«Главная цель нашей политики заключается не в том, чтобы демонстрировать какие-то амбиции имперского характера, а в том, чтобы обеспечить благоприятные внешние условия для развития России. Ничего здесь необычного нет. И мы будем выстраивать многовекторную внешнюю политику, мы будем работать и с Соединенными Штатами, и с Евросоюзом, и с отдельными странами Европы. Будем работать с нашими азиатскими партнерами, с Китаем, с Индией, со странами Азиатско-Тихоокеанского региона».
Если соратником по внешнеполитическому будущему для РФ не является нынешняя Европа, то необходима многовекторность многополярного мирового устройства.
Гегемония в любых формах несет в себе потенциальную угрозу, «Право сильного» в современном мире может быть оспорено только силой. Поэтому двухполюсность периода холодной войны снова ведет к гегемонии. Теоретически треугольник устойчивее прямой с чашами весов на ее окончаниях. Уравновешивающими амбиции друг друга, потенциальными векторами международной политики могут быть США, Китай, Индия, ЕС и интегрированный мусульманский мир.
Международники на Западе, как правило, ищут истоки возникновения концепции многополярности в наблюдавшемся в середине 1970-х годов, стремительном подъеме экономики Западной Европы и Японии, американском поражении во Вьетнаме, в энергетическом кризисе 1973–1974 годов и других тенденциях, не укладывавшихся в жесткие рамки биполярного мира, мировой политики. Представление о приближающейся, если не об уже наступившей многополярности, также отражало создание в 1973 году Трехсторонней комиссии, призванной искать новый формат отношений между Северной Америкой, Западной Европой и Восточной Азией.
У китайцев есть свой, сложившийся в начале 1990-х годов и восходящий к теоретическому наследию Мао Цзэдуна вариант многополярности (кит. доцзихуа — Ю.С.). В КНР были сформулированы представления о переходе от однополярного мира к многополярному через сочетающую в себе элементы прошлого и будущего мироустройства, гибридную структуру мировой политики.
Концепция многополярности является интеллектуальным продуктом XX века. За прошедшие со времени ее выдвижения десятилетия многополярность должна была бы проделать эволюцию от гипотезы до полноценной теории и стать основой нового миропорядка, обладающего своими нормами, институтами и процедурами. Однако что-то пошло не так, как прогнозировалось.
В РФ начало перехода к многополярности было обозначено в 1996 году тогдашним министром иностранных дел Евгением Примаковым как одна из основных тенденций развития современной международной жизни. В ходе своего визита в Дели в конце 1998 года он уже в качестве премьер-министра РФ представил план развития трехстороннего сотрудничества в формате России, Китая и Индии (РИК) в качестве механизма продвижения глобальной многополярности на практике.
«Мне бы очень хотелось… чтобы мир действительно стал многополярным и чтобы учитывались мнения всех участников международного сообщества».
Желательной моделью миропорядка является многополярный мир, однако в данное время непреодоленным остается «однополярный момент».
Исторический опыт последних столетий не содержит примеров постепенного, растянутого во времени процесса смены старого миропорядка новым. В 1815, 1919 и 1945 годах она осуществлялась не эволюционно, а революционно, силовыми методами и была связана с предшествующими масштабными вооруженными конфликтами. Новый мировой порядок строился победителями и в их интересах.
Если переход к многополярному миру станет длительным процессом, то человечество вынуждено будет долго пребывать в серой зоне между старым и новым миропорядком, подвергаясь различным сильным рискам.
Можно только прогнозировать суть новых правил игры и принципов функционирования международной системы, конфликты между формирующимися полюсами, возможные расколы целостностей на отдельные фрагменты и самозамыкание частей в своих региональных или континентальных подсистемах.
В направлении многополярности мир движется медленно, непоследовательно и рывками. Евросоюз сегодня не является полноценным и независимым глобальным коллективным полюсом. К такому статусу за последнее десятилетие не приблизились Африка, Ближний Восток и Латинская Америка.
Многополярность уподобилась удаляющейся, по мере приближения к ней, линии горизонта и, таким образом, выступает не полноценной альтернативой существующему миропорядку, а механизмом коррекции его элементов.
«Европейский концерт», или созданная в Европе в начале XIX века по итогам наполеоновских войн Венская система международных отношений, стал опытом многополярных геополитических систем, позволивших на протяжении длительного времени сохранять мир в Европе. Когда бы эта система ни была разрушена — в 1853 году (Крымская война), в 1871 году (Франко-прусская война) или в 1914 году (Первая мировая война), после 1815 года XIX век для европейцев был относительно мирным.
Возможно ли в принципе в настоящее время повторить опыт «Европейского концерта» в глобальном масштабе?
Являясь очень разными государственными образованиями, участники «Европейского концерта» были сопоставимыми по основным параметрам силы и влияния — военным, политическим, экономическим. Космополитическая элита Европы оставалась в целом однородной, говорила на одном — французском языке. Европейские монархии XIX века представляли собой, по сути, единую семью, исповедовали одну христианскую религию и находились в целом в рамках единой культурной традиции европейского Просвещения. До стремительного возвышения Пруссии и последующего объединения Германии принципиальных, непримиримых разногласий относительно желательного будущего европейской политики между участниками «Европейского концерта» не было.
Сегодня потенциальные участники многополярной системы фундаментально неравновесны. США по большинству параметров имеют больший вес в современной международной системе, чем Британская империя в европейской политике 19-го столетия. Современная мировая элита является неоднородной, ей свойственны глубокие расхождения культурных архетипов и базовых ценностей. В 19-м столетии разногласия между участниками «Европейского концерта» касались конкретных вопросов европейской политики, способов настройки сложного европейского механизма. В XXI же веке разногласия между великими державами затрагивают: основы миропорядка, базовые понятия международного права, представления о справедливости, легитимности, смыслах.
Успешное функционирование «Европейского концерта» было в значительной степени обусловлено его гибкостью. Для поддержки равновесия системы великие европейские державы могли оперативно менять конфигурации геополитических союзов, коалиций и альянсов. Например, один из основных противников России во время Крымской войны — Франция через год после подписания Парижского мира 1856 года начала активное российско-французское сближение, результатом которого стал к разрыв отношений России с Австрией и к поражение последней в ее конфликте с Францией в 1859 году.
Очень сложно себе представить даже теоретически, что сегодня: возможны проявления подобной гибкости; Россия способна в течение нескольких лет сменить нынешнее партнерство с КНР на альянс с США; столкнувшись с растущим давлением со стороны США, ЕС переориентируется на стратегическое сотрудничество с Москвой. Современные лидеры великих держав не обладают той степенью гибкости, которая им необходима для обеспечения устойчивого многополярного миропорядка.
Венский конгресс 1814–1815 годов породил стабильный европейский порядок, Версальский мирный договор 1919 года утратил значение уже через полтора десятилетия после его подписания. Участники антифранцузской коалиции смогли продемонстрировать благородство и великодушие по отношению к своему бывшему противнику, а у членов антигерманской коалиции это не получилось.
«Европейский концерт» создавался преимущественно монархами-автократами, Версальский мир — лидерами западных демократий, более зависевшими от общественных настроений в своих странах, чем их предшественники. Настроения же прошедших через страдания обществ, невиданные ранее лишения и потери требовали наказания немцев в жесткой и бескомпромиссной форме. Победители это сделали, запустив этим механизм подготовки новой бойни глобального масштаба.
В современном мире зависимость политиков от малейших флуктуаций общественного мнения возрастает. Политический популизм и многополярность становятся несовместимыми.
Согласно одной из геополитических формул или правилам игры в международных отношениях большие государства на мировой арене действуют, как гангстеры, а маленькие — как проститутки. Концепция многополярного мира апеллирует к первым и игнорирует вторых. Не каждое государство мира и не любая коалиция государств вправе претендовать на позицию отдельного «полюса» в международной системе.
Подавляющее большинство национальных государств неспособны самостоятельно обеспечить даже собственную безопасность и экономический рост, поэтому не могут внести ощутимый вклад в формирование нового миропорядка. В современном и будущем многополярном мире лишь горстка стран обладает «настоящим» суверенитетом, все остальные, так или иначе, жертвуют своей независимостью ради безопасности, процветания, банального выживания.
Во времена Европейского концерта «гангстеры» могли успешно контролировать зависящих от них «проституток», количество которых было небольшим. Спустя два столетия ситуация кардинально изменилась. В современном мире существует около двух сотен государств — членов ООН. В многополярной геополитической системе абсолютному большинству стран уготовлена роль статистов или наблюдателей.
Даже если вынести за скобки морально-этическую ущербность подобного мироустройства, подобный проект выглядит малоосуществимым. Особенно с учетом нарастания проблем в существующих военно-политических и экономических объединениях и резкого подъема, затрагивающего великие державы, средние и малые страны, а также национализма.