Его подчиненные переглянулись и притихли, и даже Арнольд принялся с досадой кусать губы. Изучать странное поведение планеты можно было только экспериментальным путем, а это означало новые катаклизмы и разрушения всего того, что им удалось на ней построить.
— Значит, так, — решил начальник. — Предположение Арнольда мы принимаем в качестве рабочей гипотезы. И ведем себя так, как если бы она была уже доказана. Планету не ругаем, никакими плохими словами не обзываем и продолжаем работать как раньше. А дальше посмотрим…
Исследователи вздохнули — кто-то облегченно, кто-то, наоборот, обиженно. Эжен встал и направился к выходу из зала, давая подчиненным понять, что решение принято и больше обсуждать слова Арнольда не нужно. Все остальные тоже начали неохотно расходиться.
В этот день всех космонавтов словно подменили. На строительной площадке было тихо, никто не ругался, а друг к другу сотрудники обращались только спокойными и вежливыми фразами. Запрет обижать планету как-то незаметно распространился и на коллег, и в итоге день прошел без обычных во время напряженной работы мелких ссор и разногласий. А планета, словно радуясь всеобщему миролюбию, подарила землянам прекрасный, солнечный, но не слишком жаркий день почти без ветра и без малейшего намека на какие-либо катаклизмы.
— Моя теория подтверждается… — улыбался Арнольд, когда они вместе с еще одним инженером возвращались на базу. Прямо перед ними спускалось за горизонт яркое алое солнце, и его лучи окрашивали все вокруг в самые чистые оттенки розового и малинового.
— Пока да, — кивнул его коллега. — Но вообще, я все-таки считаю, что ее следует проверить более тщательно. Наши планетологи ведь исследуют здесь горные породы, и воздух, и все остальное! Но, когда ты обнаружил здесь новое природное явление, они перепугались и не стали его изучать!
— Слишком рискованно, — вздохнул Арнольд, объезжая небольшую трещину на пути вездехода. — Начнешь проверять — а планетка затрясется и сбросит на нашу базу вон ту скалу! — Он кивнул на возвышающиеся чуть в стороне от дороги горы, окрашенные солнцем все в тот же розовый цвет.
— Можно отъехать подальше от базы. Можно вообще улететь на другое полушарие! — не отступал его собеседник.
— А если она так разозлится, что землетрясения пройдут по всем материкам разом? — охладил его пыл Арнольд. Несмотря на это, ему самому больше всего хотелось провести еще хотя бы один эксперимент с реакцией планеты на ругань.
Остаток дороги они с коллегой ехали молча.
— Чтоб этого Арнольда перевернуло вместе с его теорией!
— В чем дело, ребята?
Приглушенные кислородными масками голоса звучали угрожающе. Арнольд вылез из машины и обратил непонимающий взгляд‘на столпившихся возле вездехода исследователей. Они выглядели очень потрепанными, а их грозные лица ясно свидетельствовали о том, что у них к нему весьма серьезный разговор. Серьезный и неприятный. Для него.
— Ребята, что случилось? — повторил Арнольд, когда они зашли в здание базы и избавились от масок. — Что я успел натворить, пока меня не было? — попытался пошутить он, но шутку никто не оценил.
Наконец, вперед вышел Эжен, комбинезон которого был порван в нескольких местах. Арнольд удивленно вздернул брови.
Эжен покачал головой:
— Неверна твоя теория.
— И это все?! — вскричал один из собравшихся и двинулся было к Арнольду, но Эжен взмахнул рукой, и буяну преградили путь. — Нас из-за него чуть не угробило! — кричал из-за «кордона» исследователь. — И вы спустите все на тормозах?!
— Сегодня мы были вон за теми скалами, — сказал Эжен Арнольду, кивая на далекие розовые вершины. — Скафандры надевать не стали, оделись как обычно: решили, что, раз твоя теория верна — ведь было так похоже на это! — можно позволить себе идти налегке. Взяли побольше оборудования, чтобы наверстать упущенное в исследованиях, и только установили приборы…
— …как начался этот чертов ураган! — выкрикнул все тот же не унимавшийся планетолог.
— Ураган? — удивился Арнольд. Весь день он трудился на стройке, и погода стояла замечательная. По крайней мере в том месте, где возводили космопорт. А что было за пределами этого сектора?
— Да, ураган, так его разэтак! Нас чуть ли не с земли приподнимало! По воздуху не только песок — камни летали! Командира с ног сбило и несколько метров по земле волокло!..
«Локальный ураган — возможно ли это?.. — слушая вполуха речь возмущенного исследователя, изумился про себя Арнольд и тут же сам себе ответил: — А почему нет? Планета явно любит покапризничать!»
И тогда в голове у мужчины начала формироваться новая догадка, которая, как ему казалось, объясняла все непонятности, все тайны и противоречия. Проблема была в том, что после неудавшегося исследования коллеги вряд ли ему поверят…
Коллеги же тем временем только подтверждали его опасения.
— Уникум! Эйнштейн, блин! — неслось отовсюду. Распалившиеся ученые и инженеры, не сдерживаясь и не скупясь на слова, выражали обуревавшие их чувства.
— Теории он выдвигает!
— Работал бы себе и дальше тихо, никому не мешая, так нет!.. Славы захотелось!
— Ага, ага!
Арнольд мог бы сказать им, что они ошибаются и что нельзя было, приняв на веру недоказанное предположение, уезжать далеко от базы без защитных костюмов. Планета ведь по-прежнему оставалась для них чужой. Но эти слова только еще больше разозлили бы исследователей: в таком состоянии они наверняка решили бы, что «причина всех несчастий» Арнольд пытается переложить вину на пострадавших. Вот почему вместо этого он произнес:
— А что, если я все-таки был прав?
— С чего бы это ты был прав? — продолжал оппонировать его визави. — Планета — не живое существо. Живые существа не психуют ни с того ни с сего, если, конечно, они не больные на всю голову.
— Или не истерички, — добавил кто-то.
— Или не девочки, — а это уже сказал Арнольд.
Все на секунду замолкли.
— Ты хочешь сказать, что у нашей планеты есть пол, и она, хм, девочка? — выразительно проговорил Эжен.
Арнольд развел руками:
— Тем, как она себя ведет, она очень напоминает девочку-подростка. Хотя она может быть также маленьким ребенком или достаточно взрослой женщиной, ну по планетарным меркам, конечно. Посудите сами, все же сходится: и эти внезапные, ничем не обоснованные вспышки недовольства, и реакция на комплименты, и даже цвет ландшафта — розовый!
Эжен задумался. Все смотрели на него, ожидая вердикта.
— Неужели вы всерьез… — начал было нападавший на Арнольда неуемный планетолог, но Эжен жестом попросил его помолчать и сказал:
— Доказательств у нас опять-таки никаких, но твоя теория казалась весьма правдоподобной, несмотря на свою неправдоподобность. До последнего момента. И сейчас тебе тоже удалось убедить меня… попробовать…
По рядам слушателей пронесся вздох изумления, за которым последовал недовольный ропот.
— Мы ничего не теряем, — обернувшись к ним, объяснил Эжен. — И с этого момента мы всегда будем надевать защитную экипировку. А то, что мы отправились за скалы налегке, — моя ошибка.
Недовольные ученые забубнили громче.
— Михаил у нас — замечательный психиатр, — продолжал Эжен, не обращая на них внимания. — Попросим его провести сеанс терапии с планетой. Конечно, он никогда не общался с галактическими телами — подростками, но, думаю, он справится, если будет обращаться к ней как к человеку. Во всяком случае, до сей поры она вела себя именно как человек.
— Да, как женщина. — Арнольд оглядел присутствующих, чтобы понять, доверяют ли они ему, но прочел в их глазах совершенно разные эмоции. Ну что ж, он выдвинул предположение, и пути назад уже не было. Если он неправ, его, конечно, не четвертуют, но репутацию он себе подпортит однозначно. Еще бы: взрослый человек, а забивает голову себе и, главное, другим всякими глупостями! Словно семилетний пацан…
— Обращаться и дальше с планетой по-джентльменски, — приказал всем Эжен. — Не грубить. Не хамить. И по мере возможности помогать справляться с трудностями жизни. Вы знаете, что такое — быть планетой? А женщиной? — Космонавты испуганно поежились. — Вот и я тоже не знаю. Поэтому постарайтесь вести себя с ней как можно добрее и деликатнее — в конце концов, нам нужно завершить исследования, и если Арнольд прав, то… в общем, тогда мы наконец сможем это сделать.
— Это «если» меня и смущает, — недовольно пробормотал исследователь, который пытался оспорить Арнольдову идею, но его уже никто не слушал.
Все разошлись по своим делам.
Следующие несколько недель были… странными. Арнольд мог охарактеризовать их только так. Три десятка суровых мужчин, большинство из которых уже много лет работали в космосе, освоили немало планет и успели здорово «одичать» за это время, превратились в вежливых рыцарей с изысканными манерами. Каждое утро, выходя на работу, они, по распоряжению врача Михаила, оглядывались вокруг и с улыбкой сообщали друг другу, что рассвет в этот день особенно красив, а погода просто праздничная. Занимаясь делами, все были на редкость предупредительными, после каждой просьбы не забывали добавлять слово «пожалуйста», а когда кто-нибудь по привычке собирался выругаться, коллеги быстро одергивали его, и забывшийся исследователь мгновенно менялся в лице и начинал улыбаться. Некоторые незаметно посмеивались над новыми куртуазными манерами своих товарищей, но через пару дней даже самым большим грубиянам начали нравиться новые правила. Все чаще космонавты делали комплименты планете не наигранно, а искренне; все реже с их языков случайно срывались нецензурные слова…
И планета как будто бы действительно слышала и понимала их разговоры. Она вела себя вполне миролюбиво — ураганов и землетрясений больше не случалось, вулкан лишь изредка выпускал в багровое небо небольшие облачка дыма, дождь шел только по ночам, а днем в небе сияло теплое белое солнце. Только изредка его скрывали небольшие тучи, да еще иногда налетали вдруг резкие порывы ветра, поднимающие пыль и мелкие песчинки. Исследователи, посмеиваясь, говорили, что, скорее всего, планета, как и положено молоденькой девушке, просто слегка капризничает.