Можно ли было безнаказанно — десятилетиями и даже веками — взращивать плевелы? Любовь — в стиле охальных стишков Баркова. Надежду — в светлое будущее по Чернышевскому. Веру — в себя. Как заключил Есенин «Инонию»:
Новый на кобыле
Едет к миру Спас.
Наша вера — в силе.
Наша правда — в нас!»
Нельзя не согласиться: «Россия стала читающей страной, и уже с середины XIX века возникло глубокое противоречие. Русский человек читал художественную книгу, как текст Откровения, а писатель-то писал уже во многом как Андре Жид…
В.В.Розанов упрекнул русскую литературу за безответственность. Но писатели XIX века еще не знали взрывной силы слова в культуре традиционного общества.
…В русских людях жива еще старая вера в то, что высокое художественное Слово, дар Ученого или любой другой талант обладают святостью, благодатью. Через них не может приходить зло. А значит, носителям таланта, если они что-то заявляют в поворотные моменты народной судьбы, следует верить. Так и верили — академикам, певцам, актерам. И особенно — писателям.
Сами писатели не предупредили, что эта вера ложна, в ней много от идолопоклонства. Предупредить было нетрудно, требовалась лишь гражданская совесть. Достаточно было сказать, что по одному и тому же вопросу противоположные позиции занимали равно близкие нам и дорогие Бунин и Блок (или Бунин и Есенин) — это видно из дневников самого Бунина. Значит, вовсе не связан талант с истиной…» [30].
В мире нигде больше такого нет. Русская литература имела и имеет даже сейчас особое влияние на русские души. Может быть, потому, что создается на языке, который стоит ближе всех к последнему избранному языку — церковно-славянскому? Православные всегда чтили пророков, которые от Бога. «Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Святым Духом». (2 Пет. 1:21).
Но кто стал на место пророков? Побежденные демонами гордыни, сребролюбия, блуда и высокоумия — всем бесовским легионом. Какие ценности передавали и передают они в умы и души народа?! Не о таких ли сказано: «…произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении. Обещают им свободу, будучи сами рабы тления; ибо кто кем побежден, тот тому и раб». (2 Пет. 2: 18,19).
И эти несчастные начинают пророчествовать на основании бесовских видений! Поистине: «Так говорит Господь: не слушайте слов пророков, пророчествующих вам: они обманывают вас, рассказывают мечты сердца своего, а не отуст Господних… Я не посылал пророков сих, а они сами побежали; Я не говорил им, а они пророчествовали. Я слышал, что говорят пророки, Моим именем пророчествующие ложь. Они говорит: «мне снилось, мне снилось». Думают ли они довести род Мой до забвения имени Моего посредством снов своих, которые они пересказывают друг другу? Посему вот Я — на пророков, которые действуют своим языком, а говорят: «Он сказал». Вот, Я — на пророков ложных снов». (Иер. 23, 16–32).
Наша литература — не томик хрестоматии. Она там, где есть Отец — потому и отечественная, — в самом высоком смысле этого слова.
Русская культура — не сверкающий славою идол, это часть лествицы к Богу. И гнилые, источенные червями греха ступеньки для нее не годятся.
А колосс, что же делать с ним? Когда Родосский исполин был повержен, караваны еврейских купцов первыми растащили весь металл. Пусть американоподобные постановщики и посыпанные перхотью «литературоведы», игривые интерпретаторы и носатые пародисты растаскивают по карманам позеленевшую медь неоязыческой культуры — на гонорары. При нашем богатстве — не жалко.
С Божией помощью можно и нужно остановить дальнейшую поступь бес-культурья. Но для этого надо знать его главные источники. Об этом — речь впереди.
Часть втораяЛАВКА СТАРЬЕВЩИКА
В свое время западные губернии России, Польша, Литва оказались буквально изъязвленными многочисленными еврейскими местечками. Как здесь жили, в черте оседлости?
Представьте себе, что мы перенеслись на сто лет назад. Вот типичный штетл («городок» на идише). Лавка старьевщика — характерное учреждение местечка. Не принявшие Спасителя ветхие люди и должны ведь заниматься чем-то таким — ветошью, ломом, рухлядью, старым барахлом. Несчастные! Они не желают знать Спасителя, а если и вспоминают о Нем, то с ненавистью, называют Его «дер Ейзл». Они не ведают, что «…ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам не быть уже рабами греху…» (Рим. 6, 6).
Разве что на минуту — войти в лавку? Но там — грязь, затхлость. А запах! Ладно — чесноком… Чем-то еще смердит… Как будто — от источенного мышами книжного хлама. Рядом — старый молоток, какие-то ножи ржавые… А это что под рогожей? Что-то похожее на человеческую фигуру.
Навстречу — старьевщик. Улыбается заискивающе и кланяется. Гои к нему заходят редко. Что же спросить у него? Талмуд?
— Есть, есть, — суетится хозяин. И, с обиженными нотками в голосе: — Христиане так ненавидят эту книгу… По недоразумению, конечно[104].
Вот он, Вавилонский талмуд. Полистаем.
— А почему есть пропуски в тексте, белые пятна?
Старьевщик наклоняет голову и ничего не отвечает.
Блеснули черные глазки. В них — смесь печали, хитрости и издевки.
Что ж, мы сами знаем. В конце XIX века (без дозволения цензурного комитета) в России евреи издали книгу «Кунтрас-Лемалот-Хисранот-Гамас» («Сборник выброшенных мест из Талмуда Вавилонского»). В предисловии сказано: «Пусть Израиль увидит из этого сборника, сколько чудного отняло и урезало время, сколько перлов недосчитывается Талмуд — перлов, с течением времени почти забытых! Пусть увидит — и содрогнется. Велика печаль от этого, но радость истинного израильтянина будет вдвойне; его чистая душа и сердце возликуют, и он воскликнет: «Господи, слава тебе!»
Да, пусть каждый человек увидит — и содрогнется!
«Сборник выброшенных мест» содержит то, что евреи хотели бы скрыть от христиан. Есть эта книжка и у старьевщика. Здесь немало перлов. Например: «Проходя через кладбище христиан, еврей обязан произносить стих Иеремии: «Весьма посрамлена ваша мать и покраснела от стыда родившая вас» (здесь один из истоков «русского» мата, который навязан деградантам в первую очередь как кощунство над именем Богородицы). А вот еще: «…еврейка, вышедшая замуж за египтянина (христианина), но принявшая потом вторично еврейство, не будет считаться виновной в прелюбодеянии, ибо жизнь ее до принятия еврейства вторично уподобляется «сожительству с животным», которое по еврейскому закону не вменяется в грех женщине».
Ладно, хватит этой гадости. Скорее вон из душной лавки, на свежий воздух! Мы выходим, а за спиной, в соответствии с законами иудейского «благочестия», старьевщик обязан произнести: «Да падут на голову этого христианина, на его дом, на его семью все болезни, все бедствия, все несчастия, все злоключения, все гонения и все ужасы, которые были, которые есть и будут в моем доме и в моей семье».
А мы скажем: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его…»
В местечке все вроде при деле. Глейзер («стекольщик» на идише) вставляет в подслеповатые оконца стекла. Кангисер кричит по улицам: «Кому лудить! Кому паять!» Пудники, крамники и магазинеры сидят в копеечных лавочках. Резники забивают скот и птицу; источают из мяса кровь до последней капли. Таковы законы шхиты — убоя для приготовления кашерной пищи.
Меламеды учительствуют — долбят Талмуд, а худосочные дети неустанно раскачиваются в молитве. Взад-вперед, взад-вперед… Им как будто не терпится выйти в туалет, но на самом деле им хочется «выйти в люди». Скоро, скоро они дождутся своего часа. Оденут чекистские кожанки. Займут руководящие кабинеты в советских учреждениях… Прислушаемся, что они там зубрят? «Пребывание между двумя собаками, двумя пальмами и двумя женщинами приносит несчастье. Также предвещает несчастье, если одна собака, пальма или женщина окажутся между двумя мужчинами». [Цит. по 79]. Мудро!
Кушниры скорнячат. Шнейдеры и хаиты, смахивая щетками перхоть, перелицовывают старые лапсердаки. К шойхетам на восьмой день приносят новорожденных мальчиков — те исполняют брит мила — «завет обрезания». Шустеры сапожничают. На местных шляхах постегивают своих кляч фурманы и балагулы, известные мужланы и болтуны — даже в русский язык нагло влезло это словечко — «балагур».
А если свадьба или, например, помер еврей? Тут приходит предок Рабиновича — раввин. Он «кладет на грудь умершего белок яйца и пепел, произнося как бы слова Иезекииля: «И окроплю вас чистою кровью, и вы очиститесь от всех скверн ваших». «Иезекииль, правда, не говорит, «чистой кровью», а «чистой водою»… (Иез. 36,25).
Но, искажая так текст, евреи убеждают себя, что покойник несомненно будет допущен в рай» [92]. Кстати, а что это был за пепел? Не надо спрашивать. Об этом вслух не говорят…
Раввин, конечно, заботится о здоровье евреев. Иной раз прочтет в синагоге важное поучение: «Сказал раби Шимон бен Йохай: «есть пять вещей, делая которые, человек сам становится виновником своей смерти: едящий неочищенный чеснок, неочищенный лук и яйца в скорлупе, пьющий жидкость, которая простояла в открытой посуде всю ночь, ночующий на кладбище, срезающий ногти и разбрасывающий их там, где ходят люди, и т. д… поскольку беременная женщина, наступившая на них (ногти), может выкинуть плод»». [94]. Все выслушают и поразятся «мудрости» (хохме).
В целом — монотонная и унылая жизнь течет в штетле. Однообразная. Даже на еврейскую пасху все мелочи праздничного застолья расписаны раз и навсегда. Посмотрите на стол — сплошное напоминание о страдании. Горькие травы — память о горестной жизни в Египте. Тертое яблоко — как глина, из которой предки делали для египтян кирпичи. Красное вино — словно кровь еврейских детей, в которой купался фараон, чтобы избавиться от проказы. Соленая вода — это волны Красного моря, расступившегося перед бегущими из плена. Тогда беглецы не успевали испечь квашеный хлеб —