Интеграция России в ЕС подразумевает целесообразность их сотрудничества и партнерства, но не является самоцелью. В целом элиты и население Евросоюза не готовы к перспективе близкого сближения с Россией. Эксперты Еврокомиссии ставят вопрос о том, чего ЕС и РФ вправе ожидать друг от друга. В своей идеологии и практике Европа от абстрактной идеи своего единства пришла к пониманию фундаментальных и взаимосвязанных предпосылок интеграции: соразмерности масштабов государств и однотипности их ценностно-смысловых ядер; политико-экономических отношений и структур.
РФ обладает «джентльменским набором» противопоказаний своему членству в ЕС: 150-миллионное население, 75 % которого издавна проживает в европейской части своей страны; евразийские масштабы жизненного пространства; еще экстенсивный и во многом неопределенный тип хозяйственной и политической трансформации.
«Начать серьезно обсуждать вступление России в ЕС, а также выстраивать с ним такую модель, которая не исключала бы такую возможность».
«Непонятно, к чему мы будем двигаться… Неясен темп нашего движения.
Все это традиционная болезнь российской политики на европейском направлении — мы не знаем, чего мы хотим стратегически. А если и знаем, то скрываем и боимся это закрепить документально… Следует обновить упоминавшуюся российскую Стратегию по развитию отношений с ЕС, вычеркнув из нее слова о том, что мы “в обозримой перспективе не стремимся к отношениям ассоциации…”».
ЕС всегда будет чем-то внешним и посторонним, и вступить в него будет так же немыслимо для РФ, как вступить в Китай или Индию — централизованные и относительно гомогенные неевропейские государства. ЕС является объединением во многом гетерогенных государств, допускающих «свое — другое».
РФ отвергает претензии официального Брюсселя на европейскую исключительность и, при наличии соответствующих возможностей, реализовывает курс на создание Большой Европы, в которую на равноправной основе могут войти государства, по тем или иным причинам не готовые или не желающие стать членами ЕС.
Такое различие в подходах к Евросоюзу и Европе оправданно, но их противопоставление — это иное. Как и во времена оппозиции западников и славянофилов, вновь происходит их смысловая инверсия.
«В ЕС мы не можем проситься, “как все”, потому, что большее не может проситься в меньшее».
«Придет время, будет, наверное, решаться и этот вопрос, но не когда Евросоюз “созреет”, а когда выгода будет очевидной и обоюдной».
Когда в качестве ответа на вызовы глобального мира ЕС и РФ реализуют свою европейскую идентичность и синергию совместных действий, выгода от их единения будет очевидной.
Рациональность и пассионарность проекта «Евросоюз как результат деятельности политических командоров тяжеловесов типа Герхарда Шредера, Жака Ширака и “высоколобых” интеллектуалов» размываются почти анонимным «мозговым центром» (think tank. — Ю.С.) политиков и политиканов современности, а также менеджеров от социального конструирования.
Политическое руководство ЕС не должно иметь монополии на право выступать от имени всей Европы. А неприятие евразийского «нет» Евросоюзу объясняется тем, что им было сделано.
Исторический выбор в пользу панъевропейского проекта органично делает Россию «своей — другой». Решив дилемму Джозефа Редьярда Киплинга в духе contra («Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись». — Ю.С.), РФ обречена на стратегию своего отката к «Руси». Это чревато аллюзиями о геополитической притче, в которой в середине XXI века в Евразии все будет спокойно, не считая одиночных выстрелов… на германо-китайской границе.
Россия не может не быть Европой, но в настоящее время… и полноправным членом Евросоюза или иной панъевропейской институциональной структуры. РФ и ЕС не готовы к подобному шагу.
Перспективы ассоциации России и ЕС обсуждаются в реальные не доктринерских спорах.
«Ассоциация, не выходящая даже в долгосрочной перспективе на членство, является худшей из всех моделей отношений, которую можно выстраивать с Евросоюзом. Неслучайно от подобной модели упорно отказывается Турция, настаивая на полноправном членстве».
Коренные интересы и ценности народов и государств принадлежат к одному культурно-цивилизационному комплексу, совпадают. Даже обладая гетерогенным характером, он напоминает разнофункциональные полушария головного мозга, способного нормально функционировать лишь в их единстве и взаимодополняемости.
Применение формулы «Европа отечеств» позволяет сохранять и воспроизводить «самостояние» России и ее национально-государственный суверенитет. Это должно предполагать вероятность в среднесрочной перспективе интеграции ЕС и РФ в формате триединой «Большой Европы», реализующей идею несводимости панъевропейской структуры, и ее культурно-цивилизационных оснований к западноцентризму, и признания необходимости триединства Западной, Центральной и Восточной Европы в качестве кардинальной предпосылки самоидентификации всех народов континента, отказа от доли центральноевропейского региона как арены соперничества Запада и Востока, признания европейской идентичности России, реального строительства Общеевропейского дома.
Такое продиктованное объективной логикой интеграции России и Европы смысловое тождество напоминает созданный Николаем Гоголем образ «большой дороги», на которой, согласно представлению Федора Достоевского, «есть высшая мысль». В контексте германо-российской общности этот образ был близок и Фридриху Ницше, который был убежден, что «дорогу» не следует трактовать романтически и предупреждал об угрозе доктринерства.
«Ни один приток не велик и не богат сам по себе; его делает таковым то, что он воспринимает в себя и ведет за собой столько притоков. Так обстоит дело и со всем духовно великим».
«La Russie se recueille» (фр.) — «Россия собирается с мыслями».
«Медленно запрягать, но быстро ездить — в характере этого народа».
Общезначимыми цивилизационными достижениями России являются ее уникальные культуротворческие триумфы.
Внешнеполитическая философия элиты и общественное мнение эволюционируют по отношению к внешнему миру.
РФ феноменально воплощает в себе: удивительное совпадение условий и факторов, свое особое настроение, систему смыслов, природу чувствования, мечты и желания, преемственность, чувство родины, любовь и притяжение, увлечение собой других, рождение идей и мышление, интересность жизни.
«История призывает Россию встать впереди всемирного просвещения, история дает ей право на это за всесторонность и полноту ее начал».
«Россия стала империею. До тех пор в Европе был один император — император Священной Римской империи, но в Европе давно уже толковали, что Петр стремился стать восточным римским императором. Петр, действительно, стал императором, но не восточным римским, а всероссийским, ему не было никакого дела до Рима, и он отвергнул эту бессмысленную для России, для ее истории ветхость. Он трудился для России и с Россиею, для нее и с нею он добыл императорский титул и не отлучил родной страны от собственной славы.
Петр сладил с сопротивлением, прямо высказывавшимся, победил везде, где было место борьбы с оружием в руках; сладил со стрельцами, казаками, победил внешнего врага — шведа, который загораживал ему дорогу к морю, в Европу; но нелегко было сладить с сопротивлением, которое не выступало открыто, но которое залегло глубоко в обществе, коренилось в привычках и взглядах, накопленных веками».
Представление о российской «загадочности» порождено парадоксальным сплетением импульсов притяжения и отталкивания в отношениях с Западом. Это объяснялось исторически сложившимся складом национальной ментальности России, отразившей ее трудную судьбу.
Имперские помыслы о верховенстве в международных делах оказались сомкнутыми с претензиями церковных иерархов на главенство во всем христианском мире. Их этого последовала цель превращения России в наследницу Византийской империи, возведения себя в ранг священного «Третьего Рима».