Генерал Келлер: «Объединение россии – великое дело»
…Вмерзшая в лед рядом с памятником Богдану Хмельницкому кровь генерала Келлера через несколько дней оттаяла, и по Киеву стала распространяться легенда, что, умирая, граф проклял своих палачей и пролитая кровь падет на их голову. В тот смутный 1918 год ужас нарастал стремительно, и уже скоро стали говорить, что эта кровь впредь «не высохнет и ляжет на голову Украины»…
Вот и легла. Какой современный летописец скажет, что Киев – всё ещё «матерь городов русских»!
«Этот человек достоин киноэпопеи. Вся его жизнь – череда героических эпизодов, прекрасно отображающихся на страницах сценария и на экране», – пишет публицист М. Тюренков в статье «Последний защитник русского Киева: памяти генерала Федора Келлера», рассказывая потрясающую биографию «глубоко верующего христианина (лютеранина по рождению, однако пришедшего к православию), убеждённого монархиста, истинного патриота единой и неделимой России, генерала от кавалерии графа Ф.А. Келлера.
Федор Артурович Келлер – военачальник Российской Императорской армии, «первая шашка России», командир 2-го Восточно-Сибирского армейского корпуса в Маньчжурии, прославившийся не только отвагой во время Первой мировой войны, был одним из двух генералов, командовавших корпусами, что остались верны присяге. Граф открыто высказался в телеграмме на запрос генерала Алексеева против отречения государя Николая II.
Собрав представителей от каждой сотни и эскадрона вверенных ему частей, генерал сказал им: «Я получил депешу об отречении Государя и о каком-то временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал Царю (цитирую по памяти): «3-й конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от Престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя».
Когда в штаб Келлера прибыл начальник соседней 12-й кавалерийской дивизии генерал Маннергейм (тот самый), который попытался уговорить Федора Артуровича «пожертвовать личными политическими убеждениями для блага армии», тот ответил: «Я христианин. И думаю, грешно менять присягу».
16 марта 1917 г., когда генерал был отправлен в отставку за отказ приводить корпус к присяге Временному правительству, он отдал последний приказ своим полкам за № 28: «Сегодняшним приказом я отчислен от командования славным 3-м кавалерийским корпусом. Прощайте же, все дорогие боевые товарищи, господа генералы, офицеры, казаки, драгуны, уланы, гусары, артиллеристы, самокатчики, стрелки и все служащие в рядах этого доблестного боевого корпуса! Переживали мы с вами вместе и горе, и радости, хоронили наших дорогих покойников, положивших жизнь свою за Веру, Царя и Отечество, радовались достигнутыми с Божьей помощью неоднократным успехам над врагами. Не один раз бывали сами ранены и страдали от ран. Сроднились мы с вами. Горячее же спасибо всем вам за ваше доверие ко мне, за вашу любовь, за вашу всегдашнюю отвагу и слепое послушание в трудные минуты боя. Дай вам Господи силы и дальше служить также честно и верно своей Родине, всегдашней удачи и счастья. Не забывайте своего старого и крепко любящего вас командира корпуса. Помните то, чему он вас учил. Бог вам в помощь!»
Генерал был уволен из армии с формулировкой «за монархизм», попрощался с проходившими мимо него войсками под звуки гимна «Боже, Царя храни!» и уехал в Харьков, где жил несколько лет перед Великой войной во время своего командования 10-й кавалерийской дивизией и где все годы войны оставалась его семья.
Так в апреле 1917-го генерал оказался в резерве чинов при штабе Киевского военного округа. В телеграмме из Харькова в Петроград министру-председателю Керенскому он писал: «Ввиду того что моя служба Отечеству в армии очевидно более не нужна, ходатайствую перед Временным правительством о разрешении мне последовать за Государем Императором Николаем Александровичем в Сибирь и о разрешении мне состоять при Особе Его Величества, оставаясь по Вашему усмотрению в резерве чинов или будучи уволен с причитающейся мне пенсиею в отставку. Согласие Их Величеств иметь меня при Себе сочту для себя за особую милость, о которой ввиду невозможности для меня лично о ней ходатайствовать очень прошу Вас запросить Государя Императора и в случае Его на это согласия не отказать в приказании спешно выслать мне в Харьков пропуск на беспрепятственный проезд и проживание в месте местопребывания Их Величеств».
Дом графа в Харькове, стоявший на улице Сумской, не сохранился. Зато выжили мемуары о нем. В хранящейся в Госархиве РФ рукописи воспоминаний генерал-майора Б.А. Штейфона, под названием «Харьковский Главный Центр Добровольческой армии», изложены такие впечатления: «Ни одна мелочь, ни один портрет из прежней обстановки не был им убран в угоду революции. Кабинет Ф.А. полностью сохранял свой «контрреволюционный» вид: многочисленные портреты Государя и особ Императорской фамилии, фотографические группы сослуживцев, стяг, под сенью коего воевал генерал, библиотека преимущественно военного содержания (граф был известным военным писателем) и много вещей и безделушек – сувениров прежних дней. В углу иконы, полученные графом благословения… А за письменным столом, занимавшим половину небольшой комнаты, всегда сидел и работал Ф.А., всегда в генеральской форме с погонами и с Георгиевскими крестами. Огромного роста, сухощавый, породистый, с властным энергичным лицом, с блестящими молодыми глазами. Глядя на него, я часто представлял его в шлеме, в латах и с громадным мечом, в уборе средневекового рыцаря».
Исследователь Артем Левченко, комментируя эти записки, отмечает, что величественный образ графа поражал воображение. Горожане оборачивались ему вслед, зачарованные. И не только из-за гигантского роста, кажущегося еще большим из-за высокой волчьей папахи. Апофеоз популярности графа Келлера в Харькове пришелся на лето 1918 г., когда в занятый немцами город дошла скорбная весть о мученической гибели государя и его семьи. Харьков стал одним из первых городов, где прошла всенародная панихида по убиенному царю. Панихида была назначена в одно из воскресений в кафедральном соборе, о чем было заранее объявлено в газетах. Офицерам указывалось присутствовать в полной парадной форме. Вот как вспоминал об этом дне инициатор панихиды Б.А. Штейфон, тогда полковник:
«…Ф.А. был при орденах, я тоже. Наш проезд на автомобиле по Сумской улице и Николаевской площади, то есть по самым многолюдным местам, привлек общее внимание. После литургии духовенство проследовало на Соборную площадь и в присутствии массы народа отслужило торжественную панихиду. В благоговейном молчании молились русские люди за своего царя-мученика. Редко у кого не было слез. Оплакивали царя, оплакивали и погибающую Родину! …живым воплощением близкого прошлого являлась фигура графа Келлера. Средь огромной толпы, в мундире и орденах Императорской Армии, престарелый и величественный, на голову выше других, он так ярко олицетворял величие и блеск Империи! С тяжелой душевной болью сознавалось, что русские люди на русской земле могли свободно молиться о русском царе только потому, что город был занят вражескими войсками. Какая ужасная нелепость жизни!
По окончании панихиды граф Келлер мог лишь с трудом пробраться к автомобилю. Толпа обезумела: люди плакали, крестили графа, старались дотронуться до его мундира, шашки… Всенародно, но, увы, поздно, каялись в вольных или невольных прегрешениях перед покойным Государем, перед загубленной, поверженной в уныние, еще недавно великой Россией… Потрясенные возвращались мы домой. Молчали. Да и что мы могли сказать друг другу в те минуты, когда так остро, так больно переживали национальное горе, национальный позор?»
Следует сказать, что вторым крупным военачальником, не предавшим царя, был генерал от кавалерии Гусейн Хан Нахичеванский, который будет расстрелян в Петропавловской крепости 29 января 1919 г. вместе с великими князьями Павлом Александровичем, Николаем Михайловичем, Георгием Михайловичем и Дмитрием Константиновичем.
Писатель, православный публицист Ю. Милославский прислал нам в частном письме такой комментарий: «Полковник Феликс Най-Турс в известном романе М. Булгакова – имя собирательное: условно германско-мусульманское. Граф Келлер не был православным от рождения, но принадлежал к протестантам. Само собою, генерал Хан Нахичеванский был магометанином. Предположительно был еще третий верноподданный, отказавшийся предать своего Государя: это отставной высокопоставленный чиновник министерства иностранных дел, а впоследствии – Гахам караимский, т. е. духовный глава караимской общины. В этом зияющем отсутствии Православных – дерзаем видеть грозное знамение от Господа».
Отказавшись служить в Добровольческой армии, генерал Келлер в июне 1918 г. писал генералу Алексееву: «Объединение России великое дело, но такой лозунг слишком неопределенный, и каждый даже Ваш доброволец чувствует в нем что-то недосказанное, так как каждый человек понимает, что собрать и объединить рассыпавшихся можно только к одному определенному месту или лицу. Вы же об этом лице, которым может быть только прирожденный, законный Государь, умалчиваете…»
Высказался Ф.А. Келлер и о другом лидере Белого движения: «Корнилов – революционный генерал… пускай пытается спасать российскую демократию… Я же могу повести армию только с Богом в сердце и с Царем в душе. Только вера в Бога и мощь Царя могут спасти нас, только старая армия и всенародное раскаяние могут спасти Россию, а не демократическая армия и «свободный» народ. Мы видим, к чему привела нас свобода: к позору и невиданному унижению».
Еще будучи в Харькове, генерал Келлер приступил к формированию штаба «Северо-Западной Псковской монархической армии». В выпущенном «Призыве старого солдата» он писал: «Во время трех лет войны, сражаясь вместе с вами на полях Галиции, в Буковине, на Карпатских горах, в Венгрии и Румынии, я принимал часто рискованные решения, но на авантюры я вас не вел никогда. Теперь настала по