Затем прости-прощай, солнечный Крым! Через полторы недели Шарко станет полноправным гражданином Украины, а там и американское гражданство не за горами. Легализация состояния выльется в копеечку, однако лучше немного потерять, чтобы в итоге много выиграть. Цент не вложишь, бакс в карман не положишь, как говорят в Соединенных Штатах. Очень правильная мысль. Хотя на каждый вложенный цент приятнее получать десять или даже сто долларов.
Протяжно зевнув, Шарко почесал под мышкой, раздирая пальцами густые волосы, напоминающие на ощупь свалявшуюся шерсть. Наблюдающих за ним из укрытия охранников он не стеснялся, как не стеснялся бы сторожевых собак. Посторонние его видеть не могли, да и сам Шарко никого вокруг себя не видел, что его радовало. Черноморские пейзажи его мало интересовали; для него они ограничивались фрагментом выцветшего добела неба, обрамленного контурами ограды. Заглянуть за нее можно было со второго этажа особняка, но если Шарко и проделывал это, то лишь затем, чтобы удостовериться, что петляющая среди сопок дорога совершенно пуста.
Не то чтобы он опасался визита украинских или тем более российских блюстителей закона. Его дом был его крепостью. Надежной, неприступной, способной выдержать как отчаянный штурм, так и длительную осаду.
Максимум безопасности при минимуме комфорта – эта фраза могла бы послужить девизом Шарко. Он не обзаводился мебелью, не украшал стены картинами и зеркалами, не застилал паркетные полы коврами. Комнаты были полны гулкого эха и выглядели нежилыми. Но самым неприглядным местом являлась огромная ванная комната, в которой самой ванны не было – только унитаз, раковина да душ, кафель вокруг которого почти всегда оставался сухим.
Шарко не любил воду, а раз в месяц, в дни полнолуния, она внушала ему беспричинное отвращение. Сейчас начинался именно такой период. Проведя на солнцепеке не менее двух часов, Шарко не выпил ни глотка воды и не испытывал ни малейшей потребности искупаться. Его не смущал тяжелый запах, исходящий от собственного тела. Все, что улавливали его ноздри, это дурманящий аромат желтых, белых и красных роз, высаженных вдоль высокой ограды. Над ними жужжали пчелы. Только насекомые могли беспрепятственно проникать на территорию, обнесенную трехметровой кирпичной стеной. Да и то не все.
5
Привлеченная густым запахом, черно-желтая оса с перепончатыми крылышками перелетела через кирпичную ограду, увитую плющом, и сделала пробный заход над телом обнаженного Шарко, а потом принялась описывать постепенно сужающиеся концентрические круги.
Не так давно она настигла свою ближайшую родственницу пчелу, атаковала ее на цветке чайной розы и пронзила жалом. Содрогаясь от вожделения, оса «опустошила» свою добычу, выдавливая из нее ароматный мед, как из тюбика, и слизывая его прямо из пчелиного рта. Насытившись, она отнесла парализованную жертву в нору, где были отложены ее личинки, которых она кормила подобно птице, заботящейся о своих крохотных птенчиках. Такие «пчелиные консервы» могли храниться под землей довольно долго, но инстинкт не позволял осе притрагиваться к ним снова. Кроме того, будучи настоящей хищницей, она питалась не только сладким. К бассейну ее привлек запах несвежей плоти. Гадая, почему от живого существа, распростертого на лужайке, несет тухлятиной, миниатюрная крылатая тигрица совершила плавный разворот и пошла на снижение.
Шарко, следивший за осой, оставался совершенно неподвижным, лишь мутные капли пота стекали по его вискам. Затем его зрачки мгновенно сузились, и вскинутый кулак протаранил осу в воздухе, в нескольких сантиметрах от непомерно волосатого паха. Удар был столь резок, что невесомое тельце насекомого сплющилось и отлетело в противоположном направлении, где упало на бетон, подергиваясь в предсмертной агонии.
– Вот так, – пробормотал Шарко, – со всеми будет.
Ему не было необходимости приподниматься, чтобы проверить результат своего молниеносного удара. Он просто взглянул на свой кулак, помеченный влажным пятнышком, и удовлетворенно улыбнулся. Точно так же ему не нужно было сверяться с часами, чтобы определять время. Хорошо развитое чутье подсказывало Шарко, что скоро подадут обед.
После еды он завалится спать, а вечером настанет время слегка спустить пар. То же самое предстоит ровно через неделю. Сеанс массажа. При мысли о нем рот Шарко наполнился слюной. У слюны был привкус крови. Чужой крови. Человеческой. Женской. Сладко-соленой.
Это все из-за приближающегося полнолуния, когда звериные инстинкты возобладают над человеческой натурой и требуют выхода.
О нет, Шарко не перегрызал глотки своим жертвам – он всегда умел держать эмоции под контролем. Ему было достаточно слегка покусывать партнершу, чтобы испытать удовольствие куда более сильное, чем то, которое заурядные люди получают при сексуальном контакте.
Раз в неделю. Не чаще, но и не реже.
Прежде Шарко пользовался услугами проституток, однако врожденная брезгливость мешала ему как следует насладиться трепещущей плотью. Мало ли кто прикасался к продажным телам с бритыми лобками? Совсем другое дело – массажистки. Чистенькие, опрятные, пахнущие кремами, мылом и свежестью. Обычно они пугались, начинали верещать и отбиваться, а потом рыдали, разглядывая отметины зубов на своей коже, но щедрая премия помогала уладить конфликт. Некоторые даже предлагали повторить, хотя Шарко было достаточно одного раза. По правде говоря, он опасался, что при повторном сеансе не сумеет сдержаться и, сомкнув челюсти на человеческой плоти, уже не разожмет их, покуда не добьется того, к чему подталкивает темный инстинкт.
Терзая женщин, покусывая их за шеи, плечи и груди, он достигал столь бурного оргазма, что потом долго еще чувствовал себя разбитым и опустошенным. Иногда ему снилось, как он сидит над распростертым женским телом и воет на луну, прерывая это занятие лишь для того, чтобы облизать окровавленные губы. Вздор. Темные игры подсознания. Наяву ничего подобного не происходило и никогда не произойдет.
Беспрестанно почесываясь, Шарко встал, прошелся по площадке и остановился над неподвижным трупиком осы. Вокруг нее уже суетились муравьи.
«Каждый спешит урвать свое, – подумал Шарко. Растер подошвой осу вместе с муравьями и мысленно добавил: – Но не каждому суждено достичь успеха».
Гадая, что за массажистка подвернется ему на будущей неделе, в главную лунную ночь месяца, Шарко натянул шорты и побрел к дому. Несмотря на жару, он испытывал сильнейший голод. Прямо-таки зверский голод. Волчий.
Глава 9Шаг в пропасть
1
Татьяна Токарева не умела делать массаж и понятия не имела, что очень скоро ей придется освоить это древнее искусство. Бездетная, незамужняя, а теперь еще и безработная, она была очень одинока и в своем возрасте вряд ли могла рассчитывать на какие-то приятные сюрпризы от судьбы. Но за полтора часа до свидания в Александровском саду она неожиданно поняла, что сегодня наконец произойдет нечто такое, что в корне изменит ее унылое существование. Ощутив это предчувствие, она стала его лелеять в своей душе, опасаясь, чтобы оно ее не покинуло.
Была ли она хоть раз по-настоящему счастлива за последние десять лет жизни? Ни единой минуты! С тех пор как, двадцатилетней, она пережила разочарование в любви, она не знала счастья. Близость с мужчинами не то чтобы отталкивала Таню, но и не дарила ей тех волшебных переживаний, о которых без конца говорят, пишут и снимают кино. Однажды любовник назвал ее бревном, и, хотя это ужасно оскорбило Таню, в глубине души она понимала, что ведет себя в постели пассивно и равнодушно. Может быть, ей просто не повстречался тот, кому хотелось бы отдаться со всей страстью, раз и навсегда, без остатка? Не слишком ли большие запросы? Ведь живут же другие женщины с нелюбимыми мужьями. Почему же Таня возомнила себя какой-то особенной? Какого рожна было нужно этой женщине с чистыми голубыми глазами ребенка? Неизвестно. Очевидно, она и сама не сумела бы дать исчерпывающий ответ. Однако, посмотревшись в зеркало, она торжественно пообещала своему отражению:
– Что-то произойдет! Не может не произойти, потому что не бывает так, чтобы плохое длилось вечно.
Зеркальная копия не перечила хозяйке, расчесывая перед зеркалом тщательно вымытые, подвитые на концах волосы. На фоне пунцовых штор Таня выглядела слегка осунувшейся и бледноватой, но знала, что, выйдя из спальни в большой мир, она преобразится. Что бы там ни было, а вчерашний знакомый и его неизвестный товарищ вызывали любопытство, а значит, и желание понравиться.
«Тем лучше, – говорила себе Таня, придирчиво поправляя складки на голубом сарафане с открытыми плечами. – Пусть этот Иван Долото будет грубияном в полном соответствии со своей корявой фамилией, лишь бы не ценителем корейской кухни или офисным клерком. Надоели… Если эти ребята говорят правду, то я, пожалуй, рискну. Мне непременно нужно самоутвердиться, пусть даже таким сомнительным образом. Иначе закисну в старых девах».
Опасаясь утратить недавнюю решимость, Таня вышла на улицу, хотя первоначально намеревалась явиться на свидание с пятнадцатиминутным опозданием. Ей не хватило выдержки. Кто способен задержать полет стрелы, выпущенной из лука? Именно так ощущала себя Таня – в свободном полете. Знать бы только, чем завершится он, свободный полет? Попаданием в цель или обескураживающим промахом?
2
Явившись в Александровский сад, она расположилась таким образом, чтобы солнце не светило прямо в глаза и чтобы видеть Кремлевскую стену.
Мимо проходили люди. Какой-то кавказец покосился на скучающую женщину, привлеченный ее красотой и одиночеством. Он кашлянул, присел на краешек той же скамьи, на которой сидела Таня, и заговорил:
– Какой погода хороший, слушай. Такой погода гулять и гулять.
Таня так злобно поглядела на него, что он поднялся и пошел прочь.
«Вот очередной пример, – сказала она себе, – почему, собственно, я прогнала этого джигита? Видный мужик, а если в нем что-то и раздражает, то это дурацкий акцент, из-за которого чувствуешь себя героиней пошлого анекдота. Почему же я сижу, как сова, одна? Зачем вычеркнула себя из жизни? Этого Ивана со столярной фамилией до сих пор нет, очень может быть, что он так и не появится. Пора уходить».