Алкаин уверен, что с русскими можно помириться, что война принесёт ещё больший упадок башкир, и сам говорил многим батырам, чтобы они воздерживались от агрессии, и своих людей посылал их старшинам и к воинам разных родов и орд.
Между тем, Али, младший брат торговца Мустафы, главного торгового партнёра Алкаина, продолжал жаловаться:
— Это по твоему желанию, батыр Алкаин, мой брат по-особенному относится к капитану Искандеру Норову. Почему твой русский друг схватил моего брата и отправил его под стражу? — явно пытаясь сдерживаться, говорил Али.
Самому Алкаину было непонятно, почему Искандер Норов так себя ведёт. По крайней мере, башкирский старшина, только лишь попросил Мустафу, как своего друга, по возможности не задирать сильно цены, если только капитан Норов обратиться к нему с желанием купить какой-либо товар.
— Я узнаю, Али, что произошло. Ты можешь быть уверен, что если русский Искандер будет вести себя по отношению к твоему брату грубо, то он перестанет быть моим другом. Дружба с Мустафой для меня куда как важнее, чем с русским! — говорил Алкаин, при этом изрядно лукавя.
Конечно, дружить с бухарским купцом — это выгодно. Вот только если от русского гвардейского офицера будет помощь в урегулировании конфликта, то, конечно же, Норов более важный.
— Подожди меня, достопочтенный Али, я прикажу подготовить письмо Искандеру, — сказал Алкаин и махнул в сторону своего русского переводчика.
Башкиры не подходят близко к Уфе. Или делают это, но такими небольшими отрядами, по два-три десятка, чтобы не быть замеченными русскими разъездами. Сам Алкаин взял с собой полтора десятка воинов.
Вместе с тем, именно Уфа стала своего рода центром межнациональной торговли. Здесь, но четырьмя месяцами ранее, для всей своей орды закупался Алкаин. Он уже тогда понимал, что зима может быть очень суровой, а русские обязательно этим воспользуются и перестанут что-либо продавать башкирам.
Но, то и дело приходили разные башкирские батыры к Уфе, чтобы тут закупиться. А ещё среди русских находились и те, кто с удовольствием занимался контрабандой.
Однако, лучшим вариантом что-либо купить у русских оставались купцы из Бухары. И среди них Мустафа — наиболее важный.
— Вот, достопочтенный Али, та бумага, что должна помочь твоему брату выйти из ямы русских. Прошу лишь тебя не начинать кровную месть. Я почти уверен, что то, что случилось — это недоразумение, — сказал Алкаин, протягивая исписанный лист бумаги.
Уфа
22 октября 1734 года
Я сидел напротив бухарца и смотрел ему прямо в глаза. Сильный человек мне попался. Молчит, хоть бы вообще что-то сказал.
Или понимает, что я оказался в несколько затруднительном положении, в связи с тем, что удерживаю у себя видного торговца.
— Уважаемый Мустафа, ты ведь своим молчанием только больше меня дразнишь и вызываешь ещё больше подозрений. Если человеку есть сказать что-то в своё оправдание, он всегда это сделает, — сказал я, всё никак не принимая наиболее жёсткого решения.
То, что я взял под стражу Мустафу, оказалось своего рода ударом по всему городу. Оказывается Мустафа ещё немного выжидал время, чтобы продать в Уфе несколько немалых атар овец, своих коней, много ещё чего.
И все ждали Когда начнется эта распродажа. Ведь весной разразиться война, по крайней мере, так думают все те охочие люди, что прибыли в Уфу.
И поэтому торговля станет. Возможно, даже не на один год. Да и сам Мустафа о том говорил, что, если степь запылает, он не сможет привести в следующем году новый Караван. Так что мой поступок осудили. И сам Иван Кириллович Кириллов потребовал объяснений.
Как можно в свете такой обстановке пытать Мустафу? Это было бы несколько опрометчиво. Но, как говорится, взялся за гуж, не говори, что не дюж! И я готов и к такой жесткости. Это Восток, а он не прощает пустословия.
— Не там ты, Искандер, искать свой враг! — неожиданно всё же подал голос торговец. — И ты знать, что за мой добро к ты, ты платить понижение Мустафа.
— А тебе не показалось подозрительным, что ты торгуешь только со мной чаем?
Мустафа рассмеялся.
— Все в городе говорить, что ты, Искандер, великий воин. Многие смотреть, как ты бьёшь и как ты учишь воинов своих. Неужели ты так бояться своих врагов?
— Я не боюсь врагов явных, кто не трус и может встать напротив меня и сразиться. Я даже не боюсь врагов подлых, что могут подлость тайную сделать. Я лишь опасаюсь и защищаю себя, — сказал я и встретил непонимание.
В мой кабинет, куда я и повелел привести Мустафу для разговора, постучались.
— Входите! — выкрикнул я.
В помещение молча, почти строевым шагом вошел солдат и протянул мне свёрнутую свитком бумагу.
Развернув лист, я был удивлён тому ровному и аккуратному почерку, которым было написано послание. Подумалось, что даже в канцелярии её величества так аккуратно могут не писать, как тот, кто приложил руку к этому письму.
Я прочитал, поднял взгляд на торговца.
— Как могу я свою вину загладить? — спросил я у торговца. — Признаю, что ты не мог травить меня чаем.
Тот улыбнулся…
— Кабы я быть простым человек, то сказать, что не нужно ничего. Но Мустафа — торговец. Потому нужно… Мне нужно продать чай в Москва.
— То есть ты хочешь, чтобы я провел тебя или твоих людей прямо в Москву? Сейчас, перед зимой? — усмехнулся я.
— Да. Ты правильно думать, Искандер. Но могу я знать, что писать в письме и кто писать в твой письме? Почему ты перемениться к я? — спрашивал Мустафа.
— Разве же ты не догадываешься? Разве не знаешь ты Алкаина? — вопросом на вопрос отвечал я.
Сложно было сдерживаться и не начать открыто радоваться всем обстоятельствам, что были описаны в письме.
Меня прямо сейчас приглашали в Миасс, только лишь взяв с собой две тысячи рублей, чтобы расплатиться за покупку большой территории. Но большой или не очень зависело от того, насколько будет резвый и выносливый конь и умелый наездник.
Дело в том, что мне предлагалось купить за две тысячи рублей ту территорию, которую я или кто-нибудь из моих людей, сможет объехать в течение двух часов. Выходило, что одна тысяча рублей — это один час верхом на коне. То есть, нужно скакать вдоль реки два часа.
Что ж… Нужно подумать. На самом деле, это не так чтобы и очень много земли, если не просто нужны угодья для сельскохозяйственного поля, а золотоносная река. Мне нужно хотя бы километров сорок реки Миасс и ее притоков.
Понятно, что главное — зацепиться в том регионе, а потом каких пять-десять или сто километров можно просто лишь обследовать. А для того, чтобы прокормить людей, которые будут заниматься добычей золота, достаточно возделывать на первых порах сто десятин земли.
Так или иначе но большую часть продовольствия придётся закупать.
— Думать я, что теперь сказать. Это Алкаин меня просить с тобой торговать! Он молвить, что ты умный слова говорить, чтобы в степь пожар война не поджигать! — торговец демонстративно взялся за свою челюсть подёргал её в разные стороны. — Как после того с тобой дружба иметь? Твой человек ударить меня. Отдай мне голову того человека!
— Скорее я вырежу целую орду, чем стану своими людьми торговать. Я считаю, что это была шутка. А ты, уважаемый, не прибедняйся! Всё ты уже понял, всё ты уже решил. Так чего хочешь от меня? Чтобы мои люди сопроводили твой товар до Москвы?
— Так есть, — кивнул в знак согласия Мустафа. — Можно без голова твой человек. Проведи, если можешь, к Москве.
— Тогда у меня иное предложение к тебе, достопочтенный Мустафа. Я могу договориться с Кирилловым или будь с кем ещё другим, чтобы твой товар пропускали в Москву. Но я должен иметь с этого долю! — сказал я.
— Сперва твои люди бить я. То есть унижение моё! А нынче ты, как и не быть ничего меж нами дурного, долю хотеть? А ты вложить серебро в дело? Искандер, ты же мудрый воин, вот и думай! Не вложить деньга ты, не быть… Мне нужны деньги, — разразился тирадой Мустафа.
— Среди твоих людей есть люди христианской веры? Которому ты бы доверил дело и деньги? — с задумчивым видом спросил я.
Мои мысли пошли вскачь, как выпущенный на волю резвый жеребец. Это же просто удача какая-то: Мустафа имеет выход на индийские и китайские товары. Уверен, что он сам у кого-то покупает. Но это неважно.
Важнее сейчас то, что запрос на чай или кофе и в России, и в Европе просто колоссальный. То что можно купить в Уфе за дорого, можно продать в Питере за неприлично сильно дорого.
— Искандер… А со мной уже говорить Кириллов. Он хотеть знать про Индия. Но я ему отказать. Мне нет что сказать. Он прибыть сеять в эти места зёрна войны. Начнется война, Мустафа сюда не приедет, Мустафа поедет в Грузию или в Османскую империю. Потому я быть думать. Я уйти за товар, деньга давай! Без деньга, не быть соглашаться…
То есть я должен был, чтобы войти в долю с Мустафой, дать денег на покупку товаров? Опасно. Но… А почему бы и нет.И начался торг. На фоне того, что в этих краях нынче крайне мало людей, с которыми можно вообще хоть о чём-то поговорить, кроме как по службе, даже такие интересные баталии в торговле, которые мы устроили с Мустафой — своего рода развлечение.
— Приходи завтра, достопочтенный Мустафа, я дам тебе восемьсот рублей на закупку чая. И, как мы с тобой и договаривались, я проведу тебя через все заслоны и русские мытни, — подводил я итоги почти что часового спора с торговцем [мытня-таможня. До середины XVIII века внутри империи было множество таможен].
Все складывалось хорошо и я ложился спать с весёлым настроением. Уже завтра поутру обрадую Кондратия Лапу тем, что он может отправляться в дорогу и что в тех местах он будет моим полномочным представителем, о чём я обязательно оформлю соответственную бумагу, да ещё и завизирую ее у Кириллова.
Ну и нужно сделать копию купчей грамоты, чтобы застолбить за собой те места. Потом, конечно, придётся землю передавать государству. Но пока наиболее значительные золотые жилы попробуем начать разбирать сами.