Таким был подвиг «русского европейца», за который дорого было заплачено.
«Если Россию называть Европой, то надо говорить, что есть две Европы — русская, или православная, и Западная Европа… католико-протестантский ареал.
В этом смысле Россия никакая не Европа, и Европа — никакая не Россия, это очевидно. Глупо сравнивать… Европа и Россия — это два равнопорядковых, но различных между собой явления. Нелепо рассматривать Россию как часть Европы, точно так же, если мы осознаем, что речь идет о различных путях исторического развития христианской культуры, Европу нельзя рассматривать как часть России. Можно сказать, что мы имеем дело с двумя цивилизациями… (со времени Раскола.) <…> Это две традиции, две линии в рамках христианского мира, которые уже более тысячелетия живут по разным законам, развиваются по разной логике и имеют разную историю. Западное и восточное христианство — это два полюса, не сводимые ни в чем, имеющие собственную логику… западники просто отказываются понимать, что речь идет о двух различных цивилизациях.
Нельзя говорить о том, чтобы взять какую-то часть одной из этих цивилизаций за универсальный критерий. Именно в этом случае возникает абсолютно неверное представление о том, что Россия — это такая плохая Европа.
…Если при этом по-настоящему объединиться с Беларусью или Казахстаном, а еще лучше с обеими странами, то… легитимность (этого. — Ю.С.) будет усилена и подкреплена волей наших народов к воссозданию великой империи. Это та имперская легитимность, выше которой вообще ничего нет… Перед этой целью и миссией никакие законы и правила не имеют голоса. А оформить все можно и потом в полном соответствии с требованиями легальности и правовыми нормативами. Была бы только воля».
«Сторонятся в почтительном недоумении народы… И дивятся другие народы».
Включая в себя Азию, Россия сопричастна с ней, способна к ее пониманию и сотрудничеству именно как Европа. В качестве культурного субъекта Россия — это не азиатская, а европейская Евразия, или Евровосток, и в таком качестве принимается Европой как «свое — иное».
«Бессмысленно спорить о том, принадлежит ли Россия Европе или Азии… Русская культура… Культура единая… принадлежат европейскому типу культуры».
Европейская самоидентификация России делает ее неотъемлемой подсистемой триединой Европы. Движение ЕС на Восток обострило противостояние pro и contra европейского характера РФ. Симптомы дезориентации и неизбежного скепсиса достаточно многообразны и кризис не оспаривается политическими элитами и экспертным сообществом.
Вопрос о границах Европы вообще и ЕС, в частности, касается понятия «определенность неопределенности». При этом россияне считают, что РФ является неотъемлемой частью Европы.
Россию не однажды ставили на колени, но она неизменно вставала из пепла Фениксом, сосредоточивалась и самоутверждалась. Феномен и парадокс состоят в том, что при этом она всегда в конечном счете сильнее, чем казалась в непростые и грозные времена.
«России до сих пор удавалось преодолеть периоды стратегической слабости и восстановить свой статус великой державы, а те, кто недооценивал ее силу… расплачивались за это очень дорого».
«Германия никогда не должна порывать связей с Россией».
«Россия является по своему происхождению, религии и традициям европейской страной. Именно Россию и Германию должна связывать дружба, основанная на историческом опыте… Германия должна всячески содействовать этому в соответствии с духом тех дружеских связей, которые в свое время обосновал Бисмарк».
Россия по определению не может потерять свою исторически вызревшую европейскую сущность. Евросоюз искренне или по расчету не может или не хочет признать эту сущность в ее динамике и может потерять доверие России.
Брюсселю необходимо осознавать суть современной европейской политики РФ, и выбор ею, прошедшей через горбачевско-ельцинский период платонической и неразделенной любви к Западу, основан на самоидентификации страны.
«Россия была, есть и, конечно, будет крупнейшей европейской нацией».
Европа может сыграть влиятельную роль в глобальном плане, если объединит свой потенциал с потенциалом РФ.
Отклоняя латентную неоимперскую интенцию расширения Европы, РФ усматривает объективную закономерность в ее воссоединении и строительстве, включающей разные народы и государства, «Большой Европы». Это, прежде всего, европейский выбор великой державы, полной решимости двигаться по этому пути.
«Российская государственность более не нуждается во внешней легитимации, чем грешили перестроечные и первые постсоветские руководители страны».
Провал предполагавшей создание сверхгосударства версии европейской Конституции, отстаивание государствами Европы своего национального суверенитета повышают шансы внедрения голлистской модели «Европы отечеств» и придают легитимность фундаментальному условию сближения России и ЕС — без потери ею суверенитета.
«Косвенным результатом может стать то, что Москва однажды заявит Евросоюзу: “Что это вы за загадочное объединение, Конституцию которого некоторые его члены ратифицируют, а одни из главных участников отвергают?”».
Исследование российского Института комплексных стратегических исследований (ИКСИ) и немецкого Фонда имени Фридриха Эберта, проведенное в 2002 году, свидетельствуют о том, что мысли граждан РФ о движении в Европу связаны прежде всего именно с ней и лишь во вторую очередь с ЕС. В целом россияне настроены на интеграцию в европейское сообщество, но желают войти в него именно как Россия, а не как приведенная к европейским стандартам страна.
По данным исследования Института социологии РАН 2007 года к Европе положительно относятся около 90 % россиян, к Евросоюзу приблизительно 65 %.
Закономерно наблюдается значительный перепад в почти единодушно положительном отношении российской общественности к Европе и сдержанно положительном — к Евросоюзу.
«Мы имеем дело с очень уверенной в себе страной, которая не намерена позволять диктовать ей, какие решения она должна принимать. Главное — понять, как управлять этим все более отдаляющимся партнером».
Наблюдается все более очевидный политический курс скорее на инкорпорацию России в Евросоюз, а не на консенсус между равными субъектами. Если это диктуется застарелыми счетами — от казаков в Париже в 1814 году до советских танков в Праге в 1968 году, то Россия всегда испытывала на себе давление со стороны западной цивилизации и западные «латинщики хуже татар». Это наиболее заметно в старом «ядре» ЕС — в Германии и Франции.
«Мы, немцы, ответственны не только перед Польшей и другими европейскими странами, мы особенно ответственны именно перед Россией — это обусловлено нашей историей».
РФ готова развивать сообщество, основанное на интересах, а не на ценностях. Она упрекает ЕС в безответственном отказе от объединения даже неформального, поскольку оно предвзято рассматривается сквозь призму либеральных ценностей.
ЕС и РФ объединяют как во многом общие интересы, так и базовые ценности. Признание первых характерно изречению: «Россия — это тайна».
Обосновывающие геостратегические выкладки оперируют базовыми понятиями: панъевропейская синергия; стратегия первого удара; прочное, стабильное и уравновешенное партнерство между Европейским союзом с Российской Федерацией.
Однако приоритетное оперирование этими понятиями в интеллектуальных кругах Европы само по себе не ведет к политической общности и требует последовательной ориентации власть имущих элит ЕС на строительство «Большой Европы» совместно с РФ.
Весомым и долгосрочным аргументом является общность культурных приоритетов.
Согласно различным социологическим данным, по критерию «культурный авторитет» немцы ставят Россию на первое место — впереди Франции. Германия находится на третьем месте, далее следуют США, Чехия, Польша.
Совпадение адекватно понятых интересов и ценностей России является объективной предпосылкой стратегического, не ситуационного партнерства.
«В этом она разительно отличается от избирательного подхода США, являющегося скорее односторонним, в котором упор делается лишь на вооружения и борьбу с терроризмом и который подчинен конъюнктурным соображениям (резкие колебания между предложениями партнерства и его игнорированием)».