– Абсолютно уверенно могу сказать, что правительство нашего славного султана не намерено начинать войну, с поводом или без повода. У нас сейчас нет претензий к местным христианским владетелям. Но если крестоносцы нападут на нас, пострадают и ваши города, замки и крестьяне. Мне хотелось бы договориться о том, чтобы наши и ваши солдаты причинили как можно меньше бед простым людям. И это можно сделать, если заблаговременно взаимно извещать друг друга о действиях горячих голов.
– Я думаю, что от меня и вас зависит не слишком многое. Но пытаться что-то сделать необходимо. Особенно это важно для ближайших соседей. Я готов вместе с вами уменьшать ущерб для наших с вами людей.
– Хорошо, будем считать, что мы понимаем друг друга. Но теперь о другом. У вас очень большие расходы на свадьбу. Однако я понимаю, что ради вашей прекрасной невесты вы пошли бы и на большие расходы. Позвольте мне внести маленькую лепту в эти расходы. – Я вытащил из седельной сумки увесистый мешочек с динарами. – Здесь пятьсот динаров. Я сегодня же уезжаю, поэтому передайте привет графине Маргарет. Я навсегда останусь ее и вашим преданным другом.
Граф переменился в лице. Он не знал, как реагировать на мои слова, вернее, на мое подношение. Но потом нашелся что сказать:
– Я передам эти деньги графине со словами вашего уважения.
Мы уже хотели разъехаться в разные стороны, когда он повернул ко мне коня и сказал просто:
– Этот праздник будет в этом году последним. Как только установится погода, крестоносцы отплывают в Египет.
– Вы уверены? Они не пойдут на Дамаск?
– Нет. Они считают, что это опасно. Там придется воевать с объединенными армиями султана и принца ал-Ашрафа. Да еще иметь в тылу армию ал-Муаззама. Поэтому и уехал король Венгрии.
Больше он ничего не сказал, но это было чрезвычайно важное известие. Я поблагодарил графа, и мы распрощались.
В Лидду скакал с одним из солдат и с запасными лошадьми остаток вечера и всю ночь. Прискакав в Лидду, послал в Рамлу за комендантом Ахмадом. Он явился буквально через полтора часа. Я уже спал, но меня разбудили. Я вызвал также Мухаммада и сказал ему и Ахмаду:
– Я срочно уезжаю к принцу и оставляю Ахмада командиром до возвращения Шаддада. Никаких военных действий не предпринимать без указания принца или моего. Подготовьте пять человек и запасных лошадей. Все, я еще посплю часок.
Через полтора часа я выехал из Лидды, сопровождаемый пятью солдатами. Мы торопились и доехали до Наблуса меньше чем за сутки. Через два часа, немного приведя себя в порядок, уже докладывал принцу о своем последнем разговоре с графом Вальтером. Принц заставил меня несколько раз повторить слова графа о том, что крестоносцы отплывают в Египет. Доводы крестоносцев показались ему резонными. Потом он спросил:
– Почему граф выдал тебе такую важную информацию? Нет ли в этом подвоха?
Пришлось рассказать о свадьбе, подарках графу и графине, о настроениях местной знати, которой совсем не улыбается быть втянутыми в кровопролитную борьбу, о пятистах динарах, которые я вручил графу. Принц рассмеялся:
– Теперь более понятен ваш последний разговор. Деньги часто говорят более конструктивно, чем сабли. Да, ведь у тебя были большие траты. Напиши мне список, я подпишу.
Я не собирался требовать эти деньги, но пришлось написать список из трех строк, на котором принц написал: «Оплатить». Потом попросил принца отпустить меня на недельку (плюс дорога) в Дамаск. Принц согласился, но приказал быть готовым ехать на следующий день, так как он хочет переслать со мной письмо султану. Естественно, что в тот же день я явился к казначею, который отсчитал мне по моему списку деньги. Я сдал ему на хранение большую часть их, а также выкуп, врученный за крестоносцев, и получил расписку. А потом отправился наконец отсыпаться после двух суток почти непрерывной скачки. На следующий день получил письмо к султану и инструкции принца. Он сказал, что мне говорить при встрече с султаном, если тот позовет меня, и категорически предупредил не выдавать источник информации, даже если меня будет спрашивать султан. В окружении султана слишком много подозрительных лиц.
Сразу после аудиенции у принца мы выехали с моими немного отдохнувшими солдатами в Дамаск. Если не жалеть себя и лошадей и менять их в каждом городе, то можно доехать из Наблуса до Дамаска за сутки. Но у нас не было такой спешки, мы доехали до ставки султана за два дня. Письмо принца передал министру султана, так как получить у султана аудиенцию не так просто, да я и не жаждал встречаться с ним. На следующий день меня все же вызвали к султану. Я раньше не видел султана даже издали. Но теперь мог рассмотреть его. Султан был уже не молод. Хотя ему еще только исполнилось шестьдесят лет, но это были годы, полные постоянных опасностей, сражений, борьбы как с внешними врагами, так и с собственными многочисленными детьми, которые, вкусив яда и сладости самостоятельного правления гигантскими провинциями, часто не хотели соглашаться с приказами стареющего отца. А тут еще и постоянные инциденты в многонаселенном гареме. Все это подорвало здоровье султана. Кроме того, у него было больное сердце. Я не врач, но даже мне было видно, что его сердце с трудом обеспечивает кровью это заплывшее жиром тело. Нездоровое лицо, отеки под глазами. Ему бы всерьез заняться своим здоровьем, а не решать судьбу империи.
Султан расспросил меня о настроениях в войске, о высказываниях местных христианских вельмож. Полюбопытствовал, как это я сделал такую успешную карьеру в войсках принца. Даже поинтересовался количеством моих жен. На все пришлось давать какие-то ответы. Но я видел, что султан не слушает, витает в мыслях где-то совсем далеко. Значит, он не верит присланному сообщению. Наконец он приветливо улыбнулся в последний раз и отпустил меня. Я еще раз переговорил с министром, который ждал меня в приемной султана, но ничего конкретного он мне не сказал. Главное, ни он, ни султан не поинтересовались источником информации. Я устроил своих солдат в ставке султана и уехал один в Дамаск.
Неделя в Дамаске пролетела слишком быстро. Конечно, меня холили и лелеяли мои дамы. Так приятно несколько дней есть хорошую домашнюю пищу, спать на чистых, благоухающих простынях, обнимать любящую тебя женщину, вдоволь наглядеться на взрослеющего сына, часами ничего не делать. Но все надоедает. Показал Зое и положил в закопанный в саду горшок еще шестьсот динаров. Тысяча динаров – это для нее уже приличные деньги. Наконец неделя кончилась, нужно отправляться в обратный путь.
Я надеялся, что принц сразу же отпустит меня в Лидду. Действительно, он выслушал мой отчет и приказал немедленно возвращаться к войскам. Ни султан, ни старший брат ал-Камил не поверили моему сообщению. Я обратился к принцу с просьбой перевести Ахмада в Лидду, а Шаддада прикомандировать непосредственно ко мне, как советника по отношениям с франками. Но принц не решился лишний раз ссориться с отцом.
В Лидде ничего не изменилось, правда, ремонтные работы в крепости шли полным ходом. Шаддад давно вернулся из Кейсарии, но Ахмад остался в Лидде ждать моих распоряжений. Мы договорились, что общее руководство в крепости остается за Шаддадом, но войска Лидды подчиняются Ахмаду, за исключением городской стражи. Перевел из Рамлы всех опытных солдат, отправив туда несколько ветеранов из Лидды. Вместе с пришедшими со мной войсками, которые разместились в поле в палатках, у меня под началом оказалось более восьмисот солдат. К счастью, солдаты, у которых кончился срок службы, практически все остались еще на полгода, поэтому мне не пришлось озаботиться приемом новобранцев.
Закончился апрель, прошла первая неделя мая, установилась хорошая безветренная погода, а флот крестоносцев все еще стоял в Акре. У меня даже возникли сомнения в верности информации графа Вальтера, и вдруг донесение из Яффы: мимо проплывает на юг гигантский флот крестоносцев. Я сейчас же послал с голубиной почтой сообщение принцу. Он отправил сообщения отцу и братьям. И опять они не поверили. Даже когда крестоносцы высадились в дельте Нила, ал-Камил отказывался верить в возможность такого развития событий, считая это отвлекающей операцией. Но война в дельте началась и продолжалась потом несколько лет. Уже в первую неделю июня я получил приказ принца вернуть свой корпус к основным силам в Наблус.
И султан и принцы считали крепость Дамиетта, около которой крестоносцы поставили свой лагерь, неприступной. Я уже писал, что ее невозможно было даже осадить, пока не будет взята гигантская башня на острове посреди Нила. Поэтому внимание султана и принцев ал-Ашрафа и ал-Муаззама было приковано к нависшей с севера опасности. В первые числа июня сельджукский султан Кейкавус вместе с вассальным айюбидским принцем ал-Афдалом, племянником султана ал-Адила, напал на Джазиру с целью захвата Харрана[133], Эдессы и в дальнейшем Халеба. Ал-Муаззам направил мой корпус и формируемый на севере его младшим братом тюркский корпус на помощь ал-Ашрафу.
Мы прибыли в Халеб в середине июня и сразу же приступили к активным действиям. Борьба сосредоточилась вначале вокруг ряда городов, которые то принимали предложения одной из сторон, то переходили на сторону врагов. Изнурительные долгие переходы, мелкие стычки. Но наконец новый корпус младшего брата ал-Муаззама захватил врасплох сильный отряд сельджуков, входивших в вади Бузаа. Измученные долгим переходом по безводной степи сельджуки не смогли оказать сопротивление и были вырезаны поголовно. После этого началось преследование основного сельджукского войска. Положение сельджуков и ал-Афдала резко ухудшилось, когда султан Кейкавус сильно заболел и уехал в свою столицу. Кстати, там он вскоре умер.
Ал-Афдал успел увести войска к себе в Сумайсату[134], но сельджуков наши объединенные силы разгромили полностью в трех последовательных сражениях, не давая им уйти на свою территорию. К концу первой недели августа с сельджукским войском было покончено. Дальше оставаться на севере не было смысла, и принц прислал нам приказ возвращаться в Палестину. У ал-Ашрафа было достаточно сил, чтобы держать в напряжении франкских правителей в северных землях и удерживать в подчинении вассальные государства.