— Память у тебя плохая! Уже сколько раз было? Один какой могла бы запомнить! Но, хорошо, давай-ка закрепим в памяти! — сказал я и накинулся на Марту, начиная раздаривать ей десятки поцелуев.
Знаю, что девушка всю ночь прорыдала. Но… я с ней был честным, и о том, что придет ко мне Елизавета Петровна, Марта знала. А Лиза так же прощаться приплыла. Эх, сточусь я, так часто любиться. Пожалели бы они старика за сто лет жизни! Никакого уважения к старости, так и норовят.
Но и я не против.
Даже не хочу знать, каким именно местом и делом Елизавета Петровна добилась от Бирона обещания, что мне в течение года дадут новый чин секунд-майора. Это так цесаревна показала мне, что она все-таки умеет решать вопросы и что помнит обещания. Ну и ладно.
Да и не об этом я думаю рядом с нею — что может чувствовать парень девятнадцати лет от роду, когда перед ним красивая, готовая на любые плотские утехи женщина? Чины и выгоды от общения с Елизаветой все же вторичны. Ну не могу и не хочу я оставаться равнодушным, когда вижу перед собой такую манкую красавицу.
Седьмого июля тысяча семьсот тридцать четвертого года, после обеда, караван из пяти десятков возов, в сопровождении ста двенадцати гвардейцев Первой роты Третьего Петербургского батальона Измайловского полка, отправился по Московской дороге.
Шли мы споро, по-суворовски. Отправляли вперед дежурную группу из обозников. Они готовили бивуак для всех гвардейцев, включая и солдат обозной службы. Они не должны были быть нам приданы. Мол, править телегой может и гвардейский солдат. Но я настоял, и… Частью сам оплатил такую блажь, как обозная служба.
Солдат должен уметь себя обслужить, это так. Но главное для гвардейца — служба. Вот они и занимаются разведкой, охраной. Да, шли мы пока что по мирной территории, по своей земле, самой безопасной дороге в России «Из Петербурга в Москву». И сколько же тут нужно бандитов, чтобы даже не победить, а просто решиться напасть!
— Тяжело в учении, легко в бою! — слышал я постоянно уже ото всех офицеров своей роты.
Выражение столь понравилось им, что уже и где надо, и где не надо его вставляют. Впрочем, как и иные мои слова. Например, про пулю-дуру и штык-молодец…
— Бах! Бах! — звучали выстрелы на поляне в двух верстах от тракта.
И это всё мы. По-богатому мы двигались. Раз в три дня решили устраивать стрельбы. В то время, как в армии они производятся в лучшем случае раз в два месяца.
Стреляли, в основном, из штуцеров. Гладкоствольная фузея выплевывает пулю каждый раз по-разному, да и пороховые дымы при таком оружии не предполагают прицеливания. Со штуцером так можно опалить роговицы глаза. Мало того, прецеденты уже есть. Но есть у меня в распоряжении еще и шесть очков. Не увеличительных, но с прочным стеклом. В них цель может чуть размываться, но солдат не боится целиться, как и того, что после выстрела искра оставит его слепым на один глаз.
Очки — далеко не дешевая вещица, даже если мастеру не пришлось полировать увеличительные стекла. А всё потому, что в Петербурге был только один мастер-немец, который мог сделать такой элемент экипировки. И ценник он задирал так, что я хотел купить десять очков, а вышло только шесть.
Но сейчас оценили новшество, поняли, что точность и меткость стрельбы увеличилась, так что было бы неплохо приобрести еще два десятка очков. Предполагаю создать внутри своей роты команду метких стрелков, чтобы они гарантированно могли попадать во врага метров с трехсот.
Перезарядка… Вот главный бич и причина того, что снайперские группы ещё не появились в России. Кроме того, стоит нарезное оружие не просто дорого, а очень дорого. Это я брал штуцера, откуда только мог. С двух сражений у Данцига получилось взять нарезные ружья. А потом еще и выменял шесть штуцеров у своих товарищей по Измайловскому полку. Две французские фузеи-карбины шли за один штуцер.
Хотя, как я знаю историю, сравнительно скоро родится новый род войск — егеря. А может, это уже и сейчас происходит.
Разные слухи распространяются о военной реформе в Пруссии. Это же еще отец Фридриха Великого начал перестраивать прусскую армию так, что после она громила всех в Европе. Ну, разве что кроме русской армии. Но там пушки сыграли большую роль. А еще необычайное упорство и мужество русских солдат.
Но это всё далеко, а нам — идти и идти. Шесть дней — и мы в Москве. Это был если не рекорд передвижения, то явно около того. Получалось, что мы, несмотря на то, что вышли на три дня позже, уже нагнали время. Вот только перегнать не получиться. И не потому, что самогонного аппарата нет, чтобы из времени дистиллят гнать. А были у меня дела в Первопрестольной.
На сколько дней, не знаю. Все зависит от того, как у меня пройдет встреча с легендарным Нартовым, Кулибиным своего времени.
Именно к нему, ныне проживающему в Москве, словно в опале, я и направился на следующий день, как только обозначился по прибытию в Московском батальоне Измайловского полка.
Ну что? Будем двигать прогресс? Я шёл и перебирал в мыслях всё, о чем так хотел переговорить. Даешь танковую башенку! Многое можно сделать, если только господин Нартов окажется адекватным человеком.
От автора:
Попаданец в тело самого ненавистного министра внутренних дел Протопопова.
Российская Империя вернёт себе былое величие!
На серию СКИДКИ:
https://author.today/reader/206133/1790216
Глава 4
Относительно родственников можно сказать много чего… и сказать надо, потому что напечатать нельзя.
Альберт Эйнштейн
Петербург
7 июля 1734 года
— Что мне с вами делать, господин посол? — Андрей Иванович Ушаков с лицом, полным скорби, покачал головой.
Саксонский посол не спешил отвечать. Хотя ему хотелось едва ли не любым способом прекратить все это безобразие. Четыре дня назад люди Ушакова взяли под защиту Линара, но смогли предложить только это… Пожить в пыточной. Мориц Линар проникся ситуацией и со страхом ожидал, что будет дальше.
Явно Россия что-то хочет заиметь от ситуации, или же лично Ушаков. Но что? Варианты есть.
— Господин Ушаков, что вам от меня нужно? — наконец, набравшись решительности, спросил Линар.
— Сущую малость, господин посол, сущую малость… Вы пообещаете России Курляндию. Ну и еще, так… по мелочам.
— Что? Лучше уже казните! Это же крах моей политической карьеры. Мне не простят такие обещания. А вы… Ведь это не слова, Россия не преминет ими воспользоваться. Лучше казните!
— Я? Да бросьте, господин посол, зачем же казнить вас? Еще с вашим монархом ссориться. А вот выпустить вас… — Андрей Иванович окатил его взглядом, будто кипятком из самовара. — Знаете, что произошло с тем дворянином, которого вы использовали для найма ватаги бандитов? — изгалялся Ушаков, демонстрируя всю иронию, на которую только был способен.
Линар не знал… Ушаков же любезно рассказал ему всё, даже немного приукрасив. В действительности человека, что договаривался с бандитами, зарезали в постели, а главной свидетельницей выступает срамная девка, что не делает чести погибшему. Ушаков же рассказывал и про частично снятую кожу, и про отрезанные части тела…
— Вы обязаны меня защитить! — воскликнул Линар. — Я посол Саксонии, имею связи…
— А есть ли у меня хоть один повод, чтобы отвлечься от важных дел и заниматься вашей личной безопасностью? — спросил Ушаков. — И не вопрос ли вашей чести на кону? В обществе, господин хороший, могут случайно узнать, какими методами вы пользуетесь для достижения своих целей.
Линар прекрасно понимал, к чему ведет Андрей Иванович Ушаков. Послу уже намекали, что он зашел слишком далеко, когда все-таки предался плотским утехам с Анной Леопольдовной.
Их отношения с Анной и так нельзя было назвать безоблачными. На последнее тайное свидание великая княжна даже не пришла. Мало того, не предупредила о том Линара. Так что ему просто пришлось провести приятно время с Менгден, девицей, близкой подругой Анны Леопольдовны. Возможно, еще и поэтому злится княжна?
— Вы предлагаете мне забыть об Анне Леопольдовне? — спросил Линар с некоторой надеждой.
Для него это было бы теперь лёгким избавлением. Но Ушаков аккуратно покачал головой.
— Не только… Я ведь уже сказал вам. Курляндия. Вы во всеуслышание заявите, что понимаете претензии России на это герцогство. И все… в остальном уже будет работать наша дипломатия. Но и вы сказали верно… Забыть даже думать об Анне Леопольдовне, а то здесь дела серьёзне — она свою свадьбу все откладывает под разными предлогами. Ну и России бастарды-ублюдки не нужны, — сказал Ушаков.
По выражению лица Морица Линара было ясно, что он не против таких условий.
А всего-то в пыточной Тайной канцелярии пробыл два дня. И то, посла никто не пытал, а лишь предложили прожить несколько дней, чтобы Россия могла гарантировать безопасность посла. Впрочем, и Ушаков, и Линар уже понимали, что саксонца из головки Анны Леопольдовны активно вытесняет образ гвардейского капитана Норова.
— А как вы будете меня защищать? — спросил Мориц.
— Никак. Я отдам приказ моему человеку, которого вы и хотели убить. Теперь все понятно? Не стоит играть в игры при русском престоле. Мы не лаптем щи хлебаем, разум так же имеем! А нынче уходите, к вам будет прикреплены мои люди, слушайте их во всем. — ответил Андрей Иванович.
Пожаром не удивишь ни Москву, ни даже Петербург. Каждую неделю что-то да обязательно сгорает, чаще всего жилые постройки. С одной стороны, отсутствует даже элементарное понимание пожарной безопасности. С другой стороны — в каждом помещении постоянный открытый огонь, и если это не камин, то свечи, лучины или ещё какие-нибудь лампадки. Поэтому, когда загорелся один трактир на Васильевском острове, у петербуржцев даже не возникло мысли, что кто-то мог намеренно поджечь.
Марта оплакивала своего отца и своих братьев — те погибли при пожаре. Рыжеволосая женщина даже в пучине горя приказала себе не думать о том, что поджог мог устроить кто-то из оставленных в Петербурге людей Александра Лукича Норова. Она знала, что если только узнает о том, что всё-таки Норов приложил руку к тому, что все её родные погибли в огне, то сойдёт с ума.