5 декабря войска подошли к границе Российской империи. Здесь солдатам объяснили правила зимнего похода и то, как должны быть организованы войска. На следующий день, утром, русское войско пересекло границу. Все четыре колонны, объединившись, шли к реке Илек. Далее, продвигаясь по левому берегу реки, достигли урочища Биштамак. За один день удавалось проходить около 35 километров, пока не ухудшилась погода. 19 декабря начался буран. Температура воздуха опускалась до минус 30 °C. Заканчивалось топливо. Верблюды и лошади не выдерживали сильного мороза. Начали заболевать люди. Однако после того, как буран затих, 20 декабря отряду удалось достичь Эмбенского укрепленного пункта. 21 декабря войско направилось к реке Аты-Якши. Специальный отряд казаков был отправлен в Акбулакское укрепление для того, чтобы его ликвидировать и привезти находящиеся там припасы к Аты-Якши.
30 декабря, начиная с утра, около 3000 конных хивинцев несколько раз атаковали находившийся в Акбулакском укреплении немногочисленный гарнизон, но, благодаря преимуществу в артиллерии, все атаки русским удалось отбить, а также спасти заготовленное сено (его хивинцы пытались поджечь).
Когда российские войска остановились на привал, на них, в ночь с 31 декабря на 1 января 1840 года, напали хивинцы. Атаку удалось отбить. На следующий день – новая беда: киргизы, которым русским командованием было поручено следить за верблюдами, отказались приступить к работе – из-за того, что накануне русские убивали их единоверцев. В. А. Перовский приказал войскам плотно окружить бунтовщиков и потребовал от них подчинения. Большинство приступило к работе, но несколько человек, наиболее упрямых, по приказу командующего было расстреляно.
В. А. Перовский понял, что продолжать путь (до Хивы оставалось 800 верст) при сложившихся условиях очень опасно, можно по дороге, даже без боя, от одних болезней, потерять почти всех людей. Он принял решение вернуться в Оренбург.
В. И. Далю пришлось перенести все тяготы похода на Хиву. Его дочь Екатерина рассказала позднее (со слов отца):
«Перовский отдал приказ вернуться. С горестью приняли эту весть наши казаки. Этот поход был их исторической войной, события их жизни подготовляли его; теперь им стыдно будет встретиться в этой степи с киргизом. Поминая об этом, отец всегда в шутку вспоминал слова своей няньки Соломониды: “послушали бы меня, глупую, были бы умнее”.
Первую ошибку он находит в том, что пошли зимой по летней дороге. Во-вторых, что следовало нестись как можно более налегке, отправляя больных назад, по дороге к Оренбургу. В-третьих, вообще следовало выступить гораздо раньше. В-четвертых, поход удался бы тогда, если бы все отнеслись к нему равно серьезно.
“Да, хорошо, кабы было поменьше чепухи: корма нет, а при выступлении из укрепления на Эмбе в числе хлама бросили пропасть сена. Выступили наспех, точно кто гнал нас, ночью с голодными верблюдами, даже не дав им съесть оставленное сено”.
Отцу было главное досадно, что за эту чепуху поплатился (всего менее виноватый) сам Перовский. Привязанность отца к нему заставила его не отказываться от похода, в котором так мало хотелось ему участвовать. Отец всегда говаривал, что победа над неприятелем в Азии – второстепенное дело, нужно только уметь дойти до него. <…>
О верблюдах никто не заботился и, смешно сказать, они-то всё и погубили.
Верблюд сносливое животное, может три дня не есть, он выручит в нужную минуту, – но тогда только, если до этой минуты за ним хорошо ходят. Иначе он тает, как воск…
Так вспоминал впоследствии отец этот поход:
И пошли, говорят,
На Хиву, говорят,
Повезли, говорят,
Трынь траву, говорят,
Повезли, говорят,
Понесли, говорят,
И пошли, говорят,
Не дошли.
Их полван, говорят,
Наш болван, говорят,
А что хан, говорят,
Ни по чем, говорят,
Это сом, говорят,
Это ком, говорят,
Это хан, говорят,
Шарлатан.
А верблюд, говорят,
Не встает, говорят,
Пяти пуд, говорят,
Не несет, говорят,
Все лежат, говорят,
Да глядят, говорят,
Не едят, говорят,
Не хотят.
А что худ, говорят,
Наш верблюд, говорят,
И что пал, говорят,
Да не встал, говорят,
Ну, так что ж, говорят,
Ничего-с, говорят,
Ну, авось, говорят,
И небось.
Полежит, говорят,
Пожует, говорят,
Отдохнет, говорят,
И пойдет, говорят,
Понукай, говорят,
Погоняй, говорят,
Не жалей, говорят,
Не робей.
Что устал, говорят,
Он соврал, говорят,
Он лежал, говорят,
Отдыхал, говорят,
Только жрал, говорят,
Только спал, говорят,
Он бока, говорят,
Отлежал.
Песнь эту сочинил отец. Он, как естествоиспытатель, как любитель животных, так сказать, сам болел при смерти каждого верблюда».
Екатерина Владимировна в своих воспоминаниях сообщила интересную деталь: «Отец, и дорогой много писавший, носил всегда чернильницу за пазухой, благодаря жестокому морозу». Копилка слов, пословиц и поговорок у В. И. Даля после похода значительно пополнилась.
Русское войско вернулось в Оренбург весной 1840 года. Итог похода оказался малоутешительным. Во время него погибло, главным образом из-за холода и болезней, 1054 человека. Из вернувшихся 604 человека, больных цингой, были положены в госпиталь. Из них почти никто не выжил. Но был и положительный результат. Хива вернула России в октябре 1840 года 600 человек пленных, захваченных в разное время. Одновременно хан Хивы выпустил фирман, запрещающий брать в плен российских подданных и покупать их у других степных народов.
За не очень удачный поход «в Киргизскую степь», точнее, за труды, в нем понесенные, вручили награды. 27 ноября 1840 года В. И. Даль был пожалован кавалером ордена Святого Станислава 2-й степени с Императорскою короною.
Второй брак
Вернувшись из похода, В. И. Даль всерьез задумался о второй женитьбе, но не сразу выбрал себе невесту. Екатерина Владимировна (видимо, со слов родителей и бабушек) позднее написала:
«Он действительно хотел жениться, только колебался в выборе. Ему нравилась Бекбулатова за красоту ее и за ее бархатный голос. Несмотря на свою недалекость, она поддавалась впечатлению минуты с увлечением гения; глаза ее поминутно меняли цвет, и выражение лица то и дело менялось. Вторая – восторженная Стерлинг, которую отец прозвал “высокою поэзией”. Наконец, моя мать, которую он прозвал “милой прозой”. Отец колебался, а Юлия Христофоровна (мать Даля) сразу угадала, на ком он женится. Она знала, что Бекбулатова ненадолго заняла его сердце, и потому не обратила на нее внимания. <…>
Но была в Оренбурге и такая особа, которая сама желала устроить свою свадьбу с отцом. Она стала бесцеремонно всех уверять, будто влюблена в какого-то грека. Сначала никто не обращал на это внимания. Ну, влюблена, что ж тут такого? Но после было ужасно смешно, когда она в отце узнала этого грека! Дело в том, что отец был одет на одном маскараде, в Петербурге еще, греком, – случилось быть на нем и этой барышне; увидавшись в Оренбурге, она и разыграла из себя роль удивленной, что этот грек – не в самом деле грек, а мой отец».
Будущая вторая жена нашего героя – Екатерина, дочь давнего знакомого В. И. Даля (с момента его приезда в Оренбург) – отставного майора Льва Васильевича Соколова, владевшего под Оренбургом поместьем Гнездовка, которое майор получил в награду за то, что во время Отечественной войны 1812 года взял в плен 13 французских офицеров. Еще будучи в первом браке, Владимир Иванович спас Соколова от смерти. У отставного майора разболелась раненая на войне рука. Началась гангрена. Никто из оренбургских врачей не решался делать больному операцию. Жена майора, Анна Александровна (урожденная княгиня Путятина), бросилась к Далю, стала молить его о помощи. Владимир Иванович, давно оставивший врачебную практику, отважился на операцию – ампутировал Соколову руку и таким образом спас ему жизнь.
Но к тому моменту, когда решался вопрос о женитьбе, Льва Степановича уже не было в живых. В. И. Даль, как чиновник, обязан был получить разрешение на бракосочетание у своего начальства. 20 июня 1840 года он написал прошение (в двух экземплярах):
«…Коллежский советник Даль просит покорнейше о выдаче ему свидетельства в позволении сочетаться браком с девицей Катериной Львовной Соколовой, родившейся 2 марта 1819 года. Согласие матери на союз этот получено».
Один экземпляр был направлен исполняющему обязанности В. А. Перовского заместителю, а другой – ему самому, в Петербург, где он тогда находился. Заместитель выдал разрешение 22 июня. Затем пришло разрешение и письмо от В. А. Перовского (помеченное 1 июля), в котором говорилось:
«Поспешаю препроводить вам требуемый вами вид, форму соблюдем после: нужно от вас прошение и согласие матери и самой невесты. – Я вполне одобряю и принятое вами намерение и выбор. – Намерение, потому что в ваши лета и с вашими правилами, вам невозможно было оставаться в Statu quo[13]; выбор, потому что он хорош, или лучше сказать, это единственный выбор, который вы могли сделать не только в Оренбурге, но даже во всем околотке, т. е. в окружности – 2 т <ысяч> верст. – Всё будущее говорит в вашу пользу, потому и не остается мне ничего более, как радоваться за вас. Я люблю вас и, вероятно, люблю более, чем вы предполагаете; вы не могли оставаться Гагештольцем и поступили согласно с законами природы, чести и общества, решились взять себе жену и дать матушке вашей дочь, а вашим детям мать».
Венчание состоялось 12 июля в церкви села Никольского, расположенного недалеко от Гнездовки. Первый ребенок в новой семье появился на свет 21 апреля 1841 года – дочь, названная Марией.