по своей конструкции Перемышль. Судьба быстро захваченных немцами на западе французских и бельгийских крепостей, да и (до этого) Порт-Артура не давала никаких оснований надеяться, что Перемышль сможет обойтись без помощи извне. В армии двуединой монархии с конца августа началась серия отставок, которая привела к значительному усилению влияния Конрада на принятие, а главное реализацию армиями решений Главнокомандования, позиции же эрцгерцогов и пышной довоенной (и, собственно, «не-военной») элиты стали ослабевать.
С конца сентября началась главная фаза формирования единого Русского фронта: его отдельные участки в Галиции, Восточной Пруссии и в южной Польше стали сливать воедино. Решающими месяцами в этом процессе стали октябрь и ноябрь 1914 г., то есть в отечественной традиции Варшавско-Ивангородская и Лодзинская операции, а также повторное вторжение в Восточную Пруссию и контрнаступление австро-венгерской армии в Галиции. Не вдаваясь в подробности неоднократно и почти исчерпывающе описанных боев октября 1914 г.,14 приходится констатировать их неутешительные для всех трех империй итоги. При этом, как это часто бывает в военно-исторической литературе, все три империи нашли способ представить их как свою победу или по меньшей мере заявить о серьезной неудаче противника.
Отечественная точка зрения полагает Варшавско-Ивангородскую операцию безусловной победой русского оружия. В качестве доказательства демонстрируется линия фронта в разгар боев под Варшавой и к концу операции, точнее того отрезка кампании, который был сочтен этой операцией. Этот аргумент может быть легко опровергнут, если слегка сместить хронологические рамки. В этом случае окажется, что в ходе боев русские войска, с некоторым трудом преодолев кризис на подступах Варшавы, сумели с помощью значительного численного превосходства отбросить войска 9-й германской и 1-й австровенгерской армий примерно на исходные позиции, в лучшем случае вернувшись к положению на момент начала активного наступления Центральных держав в южной Польше. За это пришлось заплатить ослаблением натиска на разбитые австровенгерские армии, получившие возможность не только в известной степени оправиться от понесенного поражения, но и перейти в наступление, освободив значительную территорию Западной Галиции и даже деблокировав осажденный Перемышль. После достаточно быстрого отступления из Западной Польши перед австро-германскими войсками последовали затяжные и кровопролитные бои на Висле, окончившиеся не разгромом, а в основном организованным отступлением существенно уступавшего русским в численности противника, который успел еще и основательно разрушить важные объекты инфраструктуры. Последнее сказалось на темпах перешедших в преследование русских войск, что и привело к тому, что в уже в начале ноября это преследование выдохлось, создав благоприятные условия для эффектного маневра и перегруппировки войск Центральных держав.
Германская (и, с некоторыми оговорками, австро-венгерская) точка зрения пыталась представить поход к Варшаве как заранее спланированную отвлекающую операцию, изначально направленную лишь на выигрыш времени минимальными ресурсами. Если это и верно, то лишь для начального и завершающего этапов данной кампании. В разгар же ее австро-германские войска, особенно группировка Макензена, питали самые оптимистические надежды, планируя захват Варшавы и прочное закрепление на рубеже Висла — Сан для будущего генерального наступления, как только прибудут крупные резервы с Западного фронта и с Балкан. На деле же оказалось, что были в очередной раз переоценены собственные успехи и недооценена способность русского командования своевременно принимать (но не добиваться исполнения) решения. Русской Ставке удалось практически на ходу произвести громадный маневр уже действующими войсками и продолжающими прибывать из глубины империи резервами. Более того, он был успешно проведен на фоне важных изменений общей стратегической обстановки, а именно подготовки вступления в войну Османской империи, что потребовало отвлечения сил, хоть и по «остаточному принципу». Хотя рывок к Висле привел к захвату значительной территории, ничего из действительно важного для стратегической обороны Польши потеряно русской армией не было. Опираясь на основные крепости по линии Бобр — На-рев — Висла, на соответствующим образом проведенную железнодорожную сеть, она могла перейти (и перешла) в мощное контрнаступление. Формирование 9-й армии на Востоке, то есть еще одной группировки на том театре, где до достижения решительного исхода на Западе планировалось обороняться, означал дальнейшую деградацию исходного германского плана действий.
Сомнительно, что после битвы на Марне к воплощению плана Шлиффена еще можно было бы вернуться (чего германская Ставка, теперь уже во главе с Фалькенгайном, долго не желала признать даже перед самой собой), однако нет никаких сомнений в том, что вплоть до конца ноября 1914 г. на Западном фронте велась важнейшая схватка за оформление итогов первоначального германского натиска, окончившаяся для кайзеровских войск сравнительно удачно. В середине сентября, когда окрыленные победой англо-французы пытались с налета перейти к изгнанию немцев с захваченных ими территорий (и были разбиты на р. Эна), было отнюдь не очевидно, что Германия сумеет, не выведя из войны ни Францию, ни Бельгию, сохранить за собой крупные территории на западе. Варшавская операция была настоящей классической драмой германской Ставки, конфликтом между долгом и чувством: ожесточенное состязание в ходе «бега к морю», требующее всех возможных резервов, затягивающее в водоворот десятки дивизий с обеих сторон, не нуждалось в доказательстве приоритетности. Цена каждого километра территории на западе, особенно на побережье Фландрии и Па-де-Кале, была неизмеримо выше галицийских, польских и даже восточнопрусских просторов. Политические дивиденды от полного захвата Бельгии, перспективы удобнейшей базы для флота в случае взятия Дюнкерка, а то и Кале, огромное давление на коварный Альбион в случае появления германских солдат на берегах Дуврского пролива, более короткая и удобная для будущей обороны линия от швейцарской границы до Северного моря, в конце концов ненулевая надежда на моральный надлом Третьей республики, удержавшей Париж, но не способной отбить важнейшие индустриальные районы на севере страны, — все это диктовало использование всех сил (в теории даже переброски с Востока на Запад) в схватке за очертания будущей линии позиционного фронта.
Будь Фалькенгайн более азартным игроком, оцени он в полной мере сложность задачи, стоявшей перед германскими войсками, то 9-ю армию следовало бы формировать не в Польше, а под Лиллем, это диктовала стратегия асимметричного ведения войны на нескольких фронтах. Но Фалькенгайн не мог не учитывать и катастрофических итогов Галицийской битвы, не мог не опасаться неустойчивости двуединой монархии еще в большей степени, чем надеяться на развал Франции, а предугадать события в случае масштабного вторжения русских через карпатские перевалы в Моравию и Венгрию было сложно. На такой риск он не имел права идти, это грозило сепаратным миром Австро-Венгрии с Антантой еще до того, как возникнет реальная угроза взятия Кракова и/или Будапешта. Даже уверенность в несгибаемой воле к сопротивлению у главы австровенгерской Ставки Конрада фон Гётцендорфа не гарантировала того, что Вена в критический момент не будет руководствоваться инстинктом самосохранения. Тревожил и призрак наступления русских войск на Позен и по кратчайшему пути на Берлин. В ОХЛ (то есть в германском Верховном Главнокомандовании15) было известно, что русские резервы продолжают прибывать, а их развертывание в Варшаве с последующим масштабным натиском строго на запад было скорее вероятно, нежели исключено.
Особой проблемой были и не имевшие аналогов по масштабам в двух других империях военно-политические дрязги внутри Германской империи: рвение к новым победам только что прославившихся на всю страну Гинденбурга и Людендорфа.16 В своей уверенности в возможности устроить русским «новые Седаны» они требовали резервов, не желая не только учитывать логику событий на Западе, но и соблюдать элементарную субординацию по отношению к тогда еще назначенному лишь тайно и временно исполняющему обязанности главы Генштаба Э. фон Фалькенгайну.17 Уже в середине сентября 1914 г. состоялся острейший конфликт, вызванный попыткой Фалькенгайна разлучить тандем творцов Танненберга, то есть Гинденбурга оставить в Восточной Пруссии, а Людендорфа, как талантливого начальника штаба, отправить в Польшу, чтобы он добился максимальных результатов с выделенными ему скромными силами. Скандал колоссальной силы привел к тому, что в 9-ю армию поехали оба, а 8-я армия вновь превратилась в источник склок и своеволия корпусных командиров.
«Набег на Варшаву» окончился в материальном плане ничем. Крупных триумфов не было, масштабных поражений удалось избежать. Проблема необходимости масштабной и прямой помощи Австро-Венгрии снята не была. Наступление русских армий в Восточной Пруссии хотя и удавалось сравнительно успешно сдерживать, но сил для этого у 8-й армии, откуда перебрасывали силы в 9-ю, оставалось все меньше. Конечно, битва за Варшаву заставила Николая Николаевича и его соратников главный поток резервов отправить в Польшу, однако и оставшихся на Немане войск было достаточно, чтобы вновь перенести войну на германскую территорию. Это само по себе имело эффект определенного реванша за разгром при Танненберге и за поражение на Мазурских озерах. Выигранное в начале-середине сентября время на данном участке фронта было уже потрачено.
Стало очевидно, что Восточный фронт требует своего, отдельного главнокомандования, которое и появилось 1 ноября 1914 г. во главе с произведенным менее чем через месяц в генерал-фельдмаршалы Гинденбургом. Однако сразу же выяснилось, что мировую войну невозможно вести двумя разными фронтами, а потому конфликты между по-прежнему претендовавшей на контроль и над Востоком Ставкой и Гинденбургом-Людендорфом, уверенными, что на новом посту они не обязаны считаться с Фалькенгайном, разгорелись с новой силой.