Щербатова уволили из полка и сослали на жительство в деревню, с запрещением въезжать в столицу.
По кончине Екатерины Павел вызвал Щербатова в Петербург и определил в Измайловский полк с пожалованием чинами против сверстников.
Вскоре князь Зубов отправился путешествовать по Европе, и в Берлине получил от оскорбленного князька вызов на дуэль. Считая себя не в праве драться за Щербатова, Зубов переслал вызов ему.
Император узнал об этом, и когда Щербатов попросился у него в отпуск в Берлин, приказал выдать ему на дорогу пять тысяч рублей. Когда Щербатов вернулся из заграницы, Павел при его представлении был очень доволен и спросил:
— Что, убил немецкую свинью?
— Убил, ваше величество.
Где деньги?
Павел однажды утром срочно послал за генерал-прокурором Петром Хрисанфовичем Обольяниновым. Когда тот вошел в кабинет, то увидел, что государь в страшном гневе широкими шагами ходит по кабинету.
— Возьмите от меня вора! — выкрикнул Павел.
Обольянинов стоял в недоумении.
— Я вам говорю, сударь, возьмите от меня вора!
— Смею спросить, ваше величество, кого?
— Барона Васильева, сударь. Он украл четыре миллиона рублей.
Обольянинов начал было защищать этого славившегося честностью государственного казначея, получившего впоследствии титул графа и служившего министром финансов.
— Знаю, что вы приятель ему! — перебил Павел. — Но мне не надобно вора. Дайте мне другого государственного казначея!
— Ваше величество, извольте назначить сами, мне не на кого указать. Или, по крайней мере, дайте подумать несколько дней.
— Нечего думать, назначьте сейчас и приготовьте мой указ Сенату.
— Ваше величество, указом нельзя сделать хорошего государственного казначея.
— Как ты осмелился сказать, что мой указ не сделает государственного казначея?!
С этими словами император схватил Обольянинова за грудь и так толкнул, что тот отлетел к стене. Генерал-прокурор считал себя погибшим, губы его шептали молитву.
Но Павел опомнился и начал успокаиваться.
— Почему же вы, сударь, защищаете барона Васильева?
— Потому что я уверен, что он не способен на подлое дело.
— Но вот его отчет. Смотрите, тут недостает четырех миллионов!
Обольянинов прочитал и убедился, что действительно пропали четыре миллиона рублей.
— Ваше величество изволили справедливо заметить. Но никогда не должно осуждать обвиняемого, не спросив прежде у него объяснения. Позвольте мне сейчас съездить к нему.
— Поезжайте, и от него тотчас опять ко мне. Я с нетерпением буду ждать его объяснения.
Обольянинов отправился. Вышло, что в отчете государственного казначея были пропущены четыре миллиона на какие-то чрезвычайные расходы, которые Павел сам приказал не вносить в общий отчет, а подать о них особую записку.
— Доложите государю, — сказал Васильев, — что представил эту записку еще прежде отчета, и его величество, сказав, что прочтет ее позже, изволил при мне положить ее в шкаф в кабинете.
Обрадованный Обольянинов поскакал назад и доложил об услышанном. Павел ударил себя рукой по лбу и указал на шкаф.
— Ищите тут!
Записка была найдена, и все прояснилось к чести государственного казначея. Павлу стало весело и совестно.
— Благодарю вас Петр Хрисанфович, — что вы оправдали барона Васильева и заставили меня думать о нем, как о честном человеке. Возьмите Александровскую звезду с бриллиантами и отвезите ее Васильеву. И объявите ему, что я, сверх того, жалую ему пятьсот душ крестьян.
Меню
Изгоняя роскошь и желая приучить подданных к умеренности, император Павел назначил число кушаний по сословиям, а у служащих — по чинам. Майору определено было иметь за столом три кушанья. Яков Петрович Кульнев, впоследствии генерал и прославленный партизан, служил тогда майором в Сумском гусарском полку и не имел почти никакого состояния. Император, увидев его однажды, спросил:
— Господин майор, сколько у вас за обедом подают кушаний?
— Три, ваше императорское величество.
— А позвольте узнать, какие?
— Курица плашмя, курица ребром и курица боком, — отвечал Кульнев.
Все милости — от царя
Юрий Александрович Нелединский был одним из любимейших статс-секретарей императора. Он удостоился благоволения монарха знанием дела и смелостью, с которой всегда говорил правду Павлу. Однажды Нелединский докладывал государю об отличных действиях рязанского гражданского императора Ковалинского.
— Его надобно наградить! — сказал государь. — Что делалось раньше в подобных случаях?
— Самая большая награда — орден Святой Анны 1-й степени, а меньшая — бриллиантовый перстень
— Что же мы дадим?.. Пусть решил жребий. Сделай два билета и напиши на одном — орден, а на другом — перстень.
Нелединский исполнил повеление.
— Кто же будет выбирать? — спросил Павел.
— Ваше величество. Вы — царь, и все милости должны от вас истекать.
Павел наудачу один билет, развернул его и прочитал: «Орден». Тут он на миг задумался, развернул второй билет и прочитал то же самое «орден». Император погрозил Нелединскому пальцем и с улыбкой промолвил:
— Юрий! Так ты сплутовал?.. — И поцеловав его в лоб, добавил: — Обманывай меня так всегда. Разрешаю.
Разорвал указ
Однажды, приехав в Сенат, Д.П. Трощинский увидел подписанный императором Павлом указ о новом, особенно тягостном налоге. Живо представив себе, какой ропот он произведет против горячо им любимого монарха, Трощинский не мог удержать порыва своих чувств, разорвал императорский указ и уехал домой. Здесь он приказал уложить свои драгоценности в карету, оделся в дорожное платье и стал ждать приказа отправляться в ссылку. Этого приказа, однако, не последовало. Вместо него явился посланный из дворца звать Трощинского к государю. Подобный вызов не предвещал ничего хорошего, но делать нечего — надо предстать пред грозные очи императора.
Трощинский, хотя и бледный, но твердой походкой вошел в кабинет Павла.
— Что ты сделал?! Что ты сделал?! — закричал на него государь.
Трощинский упал на колени и в кратких словах объяснил причину своего поступка.
— Дай мне бог побольше таких людей, — со слезами на глазах обнимая его, сказал Павел.
В память этого события Трощинскому 25 апреля 1797 года были пожалованы местечко Верхняя Тишанка и село Искорец Воронежской губернии с двумя тысячами душ крестьян.
Драгоценная реликвия
Однажды император Павел Петрович, находясь в Москве, пожелал посетить Троице-Сергиеву лавру. Митрополит Платон отправился в монастырь заранее, чтобы подготовиться к встрече. Наступил день посещения. У святых ворот лавры стояли в два ряда монахи в богатейших ризах. Тут же был и митрополит с крестом в руках. Император подъехал и вышел из экипажа. Подойдя к митрополиту, он увидел на нем ветхую крашеную ризу, вспыхнул гневом и отскочил назад. Не выслушав приветствия и не приложившись ко кресту, угрюмый Павел прошел быстрыми шагами в собор. Началось молебствие. Император оставался гневен. Бывшая с ним свита смутилась, но митрополит оставался спокоен. По окончании службы, Платон, осеняя Павла крестом, сказал: «Государь! Для встречи твоей мы облеклись в богатейшие одеяния нашей сокровищницы. На мне же видишь сейчас самое драгоценное одеяние лавры — ризу святого угодника Сергия Радонежского».
Лицо императора мгновенно просияло. Он с любопытством осматривал ризу преподобного Сергия и, долго пробыв в монастыре, возвратился в Москву в веселом расположении духа.
Убийство императора Павла I
В Альпах
В сражении при Сен-Готарде в 1799 году русские войска пришли в замешательство и остановились на краю крутого спуска.
— Посмотрите, как возьмут в плен вашего генерала! — закричал граф Милорадович и покатился на спине с утеса.
Войско последовало примеру своего любимого начальника.
В князья — летом
Однажды император Павел спросил графа Ростопчина:
— Ведь Ростопчины татарского происхождения?
— Точно так, государь.
— Почему же вы не князь?
— Предок мой переселился в Россию зимой. Именитым татарам-пришельцам, явившимся летом, цари жаловали княжеское достоинство, а явившимся зимой — шубу.
Два императора
Лекарь Вилье, находившийся при великом князе Александре Павловиче, был завезен ямщиком на ночлег в избу, где уже находился император Павел, собиравшийся лечь в постель. И тут входит в дорожном платье Вилье и видит перед собой императора. Лекарем овладел страх, а Павлом — удивление. Но император был в этот день в хорошем расположении духа и спросил Вилье, как он сюда попал.
— Извините, ваше величество, ямщик сказал, что мне здесь отведена квартира.
Послали за ямщиком.
— Он сказал о себе, что он — анператор, — оправдывался ямщик.
— Врешь, дурак, — смеясь, сказал ему Павел Петрович, — император — это я, а он — оператор.
— Извините, батюшка, — сказал ямщик, кланяясь, — я и не знал, что вас двое.
Зрелища
Император Павел, приехав однажды в Москву, был приятно удивлен, что народ толпами везде бегал за ним.
— Мне очень приятно, — сказал он Обольянинову, — такое проявление москвичами любви ко мне.
— Простите, ваше величество, но вряд ли это любовь, — ответил Обольянинов. — Две недели назад через Москву проводили слона, и народ также бегал за ним толпами.
Московские жители эпохи Екатерины II и Павла I
Настоятель мужицкой обителиОснователь Преображенского кладбищаИлья Андреевич Ковылин(1731–1809)
Чума появилась на исходе 1770 года за Яузой, в генеральном гошпитале. Ее пробовали истребить секретно, но она все набирала силу и расползалась по городу. Сто… Двести… Пятьсот… Наконец по тысяче человек в день стала косить моровая язва. Погонщики в дегтярных рубашках железными крюками набрасывали на свои черные фуры мертвые тела (будто стог метали) и с пьяными песнями тащились мимо церквей и кладбищ к бездонным ямам и рвам на краю города.