— Кашина зови! Одеваться буду! Поеду к Кириллову! — решительно сказал я и поднялся.
Пространство вокруг меня немного исказилось, тело повело чуть в сторону. Но я сфокусировал взгляд на одной точке и постоял так, и всё быстро пришло в норму. Так что своего решения поехать к начальнику Оренбургской экспедиции я не изменил. Нужно с ними согласовать план действий. А так же я хотел бы предупредить Кириллова, чтобы он постоял в стороне.
Есть у меня четкое понимание, что после уже второго покушения на мою жизнь, я войду в клинч с Васькой Татищевым. Он мне, если честно, в будущем не особо нравился и как историк. Я все больше Ключевского с Соловьевым уважал. Да и я тут есть, и по истории книгу так же пишу.
Я встал к кади с водой, чтобы обмыться. Ну не одевать же мундир на потное тело, да еще от которого воняет гарью.
— Его превосходительство нынче беседуют с его благородием прапорщиком Саватеевым. Превеликий переполох случился, когда прознали, что вас убить хотели, — сообщил мне важную информацию сержант.
Я так и застрял, согнувшись над кадью с водой. Вот как можно так докладывать? С мыслями о том, что я недостаточно уделяю внимание умственному развитию своих подчинённых, что они не могут вычленить, где важная информация, а где второстепенная, и оттого назвать их доклады полноценными не поворачивается язык, я скоро стал одеваться. Решил, что отчитаю сержанта Будилина, но сделаю это потом. Пока не так уж и много у меня сил, чтобы тратить их на экзекуции личного состава.
Мундир принес другой солдат. Кашина на месте не обнаружилось. Как оказалось, Будилин мне ещё один важный пласт информации не сразу сообщил. Он с пазами выдавал все новую и новую информацию, тем самым прибавляя себе степени наказания в будущем.
Мой братец… Тот самый Александр Норов, что уже успел опозорить и имя, и фамилию, которые я так стараюсь возвеличить, исчез той ночью, когда и произошло покушение на меня.
Странное покушение, какое-то незавершённое. Ну ладно, закрыли юшку в печной трубе. Это давало немало угарного газа. И если бы в моём доме не было дежурной смены, то и такой план был бы вполне себе реализуемым. Как показали события, нахватался-то я угарного газа и вправду немало. И ещё бы минуты три-четыре — и даже мокрая повязка на лицо не спасла бы.
Но… Вот это очень важно… Возле дома нашли бочонок со смесью смолы и масла. Если бы этой горючей жидкостью плеснули на сам дом, то случился бы еще и серьёзный пожар. И мои шансы выжить уменьшились бы как минимум вдвое. А уж то, что я бы потерял все свои записи и наработки — тут к бабке не ходи!
Вот Данилов и Кашин, а также и подпоручик Смолин и организовали преследование беглеца-братца. Ведь, по логике вещей, кто убегает — тот чаще всего и виноват. А у кузена было немало причин пойти на столь гнусный поступок. Ведь его долги никто не отменял. Они отправились в стороны трех дорог, которыми мог бы убегать Норов. Хотя братца я бы назвал не Норовым, а Воровым. Вороватый он.
А если дело в долгах… То, значит, есть тот, кто пообещал эти долги за подлое дело оплатить. А кто в этих местах один из самых богатых людей? А кто в этих местах уже пробовал меня убить? Кому я, как кость в горле стал?
— Татищев, сука! — пришёл я к однозначному выводу, кто виноват.
Теперь оставался вопрос: что делать?
— Убью гада! — тихо прошептал я, чтобы не слышал более никто, и вышел из комнаты, что временно стала моей спальней, ну, или лечебной палатой.
— Вы? Поздорову ли, Александр Лукич? — с удивлением спросил Кириллов.
Я вошел в свой же кабинет. Тут сидели трое: Кириллов, Саватеев, Подобайлов. Возле кабинета ждал еще Богдан Григорьевич Анненков, становившийся своего рода Санчо Панса при Доне Кихоте — Кириллове. Да, ехать мне никуда не пришлось, все уже собрались здесь.
Я осмотрелся. Вокруг не было и следа от пожара. А вот запах гари еще не выветрился, и мне стало плохо, пришлось сдерживать рвотные позывы.
— Не желаете ли, господа, переместиться в иную комнату? — спросил Саватеев, поняв, что мне не так уж и улыбается находиться в этом помещении.
Через несколько минут мы уже были в той комнате, где я приходил в себя — подальше от угара.
— Хочу заявить, господин… — Иван Кириллович Кириллов заговорщицки посмотрел на Саватеева, а после и на Подобайлова.
Странно было видеть такое единение между этими людьми. Я даже не мог объяснить веселье, которое явно сдерживали собравшиеся, вроде бы как, по не такому и радостному поводу люди.
Что их так радует и объединяет?
— Я рад, секунд-майор, что вас видят в Петербурге. Смею заявить, что по заслугам вашим видят, — сказал Кириллов и подал мне свою обветренную руку для пожатия.
Механически ответив на рукопожатие, я внутренне и сам обрадовался, старался сдерживаться, чтобы не проявить слишком много эмоций. Я секунд-майор? А кто сработал? Елизавета как-то пропихнула? Пропихивать она мастачка. Или Бирон? Пока это не так уж и важно.
Что говорить… Приятно, и даже очень получить новый чин. Я вообще считаю, что это миф, что люди взрослеют. Нет, они просто с каждым годом всё больше натренировываются сдерживать свои чувства и эмоции. Но как ребенку радостно получить новую игрушку, да еще и такую, которой нет у других — так и мне новый чин.
Секунд-майор в гвардии — это шестой чин по Табели о рангах. И уже очень даже весомая заявка для того, чтобы вырасти от пешки на шахматной доске в более значимую фигуру.
— Вы словно и не рады! — усмехнулся Кириллов, который был еще тем карьеристом.
По его мнению и раковые опухоли должны рассасываться с каждым новым повышением, так он относился к карьере.
— Прошу простить меня, господа. Сие назначение весьма лестно для меня. Но момент нынче не праздничный, ведь, сами понимаете, вопрос не снят… — я оглядел собравшихся. — Кто же это сделал? И почему меня не убили?
Господа, видимо, ожидали, что я сейчас же прикажу распаковать «неприкосновенный запас венгерского вина», о котором шептались все. Повод же железобетонный. А я вот такой…
Ещё раз оглядев их лица, я всё-таки чуть мягче добавил:
— Мы обязательно отпразднуем мое повышение. Но… Любое преступление раскрывается лучше и вернее всего в первый день после его совершения. Ну а с каждым другим днем вероятность узнать имя преступника тает, как в оттепель снег. Посему…
Я устроил мозговой штурм. Мы выдвигали версии. И как бы ни пытался я уводить рассуждение в сторону, все равно виновником случившегося покушения выходил мой двоюродный брат Александр Матвеевич Норов. А вот имя заказчика все старались не произносить.
Сашка удрал. Он был в доме. Мог ли сам все это провернуть? Вряд ли, его бы не пропустили к печи.
— Кто помогал преступнику, выяснили? — спросил я.
Все сводилось к тому, что без помощника нельзя было совершить преступление. Офицеры молчали, но показывали взглядом, что они вообще-то знают, кто именно помогал проникнуть в дом Александру Матвеевичу Норову… Как же неприятно упоминать свою фамилию в негативном ключе!
— Да знаю я, что это Егорка Мартын впустил Норова… Простите, Александр Лукич, что упоминаю вашу фамилию, — сказал Кириллов, в очередной раз показавший, что держит руку на пульсе городских событий.
— Господа, работайте, сыщите татя! — сказал я, чем несколько озадачил присутствующих.
Должно быть, они думали, что я сейчас начну сыпать приказами, искать виновников. Что стану лично допрашивать того самого Егорку Мартына, в доме которого я и проживал. Но… Нет, не буду я этого делать. Зачем? Если мне предельно ясно, кто именно виноват в этом покушении. Василий Никитич Татищев — вот моя цель.
И нужно немного сбить с толку этих людей. Пусть думают, что я, якобы, принял версию с главным злодеем в лице моего же двоюродного брата.
— Господа, я покину вас ненадолго… — сказал я, задумавшись.
Спешно, насколько только мог, я вновь направился в свой кабинет. Подошёл к шкафу, вытянул ящичек. Уже не так меня беспокоил запах гари, сколько…
— Сука! — выкрикнул я, но как-то… может, даже и с долей восхищения.
Я смотрел на дно ящичка — абсолютно пустого. Серебра, того самого, что мне дала государыня на покупку земли… Его не было. Украл награду братик… Убью! Вот так, с улыбкой и с восхищением наглостью братца, и расквитаюсь с ним.
Но как же быть теперь? У меня собственных средств едва шестьсот рублей осталось. В Петербурге — еще пятьсот рублей. Но и все. Остальное было потрачено, в том числе и для того, чтобы моя рота и я ни в чем не нуждались. Чем теперь расплачиваться с башкирами за землю? Я уже на днях должен буду передать серебро степнякам и направить своих людей, то есть Кондратия Лапу, на место, в Миасс.
Александр Матвеевич Норов чувствовал себя прескверно. Нет, со здоровьем всё было более чем хорошо. Скорее, признаки жизни подавала его совесть. Пусть это явление в Александре Матвеевиче было словно бы смертельно больным, но оно ещё пока было.
Двоюродный брат секунд-майора Норова с презрением теперь смотрел на человека, которого всем сердцем ненавидел. Он смотрел на того, кто вовлек Норова в преступление против собственного двоюродного брата. Узнают на родине…
Лишь только маленький повод, искра, и Александр Матвеевич может вспыхнуть ярким пламенем, тем пожаром, который он так и не устроил в доме, где проживал его брат.
Прохор Иванович Потапов же с некоторой брезгливостью смотрел на Норова, считая того и вовсе падшим человеком. Взяться убить своего родича? Так поступают только самые лютые безбожники.
— Деньги? Когда я получу обещанные свои деньги? — спросил Александр Лукич Норов, жела поскорее уже избавиться от вынужденного соседства с Потаповым.
— Как и условились, на третий день, когда доподлинно будет понятно, что ваш брат почил, и будут деньги. И не держите меня за дурака… Я же знаю, что при вас нынче деньги капитана Норова, — Потапов усмехнулся. — Знаете ли вы, что вашему брату пришло повышение в чине до секунд-майора? Экий он шустрый… был. Ведь был же?