химической и пищевой промышленности и других промышленных товаров (более трети всего российского импорта).
В 1990-е годы развитие двусторонних отношений было вялым из-за долгих бюрократических процедур, отсутствия понимания структур и механизмов ЕС в Москве и усилий лоббистов в Брюсселе. Первая чеченская кампания и неясности с переизбранием Бориса Ельцина Президентом РФ отсрочили вступление соглашения в силу до декабря 1997 года. В 1998 году Россию поразил финансовый кризис, годом позже началась вторая кампания в Чечне и произошла смена власти в Кремле. Опубликованные в 1999 году Коллективная стратегия ЕС в отношении России и российская Стратегия развития отношений с ЕС на среднесрочную перспективу были типичными бюрократическими документами, не наполненными реальным содержанием. Активизация по описанным в них вопросам наступила лишь с Парижского саммита Россия — ЕС, состоявшегося 30 октября 2000 года.
Выступая 21 октября 2001 года в германском бундестаге, Путин предложил Европе объединить собственные возможности с российскими людскими, территориальными, природными, экономическими, культурными, оборонными ресурсами.
Определился горизонт развития отношений в формате зоны свободной торговли ЕС — Россия. С 2003 года ЕС и РФ занимаются проблемами формирования «общих пространств» в сферах экономики, контактов между людьми, законности и правопорядка, внешней безопасности. Это — реализация европейской «политики соседства», развивающей существующие взаимоотношения Евросоюза и России как давних внешних партнеров.
Благодаря выгодной конъюнктуре цен на энергоносители и другим факторам РФ не испытывает острой потребности в финансовых вливаниях. Иностранные инвестиции важны как средство привлечения передовых технологий и стимул для улучшения качества корпоративного управления.
Но появление в 1995 году первого 1300-километрового участка границы России с членом ЕС Финляндией, а в 2004 году еще нескольких сотен километров рубежа с Эстонией, Латвией, Литвой и Польшей мало что в этом изменило. Малопродуктивной оказалась попытка перенести на пограничье РФ и ЕС опыта создания еврорегионов.
В 1990-е годы и в 2004 году произошедшее расширение ЕС рассматривалось почти панацеей от расширения НАТО, имевшего для позиций России в Европе гораздо большее значение, чем прошедшие в 1999 и 2004 годах две волны включения в него новых членов. Приблизившийся Европейский союз приносит России массу проблем, но открывает большие возможности. После двойного, атлантического и европейского, расширения к 2004 году практически весь Евразийский континент за пределами СНГ объединился под эгидой Североатлантического альянса и Европейского Союза. Остающиеся за их пределами Балканы признаются зоной ответственности ЕС. После этого он стал ассоциироваться с Европой, а ее безопасность стала фактически внутренним делом Евросоюза и НАТО.
Осенью 2000 года, неожиданно для РФ, под давлением снизу в Белграде рухнул режим Слободана Милошевича. Его, как и Саддама Хусейна, поддерживали прежде всего потому, что он активно сопротивлялся Западу и удержанием своей страны оставлял некоторое пространство для действий России как великой державы. С уходом Милошевича Балканы для Москвы стали только Балканами. Вывод в 2003 году российских миротворцев из Боснии и Герцеговины и Косова стал признанием того факта, что эти территории, а также безопасность Македонии и Албании, дальнейшая судьба Сербии и Черногории, будущее разделенного Кипра — это дело прежде всего Евросоюза.
В 2001–2002 годах российское руководство провозглашало лозунг «Вместе в Европу!». С 2003 года РФ все больше сосредоточивается на постсоветском пространстве. Изменив вектор своих усилий, Москва стала поддерживать российскую экономическую экспансию, расширять свое политическое влияние, обеспечивать свою безопасность. Центральным направлением этой политики стало формирование Единого экономического пространства России, Украины, Казахстана и Белоруссии как прообраза Восточноевропейского союза. Этим администрация Путина фактически попыталась выстроить рядом с ЕС «вторую Европу», состоящую из бывших республик СССР. Идея заключалась не в противопоставлении, а в подготовке условий для создания в будущем двусоставной Большой Европы, в которой у РФ будет ведущая роль.