К. С. Аксаков
Ф. М. Достоевский, прошедший каторгу и солдатчину (лишь весной 1857 года ему было возвращено потомственное дворянство и право печататься), тоже высказал свое мнение. В публикации «Ряд статей о русской литературе. I. Введение» (Время. 1861. № 1) он написал:
«Известен факт, что грамотное простонародие наполняет остроги. Тотчас же из этого выводят заключение, что не надо грамотности. Логически ли это? Нож может обрезать, так не надо ножа. – Нет, скажут нам, не “не надо ножа”, а надо давать его только тем, которые умеют владеть им и не обрежутся. – Хорошо. Следовательно, по-вашему, надо сделать из грамотности что-то вроде привилегии. Но не лучше ли было бы вам, господа, обратить сперва внимание на те обстоятельства, которыми обставлена в нашем простонародье грамотность, и посмотреть, нельзя ли как устранить эти обстоятельства, а не лишать весь народ духовного хлеба».
Л. Н. Толстой
Пожалуй, единственным, кто правильно понял В. И. Даля и согласился с ним, оказался Л. Н. Толстой. Он после прочтения статей, вызвавших почти единодушное несогласие, 12 марта 1860 года написал Е. П. Ковалевскому:
«Над спорами, полезна ли грамота или нет, не следует смеяться. Это очень серьезный и грустный спор, и я прямо беру сторону отрицательную. Грамота, процесс чтения и писания, вредна».
Время с ноября 1856 года по ноябрь 1857 года – важный период жизни будущего автора «Войны и мира». 26 ноября 1856 года он увольняется со службы и весь отдается литературному творчеству, размышлениям о жизни, о своем предназначении. В этот же день П. В. Анненков пишет И. С. Тургеневу:
«Толстой неузнаваем, и путь, который он пробежал в течение лета и осени, – просто огромен… Я с ним сошелся и, просто сказать, любуюсь им… Работа в нем идет страшная».
8 августа 1857 года Л. Н. Толстой после посещения Петербурга и Москвы приезжает в Ясную Поляну, записывает в дневник:
«Прелесть – Ясная. Хорошо и грустно. Но Россия противна, и чувствую, как эта грубая, лживая жизнь со всех сторон обступает меня».
Через два с лишним месяца, 31 октября, Лев Николаевич фиксирует в дневнике свои размышления:
«Репутация моя пала или чуть скрипит… Я знаю, что у меня есть что сказать и силы сказать сильно; а там – что хочешь говори публика».
И В. И. Далю, в названных статьях, хватило смелости сказать то, что он думает, понимая – многие с ним не согласятся.
Отметим, что и Александр II, занявший престол, освобожденный Николаем I, в это время принимает очень важное для страны решение –20 ноября 1857 года подписывает рескрипт об учреждении в Виленской, Ковенской и Гродненской губерниях комитетов для разработки проектов «об изменении существующих между помещиками и крестьянами отношений», послуживший началом крестьянской реформы.
У В. И. Даля «под рукою» 37 тысяч крестьян, у Л. Н. Толстого в имении крестьян меньше, но оба хорошо знают их жизнь, их нужды. Опираясь на свои знания, они приходят к одному выводу: поспешное распространение грамотности может привести к разрушению сложившегося традиционного уклада народной жизни. Л. Н. Толстой в статье 1863 года «Прогресс и определение образования» написал:
«Г. Даль, добросовестный наблюдатель, обнародовал свои наблюдения над влиянием грамотности на народ. Он объявил, что грамотность развращает людей из народа. На наблюдателя посыпались неистовые крики и ругательства всех верующих в прогресс; решили, что грамотность была вредна, когда она была исключением, и что вред ее уничтожится, когда она сделается общим правилом. Это предположение, может быть, остроумное, но только предположение».
Через некоторое время Л. Н. Толстой придет к той же мысли, что и В. И. Даль: отечественные писатели языком, настоящим полнокровным русским языком, не владеют. Автор «Войны и мира» в марте 1872 года напишет Н. Н. Страхову:
«Правда, что ни одному французу, немцу, англичанину не придет в голову, если он не сумасшедший, остановиться на моем месте и задуматься о том – не ложные ли приемы, не ложный ли язык тот, которым мы пишем и я писал; а русский, если он не безумный, должен задуматься и спросить себя: продолжать ли писать, поскорее свои драгоценные мысли стенографировать, или вспомнить, что и “Бедная Лиза”[33] читалась с увлечением кем-то и хвалилась, и поискать других приемов и языка. <…> “Бедная Лиза” выжимала слезы, и ее хвалили, а ведь никто никогда уже не прочтет, а песни, сказки, былины – всё простое будут читать, пока будет русский язык.
Я изменил приемы своего писания и язык, но, повторяю, не потому, что рассудил, что так надобно. А потому, что даже Пушкин мне смешон, не говоря уж о наших элукубрациях[34], а язык, которым говорит народ и в котором есть звуки для выражения всего, что только может желать сказать поэт, – мне мил. Язык этот, кроме того – и это главное – есть лучший поэтический регулятор. Захоти сказать лишнее, напыщенное, болезненное – язык не позволит, а наш литературный язык без костей; так набалован, что хочешь мели – всё похоже на литературу».
«Другие приемы и язык» Л. Н. Толстого особенно заметно проявились в его новом сочинении – «Азбука» (Кн. 1–2, 1872). В нем множество заимствований из книги В. И. Даля «Пословицы русского народа: Сборник пословиц, поговорок, речений, присловий, чистоговорок, прибауток, загадок, поверий и проч.» (М., 1862).
Для В. И. Даля и Л. Н. Толстого народ – источник не только настоящего языка, но и настоящей веры. В своей «Исповеди» (1882) автор «Войны и мира» признался:
«И я стал сближаться с верующими из бедных, простых, неученых людей… Вся жизнь верующих нашего круга была противоречием их вере, а вся жизнь людей верующих и трудящихся была подтверждением того смысла жизни, который давало знание веры. И я стал вглядываться в жизнь и верования этих людей, и чем больше я вглядывался, тем больше убеждался, что у них есть настоящая вера, что вера их необходима для них и одна дает им смысл и возможность жизни».
Есть еще одна параллель В. И. Даль – Л. Н. Толстой. Оба они в возрасте пятидесяти с лишним лет занялись переводами частей «Нового Завета». Во второй половине 1850-х годов Владимир Иванович переложил на русский язык «Апокалипсис» (Откровение апостола Иоанна Богослова). Лев Николаевич в 1880-е годы создал свой труд «Соединение, перевод и исследование четырех Евангелий».
Декабристы и Т. Г. Шевченко в Нижнем Новгороде
26 августа 1856 года, в день своей коронации, император Александр II подписал Манифест об амнистии декабристам. Участники восстания, кто дожил и изъявил такое желание, получили право на жительство в европейской части Российской империи. Восстановленный в правах И. А. Анненков в июне 1857 года был назначен состоять сверх штата для особых поручений при нижегородском генерал-губернаторе А. Н. Муравьёве и перебрался в город на Волге. В. И. Даль, безусловно, виделся и беседовал с И. А. Анненковым. Они вместе встречали приехавшего в 1858 году в Нижний Новгород знаменитого французского писателя Александра Дюма-отца[35].
И. А. Анненков
Летом 1858 года Нижний Новгород посетил декабрист, друг А. С. Пушкина И. И. Пущин. Он 2 июня написал жене из города на Волге: «Навестил Даля (с ним побеседовал добрый час)». Во время этой встречи Владимир Иванович показал гостю последнюю выползину автора «Евгения Онегина». И. И. Пущин написал в «Записках о Пушкине»:
«В Нижнем Новгороде я посетил Даля (он провел с Пушкиным последнюю ночь). У него я видел Пушкина простреленный сюртук. Даль хочет принести его в дар Академии или Публичной библиотеке».
С В. И. Далем декабрист встретился несколько раз. Он написал брату 12 июня:
«На днях я просил Eudoxe[36] сказать тебе, любезный друг Николай, что я в Нижнем не раз склонял и склоняю твое имя с Далем и Шумахером. <…> С Далем я ратоборствую о грамотности. Непременно хотелось уяснить себе, почему он написал статью, которая всех неприятно поразила. Вышло недоразуменьем, но все-таки лучше, если бы он ее не писал, если не мог по некоторым обстоятельствам написать, как хотел и как следовало. Это длинная история».
Титульный лист книги П. В. Шумахера. Из фондов Музея А. М. Горького
Упомянутый в письме Шумахер – Пётр Васильевич, поэт. В Нижнем Новгороде он был известен веселыми стихотворными описаниями городских происшествий, в своих творениях мог легко употребить непечатное словцо.
Несколькими месяцами ранее – осенью 1857 года – в Нижний Новгород прибыл возвращающийся из солдатчины Т. Г. Шевченко. Он вынужден был пробыть здесь несколько месяцев, дожидаясь разрешения на приезд в столицу.
Еще находясь в Новопетровском укреплении, 14 июня 1857 года он сделал в дневнике интересную для нас запись, объясняющую его взаимоотношения с В. И. Далем:
«Солдаты – самое бедное, самое жалкое сословие в нашем православном отечестве. У него отнято всё, чем только жизнь красна: семейство, родина, свобода, – одним словом, всё. <…> Кажется, Казак Луганский написал книгу под заглавием “Солдатские досуги”. Заглавие ложное. У русского солдата досуга не имеется. А если же солдат и встречается с ним иногда, то непременно в кабаке. Какая же, спрашивается, была цель прославленного сочинителя писать подобные досуги?»
О прибытии в город на Волге запись сделана 20 сентября:
«В одиннадцать часов утра “К. Пожарский” положил якорь против Нижнего Новгорода. Тучки разошлися, и солнышко приветливо осветило город и его прекрасные окрестности. Я вышел на берег и без помощи извозчика, мимо красавицы 17 столетия, церкви св. Георгия, поднялся на гору. Зашел в гимназию к Бобржицкому, бывшему студенту Киевского университета; не нашел его дома; я пошел в кремль. Новый собор – отвратительное здание. Это огромная квадратная ступа с пятью короткими толкачами. Неужели это дело рук Константина Тона? Невероятно.