Ал-Камил включил меня в переговорную группу вместе со своим визирем и представителем ал-Ашрафа. Мой эмир предпочел бы ввести вместо меня своего визиря, но тот был в Дамаске. Со стороны крестоносцев в переговорах участвовали: кардинал Пеласгий[172] – папский легат, Герман фон Зальц[173] – представитель Тевтонского ордена[174], магистр тамплиеров и представители королевы Иерусалимской Иоланты и герцога Баварского[175]. Узкий состав участников переговоров позволял ал-Камилу надеяться на приемлемое для всех решение. В этом составе мы четыре раза собирались для обсуждения деталей возможного мирного договора.
Мой эмир был в бешенстве. Старший брат пытается достичь своих целей за его счет. Передо мной была поставлена задача любыми способами сорвать переговоры. Естественным союзником в этом мог быть только кардинал Пеласгий. Поэтому в приватном разговоре я «оговорился»:
– Несмотря на то что корабли императора Фридриха уже на подходе к Египту, положение ваших войск безвыходное.
У руководителей крестоносцев в это время уже не было связи с Дамиеттой. Они не могли проверить мои слова. Но сообщение кардинала о моей «оговорке» их воодушевило. На следующем заседании они категорически потребовали передачи им заиорданских земель Иерусалимского королевства с крепостью Карак и замком Монреаль, а также выплаты трехсот тысяч динаров на восстановление стен Иерусалима. Естественно, на это султан и эмиры не могли согласиться. Переговоры были сорваны.
Но через неделю переговоры были продолжены. К этому времени крестоносцы поняли безвыходность своего положения. Голод, болезни, отсутствие какой бы то ни было помощи. Однако султан и принцы ужесточили свои требования. За сдачу Дамиетты крестоносцам была только обещана помощь в эвакуации и никаких других компенсаций.
Тринадцатое сентября тысяча двести двадцать первого года. Подписан договор, стороны обменялись заложниками. Ал-Адил II[176] – старший сын султана со стороны египтян, а также два руководителя похода – кардинал Пеласгий и герцог Баварский со стороны крестоносцев. Началась спешная подготовка к эвакуации. Но это уже другая история, происходившая без меня. Кстати, флот императора Фридриха действительно вошел в Нил, но было уже поздно. Фридрих с удовольствием вернул флот в Италию, где у него было много забот с поднявшими голову вассалами.
Несмотря на то что мне удалось выполнить приказание эмира, его отношение ко мне осталось прежним. Я подозревал, что сказывается одна из важных черт его характера: он не любил тех, кто давал хорошие советы. Я уже писал, что иногда он действовал в соответствии с этими советами, но не мог потом побороть в себе чувство неприязни к советчику. И это свойство характера только усугублялось со временем. Для себя я решил, что служба ал-Муаззаму подходит к концу.
Начал было думать, что делать дальше, но Абу Сахат прислал сообщение, что мой маленький Максим заболел скарлатиной и умер. Я отбросил все сомнения, попросил эмира об отставке и сдал его казначею остатки денег, полученных на содержание посольства. Эмир отпустил меня, не скрывая своего удовлетворения. Это полностью соответствовало его планам.
За шесть дней я добрался до Дамаска. Зоя была в отчаянии. Ее единственный сын (а она знала, что у нее больше не будет детей) умер. Жизнь потеряла смысл. Она отпросилась у меня уехать в Грецию, к отцу. Я не мог удерживать ее, только попросил Абу Сахата помочь выбраться из Сирии. Мы откопали отложенные когда-то для нее и Максима деньги. Она собрала некоторые дорогие ей вещи, забрала Марию и уехала в Салоники с группой греческих купцов. Больше я ее никогда не видел.
Теперь я снова мог думать о себе. Что мне делать? Здесь, в Сирии и Палестине, ждать чего-то от эмира уже бесполезно. Я ему не нужен. После совместного с братьями торжественного входа в Дамиетту ал-Муаззам никогда уже не будет встречаться с братьями. А они сделают все, чтобы изолировать его, ослабить и в конце концов захватить его владения. Я сразу же поехал в Карак, предъявил расписки и получил сданные раньше на хранение деньги – три мешочка динаров весом по четыре килограмма и солидный мешочек дирхемов. Вместе с оставшимися у меня деньгами это позволяло вести приличествующий моему положению образ жизни в течение нескольких лет. Впрочем, какое положение? У меня нет никакого положения. Фальшивый титул, на который у меня нет документов, отсутствие владений. Просто не состоящий ни на какой службе авантюрист.
Сердечно распрощался с вытянувшимся за прошедший год четырнадцатилетним Даудом и Абу Мухаммадом, сообщил визирю, что освобождаю подаренный когда-то дом, и попросил Абу Сахата продать мой второй дом. Он мне больше не нужен. Я не хочу его видеть. Деньги при случае передать Зое или мне. Последние дни я жил у бывшего моего учителя. Мы с визирем не были дружны, но он сочувствовал мне, прекрасно понимая, что и с ним наш гневливый эмир тоже может так поступить. Да еще и отобрать его поместье и принадлежащие деревни. Когда я пересказал визирю последние новости из Египта, он попросил Абу Мухаммада выделить мне сопровождение до Тира.
Вместе с сопровождающими пятью солдатами я добрался до Тира за два дня. Меня настороженно принял архиепископ Симон – ему непонятен был мой визит без предупреждения. Тем более что он опасался наступления освободившихся из Египта войск ал-Муаззама. Однако когда я рассказал о своей отставке, он успокоился. Архиепископ прямо сказал, что ему непонятно было, почему христианин, а он считает меня христианином, служит мусульманскому владыке. Он предложил пожить в Тире некоторое время и предоставил в мое распоряжение пустующий дом с двумя служанками. Я понимал, что он хочет сообщить о моем приезде кому-то из царствующих особ, скорее всего королеве Иерусалимской.
Я даже не подозревал, какой обмен посланиями последует за моим приездом. Позднее узнал, что Симон сообщил обо мне не Иоанну де Бриенну[177], регенту при королеве, а императору Фридриху. Кроме того, он написал коротенькую записку Джону Ибелину в Бейрут. Джон приехал через четыре дня. По-прежнему энергичен, шутлив. Джон сразу же сказал:
– Я советую ехать к императору. Императору нужны деятельные помощники.
– Кстати, – заметил он, – вам передает привет графиня Маргарет.
– Как у нее дела? Где она сейчас?
– По-прежнему в графстве Молизе, в Кампобассо. И скучает. Пишет, что умирает от тоски.
Я понял, что надежды Джона на то, что император приблизит к себе Маркварда, оказались несостоятельными. Теперь он ищет другой путь к императору. Впрочем, это может облегчить и мне вхождение в свиту императора. О Маргарет в этот момент я не думал. Какое мне дело до жены графа Маркварда. Поэтому не поддержал дальше разговор о графине.
– Но я не знаю никого в окружении императора. Как я там смогу появиться?
– Думаю, архиепископ Симон снабдит вас рекомендательными письмами к его людям, а может быть, и к императору. Они знакомы со времени коронации императора.
– Это было бы хорошо.
Потом мы пообедали вместе, не продолжая этот разговор. Вспоминали старые встречи. Я рассказывал о последних месяцах войны в Египте. Джон – о том, что мелкие шайки из горных деревень начали нападать на пограничные фермы. О значительном строительстве, начатом год назад Тевтонским орденом севернее Акры для защиты своих вновь приобретенных земель. Там они достроили Королевскую крепость[178] над одной из дорог, ведущих на восток, и несколько замков вокруг: Джудин, южнее крепости, Монфор и Имбер[179] на ручье Кзив[180]. По существу, создали небольшое владение. Я слушал его с преувеличенным вниманием. Все эти замки и крепость в Миилии[181] я видел, когда с приятелями из госпиталя обследовал окрестности Нагарии.
Джон передал мне письма своим знакомым в Сицилии и настойчиво советовал познакомиться с ними поближе. Через день он уехал на Кипр, а я остался еще на пару недель в Тире.
Потом Симон получил письмо от одного из приближенных императора. Тот писал, что император предложил ему пригласить барона Романа Клопофф в Палермо. Император готов встретиться с бароном.
Прошло еще несколько дней, и я отправился через Кипр в Палермо. Закончилась моя семилетняя одиссея в Египте, Палестине и Сирии.
Часть IIУ Фридриха II
Глава 1Кипр
Февраль – апрель 1222 года
На Кипре, точнее, в Фамагусте пришлось довольно долго, почти три месяца, ждать – ждать отплытия кораблей в Пизу[182] и Геную из-за пиратской опасности. Все ждут отправления большого флота из Акры. Обычно торговый флот отправляется два раза в год. Это связано как с погодными условиями, так и с действиями пиратов. Два-три торговых корабля, осмелившиеся отплыть не в составе флота, обязательно будут захвачены и полностью ограблены. Хорошо, если отпустят людей. Обычно торговцев и пассажиров пускают на дно или продают в рабство, а моряков захватывают в свой флот или тоже продают. Около Кипра к флоту присоединяются из Лимасола, Фамагусты и даже Александрии корабли и плывут до Сицилии все вместе. А там уже плывут дальше кто куда, до Пизы или Генуи. Пиза и Генуя во всем конкурируют, кроме пересечения Средиземного моря.
Нельзя сказать, что эти три месяца прошли совсем без пользы. Несколько дней я провел в доме одного из знакомых Джона Ибелина. Свои динары и дирхемы сдал казначею госпитальеров еще в Тире, получив взамен векселя на мое имя в Палермо, Неаполе и Риме. Небольшую сумму взял деньгами, имеющими хождение на Кипре. После красивых полноценных динаров и дирхемов с именами султанов ал-Адила и ал-Камила низкопробные серебряные деньги Кипрского и Иерусалимского королевств, а также многочисленные разновидности денег Пизы, Генуи, Венеции не внушают доверия. Но жители Кипра как-то обходятся ими и не запутываются в их многообразии.