— Вжух-вжух! — зловеще свистели стрелы, пущенные степняками.
— Рассредоточиться! — выкрикнул я.
Но все уже это сделали. Мы ранее отрабатывали этот маневр. Я же знал, на встречу к кому направляемся.
Пущены были не более полусотни стрел, что говорило о том, что отряд степняков не сплошь лучники. Оно и к лучшему. Пусть это и странно, но такой анахронизм в вооружении, как лук со стрелками, может причинить немалый урон. Но… если лучников куда как больше, но и если бы мы стояли толпой.
— Штуцеры, товсь! — командовал я.
Расчёт нападавших был весьма грамотным. Стрелы навесом наши противники могут пускать и за метров пятьсот, а вот мы отвечать прицельным огнём можем куда как с меньшего расстояния. По крайней мере, на это нападавшие сделали ставку, и тактика башкир должна была принести им успех.
Но… Я не раз говорил о том, какие недостатки имеет штуцер. Но то, что сейчас башкирам не дадут спокойно и расслабленно, будто бы на полигоне, пускать стрелы — это факт. Мы достаем их. И штуцеры куда как удобнее оружие, чем лук со стрелками.
— Бах-бах-бах! — начали работать штуцерники.
Я посмотрел в трофейную французскую зрительную трубу. Сделал это чтобы запомнить, кто на нас решился напасть, и чтобы оценить возможности башкирского отряда. Хотя я предполагал, что увижу рядом с собой некоторые лица степняков. Бежать от этого отряда я не собирался.
— Бах-бах! — продолжали отрабатывать штуцерники, передавая свои нарезные ружья за спину, для перезарядки.
В среднем мы смогли добиться перезарядки одного штуцера не более чем за полторы минуты. Порой умельцы укладываются всего в одну минуту. Дело в том, что все пули сейчас смазываются жиром. Может быть, не сильно это помогает, но всё-таки пуля лучше подбивается молотком и уходит в дуло.
Ну и то, что мы так много стреляем из штуцеров, постоянно тренируемся, тоже имеет своё значение. Все действия отточены до такого автоматизма, что заряжающий порой даже и не смотрит на то, какие манипуляции совершают его руки.
— Поручик Данилов, подпоручик Смолин, обходите со своими плутонгами башкир по флангам и прижимаете их к оврагу! — отдавал приказы я. — Штуцерникам продолжать стрелять! Прапорщику Саватееву готовить солдат к атаке.
Нужно не просто отбиться, важно ещё и узнать, что происходит. Как могут нападать на наш сравнительно большой отряд всего-то в пятидесяти верстах юго-восточнее Самары? Кто-то явно знал о моем приезде и посчитал, что за лучшее было бы проредить мой отряд, а при удаче, так и разбить. И кое-что могло у нападавших получиться, если бы все было неожиданным.
— Бах-бах-бах! — продолжали звучать выстрелы.
А вот стрелы всё реже и реже летели в нашу сторону. Между тем у нас уже были раненые. Однако не понять, чего своими действиями хотят добиться башкиры. Явно же мой отряд им не по зубам, и это было понятно ещё до самого столкновения.
Выждав ещё немного времени, пока два наших конных отряда стали заходить с флангов на столпившихся башкир, я отдал приказ:
— Каре!
Штуцерники мигом поднялись со своих лежанок, иные солдаты и офицеры буквально за две минуты сформировали небольшое каре численностью до шестидесяти бойцов.
— Вперёд! — прокричал я, когда конный отряд Данилова, состоящий из двадцати всадников вступил в бой с башкирами.
— Бах! Бах! Бах! — разряжали пистолеты конные под командованием Смолина и Данилова.
Это не была атака холодным оружием. Задача стояла лишь подойти к противнику, разрядить пистолеты и уйти на перезарядку. Главная же цель всего того, что сейчас происходило, — не дать уйти башкирам, «раскачать» их по флангам, пока каре подойдёт и завершит дело.
Получалось, что с одной стороны степняки были подпёрты к оврагу, перейти который означало потерять время и попасть под наш огонь. А так же, как я видел, он был достаточно крут и глубок, чтобы кавалерии было бы опасно туда спускаться.
С двух других сторон степняков подпирали гвардейские конные стрелки. Ну а по фронту шёл я, находясь по центру каре.
Степные воины явно растерялись. Возможно, сыграло свою роль то, что штуцерники в основном старались выбить тех башкир, которых принимали за командиров.
— Штуцерники! Влево на десять часов! — прокричал я, когда увидел, что башкиры всё-таки пошли в прорыв и выбрали своей целью небольшой отряд Данилова.
Теперь я понимал, что невозможно будет полностью разгромить отряд степных воинов. Но мне достаточно будет и десяти пленных, чтобы разобраться, что происходит на этих землях, почему беспрепятственно гуляют такие большие отряды, по сути, бандитов.
— Бах! Бах! Бах! — развязали свои нарезные ружья стрелки.
Они знали, куда нужно бить в такой ситуации. Пробовать попасть в самого всадника — это с большой долей вероятности промазать. А вот стрелять в сторону скопления врага и брать упреждение на тех, кто из башкир вырывается вперёд, — самое верное дело.
Я наблюдал в зрительную трубу, как несколько коней степняков начали заваливаться, создавая толчею и сложности для тех, кто скакал следом.
— Бах-бах-бах! — раздались выстрелы.
Это отряд Данилова разрядил вторые пистолеты.
Мне хотелось во всеуслышание выкрикнуть, что поручик Данилов получит взыскание. Задача была поставлена первоначально — разряжать оба пистолета, после разрывать дистанцию и уходить на перезарядку. Он же решил погеройствовать, подпустил к себе ближе башкир и второй раз выстрелил только сейчас.
Вот только я видел, как несколько степных воинов смогли сходу врубиться в собирающихся отходить даниловских стрелков. Я чётко увидел в зрительную трубу, что у меня есть безвозвратные потери.
Пока этих двоих башкирских смельчаков сумели приголубить, они разменяли свои жизни, или скорее плен, на двоих моих солдат. И этих двух смертей можно было избежать, если бы Данилов действовал так, как я того требовал.
Между тем наше каре продвигалось вперёд и также уже сделало залп в сторону врага. Стреляли мы с метров ста пятидесяти, и пуля весьма вероятно должна была долетать, пусть рассеивание было сумасшедшим.
Вот только был действенным и психологический эффект, который мы создали. Прорваться башкирам не удалось. Они уже потеряли до половины своего отряда, некоторые попробовали сходу уйти через овраг, но там кони, как и люди, заваливались, скатывались вниз, порой ломая ноги. Лошади, падали и погребали под себя всадников.
— Бах! Бах! — когда каре немножко перестроилось, давая возможность ударить и тем солдатам, которые находились по бокам, зазвучали новые выстрелы.
Это была частично переработанная тактика косого строя и маневрирования на поле боя, так удачно используемая Фридрихом Прусским в иной реальности.
По нам уже никто не стрелял. Башкирских воинов охватила паника, и они, даже оставляя своих коней, спрыгивали и бежали по оврагу прочь, спасаясь.
— Живыми брать! — кричал я, замечая, что, часть оставшихся башкир, или кто они там по этносу, стали сдаваться.
Нам действительно оставалось лишь произвести один залп, чтобы уничтожить всех тех, кто ещё не был в овраге. И кто ещё не был ранен или убит.
Отряд Смолина моментально рванул в погоню, а отряд Данилова обогнул овраг и стал с другой его стороны. Получилось так, что степные воины бежали в панике по оврагу, а по обеим его склонам уже были гвардейцы. Они неспешно стреляли в людей сверху вниз, оставляя в живых лишь только тех, которые становились на колени. Чудовищная охота на людей. Но не мы это начали.
Всеми офицерами были выучены некоторые фразы, без которых невозможно воевать с башкирами. Так что приказать на башкирском языке сдаваться и стать на колени — это была одна из основных фраз, которые знал даже каждый солдат в моей роте. И теперь я повсеместно слышал именно эти слова.
Уже через час я пил кипячёную воду с лимоном, разместившись на небольшом покрывале, которое было разложено на пожухлой траве.
Передо мной стояли пятеро башкир, в которых удалось определить знатных воинов. Как стало понятно почти сразу после завершения этого, для степняков нелепого, боя — предводитель отряда был убит практически первым выстрелом из штуцера.
Ну туда ему и дорога. Ещё, может быть, пришлось бы возиться с ним, передавать Кириллову, начальнику Оренбургской экспедиции. А это всё морока. И вообще, я не собирался оставлять ни одного свидетеля того, что здесь произошло.
Сразу сходу ссориться с башкирами и становиться их кровным врагом мне не хотелось. Я действительно лелеял надежду, что смогу каким-нибудь образом остановить это бессмысленное противостояние между, присягнувшим на верность императрице, башкирами и сперва с Оренбургской экспедицией, а потом и со всей Российской империей.
Я знал, что уже в скором времени это противостояние выльется практически в войну, в которой башкиры будут видеть себе союзниками Османскую Империю, ненавидеть русских, убивать даже тех своих соплеменников, которые приняли православие. О таких, как я, знаю уже немало.
— Тот, кто мне всё расскажет, почему вы здесь и кто нанял, того я отпущу. Если вдруг, так окажется, что вы никто не знаете русского языка, то вы мне бесполезны. Всех убью. Знайте же, что во мне бурлит степная кровь. Так что за это нападение ваши селища будут мной уничтожены, а дети и женщины взяты в рабство, — говорил я, нагоняя ужаса как минимум на двоих из пяти башкир.
Ещё раз пристально всмотрелся в лица тех знатных воинов, которых мне привели для допроса. Понял, что и они меня слышут и разбирают смысл сказанного. Тем более что некоторые фразы я сказал на башкирском. По крайней мере, то, что касалось смерти здесь присутствующих, как и последующих смертей их родных и близких.
Рядом со мной стоял переводчик. Но я ему абсолютно не доверял. Мало того, у меня даже сложилось такое впечатление, что он некоторым образом завёл нас в эту засаду. Ведь он был не только переводчиком — он ещё и был нашим экскурсоводом по башкирским землям. По его совету пошли этим направлением.
Но с этим товарищем я решил поговорить позже. Всё-таки быть вообще без переводчика — это огромная проблема. Даже при понимании того, что проблема может быть в том, что именно переведёт мне этот старый башкир, который взял немалые деньги, чтобы оказаться у меня в отряде. Ну и чтобы рассказать о всех тех правилах, традициях, нравах и обычаях, которые сейчас формируют жизнь и мировоззрение башкир.