В историю американского кино в качестве известного актера вошел Аким Тамиров, фамилия которого обычно обозначается в литературе США как Tamiroff. Это не единственное исправление его имени. Сама вроде бы русская фамилия Тамиров была приспособлением к русскому языку оригинального армянского имени Оваким Тамирянц. Но Акимом его звали уже в детстве. Став взрослым, он переделал на русский манер и имя своего отца, став Акимом Михайловичем.
Аким Тамиров родился то ли в Баку, то ли в Тифлисе (это менее вероятно, так как, по сведениям потомков, основанным на рассказах Акима, его отец был нефтяником) 29 октября 1899 года. Сведений о его детских годах почти нет. Известно лишь, что отец умер, когда ребенку было пять лет, и многодетная семья очень нуждалась. Тем не менее Аким смог получить какое-то образование и мечтал стать актером.
Когда ему был 19 лет и он уже зарабатывал на жизнь физическим трудом, Аким встретился с актером Московского Художественного театра Ричардом Болеславским, приехавшим в Закавказье в поисках талантливой молодежи. Аким рассказывал, что он пришел на просмотр к Болеславскому, не имея почти никакой надежды на успех. Действительно, актерские упражнения юноши особого впечатления на Болеславского не произвели, но его внешность и особенно выражение глаз столичному мастеру понравились. «У тебя интересные глаза, — заявил он. — Такое впечатление, что ты страдаешь. Прочитай мне, пожалуйста, эти строчки».
Не будучи вполне уверенным в своем выборе, актер все же взял с собой юношу в Москву и представил его Константину Станиславскому. Тому Аким понравился и был зачислен в Школу-студию при МХТ.
Юноша оказался способным и дисциплинированным. Он овладевал всеми тонкостями актерского мастерства, быстро становился профессионалом и вскоре был допущен знаменитым режиссером на сцену для исполнения эпизодических и второстепенных ролей. Аким овладевал системой Станиславского, хотя позже, уже в Америке, говорил, что не испытывал перед ней священного трепета. «Актер прежде всего должен быть проницательным наблюдателем человеческой сущности, а затем, когда он будет играть, он должен уметь проецировать свои наблюдения на роль», — добавлял он.
На сцене Художественного театра Тамиров учился создавать образы не столько тем, что он произносил, сколько манерой поведения и жестикуляцией, что ему очень пригодилось позже в американском кино. Особо важными в этом смысле были две роли. В спектакле «Ревизор» (по пьесе Николая Гоголя) Тамиров представлял лекаря Христиана Гибнера, который, по утверждению городничего, «по-русски ни слова не знает», и поэтому не произносил ни слова. Он, впрочем, произносил нечто, что Гоголь обозначил как «звук, отчасти похожий на букву „и“ и несколько на „е“». Станиславский был вполне удовлетворен тем, как юный актер справился с этой нелегкой задачей. Второй ролью был Кот в «Синей птице» по пьесе Мориса Метерлинка. Кот, правда, разговаривал, но сценический образ создавался в основном не речью, а поведением персонажа.
В начале 1920-х годов Художественный театр смог в условиях введенной в Советской России новой экономической политики, допускавшей возрождение капиталистических отношений (это была временная мера — уже в 1922 году Ленин заявил: «Год мы отступали. Теперь отступление окончено»), выехать на гастроли за границу. После выступлений в европейских странах театр отправился в США.
Понимая, что большевистская диктатура установилась надолго, что творческой свободы он иметь не будет, Тамиров, как и небольшая группа его товарищей по МХТ, решил остаться в США. В особой степени это было связано с тем, что именно в Нью-Йорке он познакомился и сблизился с эмигрировавшей актрисой московского театра «Летучая мышь» Тамарой Никулиной (она выступала под псевдонимом Тамара Шэйн), близкой родственницей двух в будущем известных деятелей российской литературы. Тамара и Аким стали жить вместе, а позже, в 1932-м, зарегистрировали брак.
Совместно с Тамарой Аким попытался заняться театральным бизнесом. В Нью-Йорке они открыли театральную школу, правда, несколько замаскировав ее характер и одновременно дав ей весьма солидное название — Академия театрального грима. Приходившим на «разведку» начинающим актерам и любителям сцены разъяснялось, что в школе они получат основные навыки артистического мастерства, не только умение пользоваться гримом. Расчет также состоял, видимо, в том, что название «академия» должно было придать особый авторитет заведению. В первые годы работы академия приносила своим основателям и материальный достаток, правда скромный, и главным образом моральное удовлетворение. Среди слушателей были люди талантливые. Одно время академию посещала будущая знаменитая актриса Кэтрин Хепбёрн.
Благополучное существование, если не процветание, академии продолжалось, однако, только до экономического кризиса, начавшегося осенью 1929 года. Тамиров и Шэйн обанкротились. Школу пришлось закрыть. Тамара устроилась на работу официанткой в какой-то ресторанчик, Акиму пришлось сесть за руль такси. Так что в материальном отношении в условиях Великой депрессии, когда свирепствовала массовая безработица, им еще повезло. Работа таксистом дала возможность Тамирову значительно усовершенствовать свой разговорный английский язык, правда, в его своеобразном нью-йоркском варианте, несколько отличавшемся от стандартного произношения, не полностью избавившись и от налета иностранного языка. Как он позже рссказывал, он всячески пытался избавиться от раздражавшего его самого акцента, но он нравился режиссерам, которые использовали Тамирова через годы в своеобразных ролях всевозможных «иностранцев», вплоть до китайцев.
В свободное время Тамиров пристрастился посещать кинотеатры, хотя бы для того, чтобы не полностью отрываться от любимой профессии. Не вполне точно отражая то, что происходило в действительности, он рассказывал: «Я стал большим специалистом по окончании фильмов. Мне приходилось выжидать, пока контролеры отлучатся на минутку, чтобы прошмыгнуть в зал без билета. Обычно они уходили под самый конец». На самом деле было несколько иначе. Аким действительно проникал в зал под конец фильма, но находил возможность затаиться в каком-то уголке и полностью смотреть следующий сеанс. Он пользовался тем, что билеты продавались на вход, места в них не указывались, и можно было занимать любое свободное кресло.
В конце 1930-го или в начале 1931 года Аким и Тамара решили попытаться попробовать свои силы в Голливуде. Они отправились в Лос-Анджелес и стали предлагать свои услуги ведущим кинофирмам. Вначале их вежливо выслушивали, с интересом смотрели фотографии сцен, в которых участвовали актеры в российских театрах, но предлагали выступать лишь в массовках с грошовой оплатой. Все же примерно через год Тамирова стали выделять, предоставляя ему эпизодические роли.
В 1932 году он снялся в фильме «О’кей, Америка». Хотя в титрах его фамилия не упоминалась, на крохотную роль обратили внимание в критике, отметив своеобразную игру актера. В следующем году Тамирову была предоставлена чуть более значительная роль в картине «Королева Кристина» режиссера Рубена Мамуляна. Сам фильм, рассказывавший о шведской королеве, путешествовавшей под видом мужчины (ее играла ставшая уже знаменитой Грета Гарбо) со всевозможными — порой комическими, порой драматическими — приключениями, привлек внимание публики и критики, которая вновь обратила внимание на актера второго плана со своеобразным акцентом.
Возможно, именно Рубен Мамулян — деятель армянского происхождения, как и сам Тамиров, — выделил актера — не столько в силу этнической близости, сколько оценивая его дарование, хотя, по всей видимости, и общность происхождения какую-то роль сыграла. Действительно, позже режиссеры, с которыми работал Аким, с удовлетворением отмечали его дисциплинированность, и даже не столько таковую, сколько понимание им режиссерского замысла. Видный режиссер и продюсер Сесил Демилль как-то заметил: «Тамиров обладает телепатическим шестым чувством в понимании того, чего хочет режиссер».
Это качество, всегда столь ценимое руководителями съемок, вместе с акцентом, который подчас называли чудовищным, но который был на самом деле небольшим, хотя и хорошо уловимым зрительским слухом, позволили Тамирову, человеку исключительной работоспособности, начать сравнительно быстрое продвижение в Голливуде. Правда, сам актер считал поначалу свой акцент чуть ли не роковым недостатком и прилагал силы, чтобы от него избавиться. Но вскоре он и, главное, те, кто предоставлял ему работу, в полной мере осознали, что в данном случае акцент при своеобразной внешности актера, и в обычной жизни выглядевшего несколько аристократически, является существенным преимуществом, своего рода визитной карточкой. В одном из интервью Тамиров рассказывал: «Все в Голливуде говорят, что мой акцент стоит миллион долларов. Конечно, я должен быть благодарен этому смешному произношению, но если бы вы только знали, сколько я потратил сил и средств, чтобы избавиться от него».
В 1933 году Аким Тамиров подписал контракт с компанией «Парамаунт пикчерз», причем в нем специально оговаривалось, что актеру «запрещается отказываться от своего акцента». Компании был необходим своего рода «интернационалист» — актер, способный играть самых разнообразных иностранцев, и Тамиров прекрасно подходил для таковых ролей.
Имя Тамирова с его своеобразной речью стало упоминаться даже в художественной литературе. В рассказе Джерома Сэлинджера «Дядя Виттли в Коннектикуте» можно встретить следующие слова: «Ну, что же, Аким Тамиров. В кино играет. Он еще так потешно говорит: „Шутыш, все шутыш, э?“ Обожаю его».
Известность Тамирова стала настолько значительной, что советские писатели Илья Ильф и Евгений Петров, путешествовавшие по Соединенным Штатам в 1936 году, сочли важным встретиться и побеседовать с ним. Писатели довольно подробно описали эту встречу в книге «Одноэтажная Америка», в которой, в частности, говорилось (правда, без упоминания имени): «Когда Художественный театр был в Америке, один совсем молоденький актер остался сниматься в Голливуде. Остался на три месяца, а сидит уже больше десяти лет. Он относится к числу тех, которые преуспевают. Дела его идут в гору. В чем же это выражается? Он получает пятьсот долларов в неделю. Заключил со своей