«Природа представлялась Гете наполненной духами, как древнему эллину, который видел во всем богов, кроме единого Бога. Он наделял материю сознанием, но эта теория всеобщего одушевления (геллоизм) превратилась у него во всеобщую демонологию, а одухотворение материи — в осатанение самого вещества». [68].
«Особняком в русской науке и философии стоит со своей оценкой Гете В.И.Вернадский. Итогом его размышлений на эту тему стало исследование «Гете как натуралист» (1946)… Творчество немецкого поэта было включено Вернадским в историю науки как необходимое и более того — как выдающееся ее звено. Особенно близки Вернадскому взгляды Гете на Природу как живое единство, в котором действует и человек… «Гете, писал он, чувствовал Природу как живую. Природа для него была область жизни, т. е. биосфера». (Начало века. Из истории международных связей русской литературы. С.-Пб., 2000).
Из аналогичной одержимости возникали и представления ученых-визионеров Возрождения о симпатических связях между всеми частями мироздания. В православной России нечто подобное произошло в умах людей полтысячеяетия спустя. Мыслители начала XX века, как и большая часть русской интеллигенции, накопили такой груз наследственного греха, что «инициации» происходили нередко уже в детстве. Так было и с Вернадским. Да, не случайно его мировоззрение всю жизнь ковыляло на козлиных ножках Пана.
-
«Важным и характерным обстоятельством жизни для Вернадского является то, что он с раннего детства страдал наследственным сомнамбулизмом или лунатизмом… Сомнамбулизм — это, говоря православным языком, одержимость бесами, особенно ярко выражающаяся в вечернее и ночное время. Уже ребенком Владимир мог не только во сне, но и наяву вызывать образы дорогих ему людей в яркой, галлюцинативной форме и вступать с ними в контакт… Но после ранней смерти своего старшего сводного брата… с которым у него была интимная душевная связь, это общение с духами умерших стало для мальчика слишком болезненно. И поэтому он «из страха» стал глушить такого рода мистические способности и к университетским годам в этом преуспел. Однако от душевной патологии так просто нельзя избавиться, тем более без церковных средств. Отсюда можно сделать вывод, что Вернадский всегда отличался элементами этой патологии, которая, по его же свидетельству, иногда обострялась, особенно в периоды научного подъема, а также на старости лет, когда он снова стал общаться будто бы с духами покойников, например своей покойной жены, а на самом деле с бесами».
Да, Священное Писание, говоря о том, как исцелял Спаситель, ставит лунатизм в характерный ряд болезней: «…и приводили к Нему всех немощных, одержимых различными болезнями и припадками, и бесноватых, и лунатиков, и расслабленных, и Он исцелял их». (Мф. 4,24)… Но Володя Вернадский был ведь из образованной, широко мыслящей и интеллигентной семьи: они к Иисусу Христу не обращались.
Вернемся, однако, к Федорову. Возникает естественный вопрос: где же философ планировал разместить бессчетное количество воскрешенных предков? Об этом позаботился еще один знаменитый ученик библиотекаря — Циолковский. Необходимость выхода в космическое пространство для него была связана в первую очередь именно с анастатикой — искусством воскрешать… Как они все-таки «западали» на столь явное безумие? О, это все были поистине родные души!
Окруженные бесами, эти знаменитые лунатики шли по краю духовной пропасти всю жизнь — и не замечали.
«С детских лет Циолковского, «калужского мечтателя», отличала склонность к фантазерству и жизни в мире своих «грез и фантазий». Он так любил рассказы о своих фантазиях, что, по его признанию, «даже платил младшему брату, чтобы он слушал мои бредни». В десять лет в результате болезни он становится почти глухим. К этому времени относится душевный переворот в мальчике, и он погружается в «период несознательности», происходит регрессия и остановка в психическом развитии. С физической болезнью оказалась связанной и психическая. Костя Циолковский заболевает сомнамбулизмом, той самой болезнью, которой страдал и В.Вернадский».
«Однажды… К.Э.Циолковский в беседе с писателем и наркомом просвещения А.В.Луначарским утверждал, что он общается с ангелами… В своей публикации «Иная, более разряженная материя» К.Э. Циолковский пишет: «Всегда безчисленный ряд почти безтелесных существ живут рядом с нами». Интересно отметить, что в г. Калуге над домом-музеем К.Э. Циолковского часто появляются НЛО». [21].
Если вкратце, Константин Эдуардович размышлял так: «Космос развивается циклически, стремясь к совершенству… И в космосе уже давно решается задача Н.Федорова об управлении всем и вся. Разумные существа, которыми населен космос, взяли на себя ответственность за ход космической эволюции и в целом на земле. Руководствуясь императивами космической этики, они повсеместно колонизовали космос и почти везде искоренили неперспективные формы жизни, вроде животных и растений, насадили более совершенные, за исключением таких анклавов, как Земля. Здесь ими проводится один из экспериментов по естественному обновлению форм жизни в процессе дарвиновского отбора.
Человечество должно осознать свое скромное место на эволюционной лестнице живых существ в космосе, принять космическую этику и поставить перед собой задачу освоения ближнего космоса… Человечество неизбежно выйдет в космос, истратив по кускам Землю как сырье для космических колоний. Сам же человек в конце концов превратится в гелиотрофное растение, которое не будет нуждаться для своей жизни ни в чем, кроме солнца, и сможет жить в открытом космосе. И здесь В. Циолковский опережает В. Вернадского с его идеей автотрофности (т. е. питаться на манер растений) человечества…»
Насчет уничтожения «неперспективных форм жизни» — это Циолковский «политически верно» говорил. Возможно, за такие научные обоснования геноцида русского народа «знающие люди» его и ценили. Он ведь писал: «…Мы должны все превратить в совершенство.
Как же это сделать, как уничтожить земные невзгоды?.. Во-первых, все вредное мы уединим, отделим, изолируем… во-вторых, мы лишим их (вредных людей. — Прим. авт.) возможности продолжать свой род. Они могут жить с женами, но жены благодаря легкой операции будут бесплодны. Таким образом, огонь неугасимый, но не жгущий будет непрерывно уничтожать все плохое»… [45]. «Калужский мечтатель» писал, наверное, о преступниках и убийцах, но эти понятия ведь в определенный момент «эволюции» стали очень растяжимыми. В одну секунду можно было превратиться и в японского шпиона. Так что «космическая этика» Циолковского, за исключением таких сентиментов, как стерилизация (зачем, когда на складах столько патронов?!), оказалась «классово близким» понятием.
А какова псевдохристианская терминология Константина Эдуардовича! Она тоже роднит его писания с коммунистической квази-идеей создания рая на земле. Непрерывное погашение необщественных элементов не есть ли «огонь неугасимый» и «червь неумирающий»? Характерно, кстати, что именно подвигло «мыслителя» к созданию своей этики. Сам ученый пишет (орфографию сохраняем), что когда ему исполнилось сорок пять лет, последовала «трагическая смерть сына, происшедшая от крайнего пессимизма: жить не стоит. Начитался Нитцше, Шопенгауера. Я тоже был виноват в развитии мрачного настроения сына, т. к. доказывал, что радостей столько же, сколько и страданий. Мы то остались живы, не смотря на свою проповедь, а других загубили. Это заставило меня сосредоточиться на свойствах бессмертной материи, искать утешения для всех умерших, для всякого органического и неорганического вещества. С 1902 г. я стал писать сочинение «Этика» и в работе пришел к поразительным и прекрасным выводам. Не будь этой ужасной «случайности», моя мысль пошла бы по другому руслу и не принесла бы того, что принесла». Так великий космист рассуждает о разумных толчках судьбы, которые направляют жизнь человека. Ледяным холодом космоса веет от этих слов отца, потерявшего сына. Видно, сам Циолковский вполне приспособился жить в этом безвоздушном пространстве «космической этики». И стал «гелиотрофным растением», для которого погибший ребенок — лишь вымерзшее лютой зимой семечко, а все человечество — требующий решительной прополки огород.
По словам Г.В.Флоровского, здесь мы имеем дело с «космической одержимостью»: «Чувство безусловной зависимости, всецелой определенности извне, полной вовлеченности и включенности во вселенский строй определяет утопическую самооценку и оценку мира». «Человек чувствует себя марионеткой внешних сил, органным штифтиком, шурупом, звеном всеобъемлющей цепи космического круговорота материи в пространстве и времени. Отсюда возникает чувство безволия и безответственности, пассивности по отношению к происходящему. Космически одержимый всегда ждет импульса, он спрашивает: что делать? Он ждет, «когда придут наши». Вполне серьезно он говорит о том, что в нем действует природа или космос, ему слышатся голоса, повелевающие сделать то-то и то-то. Космическая одержимость не означает бездействия. Скорее наоборот. Но только это действие, исходящее из внешнего импульса, служебное.
Космически одержимый не чувствует себя личностью, максимум отдельной особью вида или рода, индивидом, который не имеет субстанциональной устойчивости».
Эти симптомы характерны: «космический» или какой угодно другой одержимый действительно не принадлежит себе.
…Сам Федоров, который мечтал построить храм на Памире, где якобы находится могила Адама; который посвятил множество статей проблемам кладбищ и созданию правильно организованных некрополей, умер, конечно, даже не подумав об исповеди и причастии. «Похоронили Н.Федорова на кладбище московского Скорбященского монастыря (на нынешней Новослободской улице). И при расширении улицы в 1929 году (через год после того, как советская общественность торжественно отметила столетие мыслителя. — Ю.В.) могила этого кладбищенского философа вместе с другими могилами была беспощадно снесена его учениками-большевиками, а место упокоения утрамбовано под игральную площадку. Такова ирония судьбы учения и учителя, взявшего себе в голову тягаться с Самим Иисусом Христом».