Поймем ли мы друг друга? Большой вопрос. Нынешняя смута является Божиим попущением и свидетельством нашей греховности, гордыни. Чем может закончиться это геополитическое столкновение, сказать трудно. Дай Бог, чтоб обошлось без братоубийственной войны, без войны вообще. Увы, тлеющая гражданская война в умах продолжается здесь уже четверть века, и даже более того.
И что значит «договориться»? Кто с кем должен договариваться? Поэт-харьковец Борис Чичибабин сказал: «Я с Родины не уезжал. За что ж ее лишен?» Мы здесь родились, здесь живем. Вот я, выпускник Харьковского института радиоэлектроники и советский офицер запаса, присягал в 1982 году одному государству, СССР, и одной, Советской армии, и больше никогда ничему не присягал. С 1991 года, с нарастающей претензией, ко мне приходят в дом, в мое сознание и все время неотступно забивают, как гвозди, мне в голову чуждые мне, вражеские ценности. Меня непрерывно атакует вся эта распоясавшаяся, выползшая из зловонных конотопских болот, из пещер и схронов бандеризация, фашизация, нацизм, русофобия. В Харьковский национальный университет, учрежденный по указу государя Александра I Павловича в 1804 г., сегодня приезжает с лекциями львовская нацистка Фарион (член КПСС с 1988 г.), она теперь функционер комитета по образованию в Верховной раде. В университет же приезжал, при правлении гауляйтера Ющенко, наш «закадычный враг» Бжезинский и высказывался в том духе, что «мы успокоимся, когда танки НАТО будут стоять на границе Белгородской области». Я могу с этим смириться? Нет. Я с этим никогда не смирюсь и всегда буду этому противостоять в той мере, которой будет требовать ситуация. С бесами, врагами я договариваться не собираюсь.
– Вы смирились уже с тем, что именно с такими, безнадежными, вопросами обращаются к писателям, людям искусства? Или, не формулируя вопросов, просто ждут ответов – в художественной форме или публицистической? Правильно ли мы делаем, адресуя людям искусства сложные и важные вопросы? Они (вы) обязаны знать?
– Есть, условно говоря, простые люди, которые читают – и мы все относимся к этой категории. Другое дело, что это за чтение и сколь конструктивно мы можем применить вычитанные знания. Сложные вопросы исподволь поселяются в нас, ведут какую-то работу. И опять-таки «много званых, да мало избранных»: в одном человеке работа совершается более плодотворно, в виде, может быть, духовного деяния, а в другом – никак. То есть идет простое перемалывание, умножение дурной безконечности. Прочти хоть десять тысяч томов – толку все равно может не быть, а будет каша в голове. Горе от ума. Грех суемудрия. Подтверждение этому мы сейчас видим во многих умах. То есть опять-таки ответ существует на духовном плане. Если литература служит совершенствованию человека, если говорит о проблемах человека, о его жизни, душе – это одно. Бах утверждал, что музыка должна либо славить Господа, либо служить спасению души, в противном случае – это просто шум или дьявольское теньканье.
А что касается смотрения на писателя как на идола, то известно же: не сотвори себе кумира. Писатель – грешный человек, как и все. Другое дело, ему бывает поручено сказать о чем-то высоком, выдающемся, духовном, спасительном. «Мы не врачи – мы боль», – подчеркнул писатель. В этом есть часть правды. Но есть одна книга, которую нам, русским, дали тысячу лет назад навека – Новый Завет. Читайте. Вот книга.
– В каких еще книгах вам приходилось находить ответы на важные вопросы?
– Прежде всего это великая русская литература, которую Томас Манн назвал святой. А Поль Валери сказал, что Европа в свое оправдание предъявит три достижения – это древнегреческую античную, культуру итальянского Возрождения и русскую литературу XIX в. А я бы добавил еще какие-то книги русского XX в. Мне, допустим, близки многие писатели второй его половины – В. Распутин, В. Шукшин, Е. Носов, К. Воробьев, а также Ю. Казаков, Ю. Трифонов и многие другие. Были в советское время у нас писатели замечательные – и ответы у них мы порой находили. Меня, городского мальчика, чтение этих авторов сделало русским почвенником, русским человеком. Через них мы приходили к каким-то духовным текстам. Конечно, лучшие образцы искусства нам помогают находить пути к любви и спасению.
– Потому что дают образы более яркие и доходчивые, чем те, что мы можем найти в выпуске теленовостей?
– Образность впечатляет, задевает эмоции. И в отличие от повседневной жизни, конечно, человека сильнее включает. Например, кино. От середины 1960-х до начала 1980-х у нас сняты десятки высокоэстетичных шедевров отечественного кинематографа, сделанных с немалым духовным светом, высоким уровнем этического мышления. Это совершенно поразительное искусство, которое может вызывать в человеке катарсисное состояние. «Пять вечеров» Н. Михалкова по пьесе Володина, «Двадцать дней без войны» А. Германа по Симонову и его же «Проверка на дорогах». «Восхождение» Ларисы Шепитько. А «Сто дней после детства» Соловьева! А весь Тарковский! У Михалкова я также люблю «Неоконченную пьесу для механического пианино» и «Несколько дней из жизни Обломова». Кстати, гончаровский «Обломов» – это, может быть, самый русский роман и один из самых мной любимых. Не надо забывать и о западном искусстве, в котором немало шедевров.
– А есть ли книги, чтение которых, по вашему мнению, было бы полезно в нынешнее смутное время?
– Некоторые из них очевидны. И. Бунин. «Окаянные дни» – пронзительные записки о кошмаре революции, смуты, Гражданской войны; М. Булгаков. На украинскую смутную и кровавую петлюровскую жовто-блакитную тему произведения уроженца Киева – рассказы «Киев-город» (1923), «Я убил», «Дни Турбиных», роман «Белая гвардия»; М. Горький. Роман «Жизнь Клима Самгина» – великое слово о порче русской интеллигенции. В 1988 г. режиссером Титовым по роману снят изумительный 14-серийный телефильм. Но это непростое чтение – для культурных, вдумчивых людей. Остались ли они на Украине? В Киеве? Боюсь, единицы; Ф. Степун. «Мысли о России» – самое значительное произведение выдающегося мыслителя о русской смуте 1917 и последующих лет.
– Вы лет десять в Клубе писателей в Харькове работали с начинающими авторами. То есть это было «кому-нибудь нужно»?
– Кстати, тогда я не был «чужеридной начинкой» ни для кого: получил первую же муниципальную премию имени Б. Слуцкого (1998), почетную грамоту-благодарность от Харьковского городского головы М. Пилипчука «за многолетний творческий труд, высокий профессионализм, личный вклад в воспитание литературной молодёжи и по случаю 70-летия основания областной литстудии им. П. Тычины» (1999). В этой связи не могу не вспомнить греющую меня отметину, грамоту 2009 г. (в немалой череде прочих) – свидетельство от Харьковского областного фонда поддержки молодых дарований – «за многолетнее сотрудничество и воспитание талантливых учеников-стипендиатов». Этот изумительный фонд учредил с единомышленниками в 1994-м Евгений Кушнарев, тогда еще мэр Харькова, возглавил его, лично вручал награды детям региона и за месяц до своей трагической гибели.
– Ваше исключение из творческого союза, осуществленное по-тихому, – наверное, повод к дополнительным раздумьям о смысле творчества, об уделе одиночек, о том, что стадное чувство и коллективное бессознательное может быть предметом изучения, но не движущей силой литературы…
– Смысл творчества? Ого! «Вы мне задаете чугунный вопрос». Отвечу так: он – в гармонизации внутреннего и внешнего пространств посильными инструментами. Разумеется, дарованными. То есть во исполнение поручения. «Во имя Красоты и больше ни во чьё», – сказал Чичибабин. Соглашусь в том смысле, что Красота – одна из Божественных ипостасей. А в чем вообще смысл, в том числе и творчества? В спасении. То есть, как нас учил батюшка Серафим, в стяжании Святаго Духа. Если это звучит здесь пафосно, то извините. Но «я так считаю». Что касается стада, то вспомним стихи Андрея Усачева для взрослых и детей: «Чем отличается стадо от стаи? Стадо пасется. А стая – летает». Бывают, правда, и стаи шакалов, обкладывающих и загоняющих оленя или кабана-одиночку. Но с медведем у шавкотни номер не пройдет.
Если говорить об одиночестве, то для человека, склонного к духовному деланию, к более или менее интенсивной духовной жизни, это аксиома. Нас окружает порой водоворот уз, знакомств, коммуникаций, однако, как сказал Юрий Левитанский, «но вечером, но в тишине, но сам с собой наедине, когда звезда стоит в окне…». В общем, нам не привыкать быть в одиночестве. Хотя и помним, сколь его «характер крут».
– Сегодняшнее снятие моральных преград, повальное улюлюканье во время политических расправ, одобрение и поощрение братоубийственной бойни – всё это результат многолетних идеологических усилий, соответствующей гуманитарной политики?
– Пришествие бесов в политику, на авансцену гражданского общества, в систему образования уже приносит ужасающие, разрушительнейшие «плоды». Детвору учат зиговать, скакать-как-немоскаль, орать бандеровские речевки «Слава Украине! Героям слава!», всячески накачивают ненавистью. За этим, если кто-то из этой молодежи доживет до зрелости, а не канет в мясорубке нацистского «нового порядка», последуют страшная ломка, пустота, безысходность прозрения. Мера ответственности тех, кто осуществляет этот адский сценарий с южнорусской частью русского народа, колоссальна. Они все будут наказаны не только трибуналом.
Дело, полагаю, в следующем. Вся ненависть, о которой мы говорили выше, оказалась аккумулированной в зомбированных мозгах участников «проекта», осуществляемого нашими врагами и направленного на уничтожение Русского мира, разрушение духовной и территориальной целостности России. Но поскольку «наше дело правое», то есть правда на нашей стороне, то «враг будет разбит, победа будет за нами». Что касается русского имперского града Харькова, то наши – слободские, слобожанские – территории вошли в Московское царство еще в 1503 г. Значит, нам надлежит быть там и с теми, куда и с кем нас определили «наши о́тцы». Формат нашего присутствия и участия в большом общерусском мире может обсуждаться. Помним, что, скажем, Харьков всегда был многонационален и веротерпим. Но неизменны основополагающие ценностные константы: каноническая православная вера отцов, под омофором Московского патриархата, разумеется, а также русский язык, русская культура, всевозможные формы комплиментарного с