— Ты же был на Востоке, — засмеялся Абдаллах. — Угостить гостя кофе — первый долг хозяина. Я сварю тебе кофе так, как это делают на севере Аравии. Настоящий арабский кофе, тебе понравится.
— Не сомневаюсь, — согласился я, не в силах оторвать глаз от царящей вокруг варварской роскоши, удивительно, впрочем, уместной в этом просторном круглом зале. Повсюду были ковры: они висели на стенах и толстым слоем укрывали пол, оставляя свободным лишь небольшой участок в центре зала, где на каменном возвышении был устроен самый настоящий очаг, в котором багровели жаром угли. Правда, над очагом нависла вычурной формы вытяжка, уходящая прямо в потолок, но это был единственный предмет в зале, который напоминал о благах цивилизации. Рядом с очагом стояло несколько закопчённых чайников, кофейник с длинной ручкой, были разложены ещё какие-то предметы. То, что я издали принял за странного вида подушки, при ближайшем рассмотрении оказалось верблюжьими седлами, богато украшенными золотом и шитьём. Подушки также присутствовали в огромном количестве, особенно много их было возле низкого столика на изогнутых ножках, стоявшего недалеко от стены. Умело распложенная подсветка создавала в комнате неяркое освещение, позволявшее глазу воспринимать общую цветовую гамму и искусно скрадывавшее детали. Несмотря на пёстрое разнообразие множества ковров, господствующими всё же оставались традиционные для Востока красный и зелёный цвета. А самым забавным элементом неожиданно оказался сам хозяин, чей безупречный европейский костюм на общем фоне выглядел безвкусным и чужеродным вкраплением.
— Хороший дом, Абдаллах, — не сильно покривив душой, заметил я.
— Пятерня тебе в глаз, — отмахнулся ливиец, при этом совершенно по-европейски сделав пальцами «рожки» от сглаза. — Это дом отца. У меня здесь одна комната, потом покажу, тебе должно понравиться. А этот зал обставляли лет пять назад, когда у нас вдруг вспомнили о своих предках. Быть бедуином сразу стало модно. Ай, да пошли они все!
Абдаллах темпераментно взмахнул рукой и, подхватив с пола небольшой противень с деревянной ручкой, ловко насыпал туда пригоршню кофейных зёрен. Разместив противень над жаровней и время от времени помешивая зёрна деревянной лопаточкой, он продолжал:
— Видит Аллах, Андре, было время, когда я желал твоей смерти. Десять лет назад отец спас меня от очень больших неприятностей, взяв всю вину на себя. Меня же отправил в Саудовскую Аравию, к родственникам матери. Она была из племени шаммар, её отец был шейхом, и они приняли меня как родного… Пять лет. Пять лет, Андре! Ты когда-нибудь жил в пустыне?
Сбросив обжаренные кофейные зёрна на деревянную тарелку, он подхватил закопчённый кофейник. Перелив его содержимое в другой, поменьше, добавил в последний немного воды и поставил его на огонь. Встряхнув слегка остывшие зёрна, ливиец аккуратно высыпал их в медную ступку, взял с подноса тяжёлый пестик и привычными движениями начал перемалывать кофе, выстукивая простую, но неведомую мне мелодию.
— Я много думал в те годы… В конце концов понял, что на тебе нет вины. Ведь это так?
Я молча кивнул, заворожённо наблюдая за плавными движениями его руки.
— Я и не сомневался. Вряд ли бы ты вошёл в мой дом, зная, что когда-то предал меня. В общем, ненависть ушла, а на её место пришло понимание и прощение. Я сказал себе: «Абдаллах, это твоя вина, и ты должен искупить её сполна». Думаю, что за пять лет, проведённых с шаммарами, Аллах простил мне ещё парочку прегрешений. Во всяком случае, я это заслужил.
Кофейник, стоявший на огне, закипел, и Абдаллах с необычайной бережностью пересыпал в его узкое горлышко перемолотый кофе. Перемешав его деревянной палочкой, он вернул кофейник на огонь и подсел поближе.
— Кофе должен подняться три раза, — назидательно сообщил он, подняв вверх деревянную палочку словно указку.
— Как тебе удалось вернуться? — тихо спросил я. Он развёл руками.
— В Сирте сменилась мода. Каддафи разочаровался в арабах, которые много лет раз за разом подводили его. Теперь главное направление нашей политики — сближение со странами Африки. Ушли одни советники, пришли другие. Мой отец стал пользоваться уважением, и, сам понимаешь… А-а, помёт Иблиса!
На третий раз кофе едва не убежал, вырвавшись из узкого высокого горлышка, и несколько горячих брызг долетели до руки ливийца. Виртуозно ругаясь сразу на нескольких языках, он всё же умудрился не уронить кофейник и аккуратно поставил его на резной медный поднос.
— В бедуинском шатре за подобное можно получить плёткой, — усмехнулся Абдаллах. — Ну ладно, главное, кофе не убежал. Говорят, что кофе прислал на землю сам Аллах. Когда пророк Мухаммед тяжело болел, архангел Джабраил доставил ему прямо с небес целебное снадобье, чёрное цветом и горькое на вкус.
— Помогло? — поинтересовался я, наблюдая за действиями ливийца. Тот как раз держал в руке несколько изящных флаконов, сработанных из кумранского стекла, и что-то отсыпал из них на ладонь.
— Про то известно Аллаху, — засмеялся Абдаллах. — Это кардамон, корица и белый перец. Вообще-то в каждом бедуинском шатре свои хитрости, но кардамон в почёте везде. Всё. Осталось перелить кофе в далля , чтобы это было красиво, и — можно угощать дорогого гостя. Между прочим, перед твоим приходом я лично вычистил жаровню! Своими руками.
— Ты варишь кофе с утра до вечера, — учтиво произнёс я положенную фразу, неизвестно откуда всплывшую в памяти. Абдаллах довольно засмеялся:
— А ты делаешь успехи, Андре.
Перелив кофе в красивый кофейник с длинным широким носиком — далля и держа его в левой руке, правой рукой ливиец подхватил с подноса две небольшие изящные чашки и, плеснув в одну из них немного кофе, демонстративно поднёс её к губам.
— Не отравлено, заметь, — сказал он, демонстрируя мне пустую чашку. Я молча улыбнулся. Следующая чашка по традиции полагалась почётному гостю, то есть мне. Делая первый глоток под внимательным и нетерпеливым взглядом Абдаллаха, я искренне надеялся, что это будет не слишком большая гадость. Но, против моего ожидания, кофе оказался просто великолепен, горячий, крепкий, пахнущий специями, умеренно горький, его вкус долго сохранялся во рту уже после того, как был сделан последний глоток.
— Ещё чашечку? — предложил ливиец, с довольной улыбкой наблюдавший за моей реакцией.
— Если можно, — согласился я.
— Кофе обычно предлагают три, иногда четыре раза, — серьёзно заметил Абдаллах. — А затем можно поговорить о делах.
Налив себе совсем немного кофе, он ловко опустился на ковёр рядом со мной и, облокотившись на стоявшее сзади седло, блаженно потянулся.
— Слава Аллаху, что мне не часто приходится принимать дома таких дорогих гостей.
— Тогда, в Ливии, я порвал отношения с отцом, — тихо сказал я. — Но потом… Я взял эти деньги. Если хочешь…
Он жестом остановил меня.
— Оставь, Андре. Это — твои деньги. А мои — у меня, и слава Аллаху, мне их хватает. Помнишь, я мечтал о «Ламборджини»? Теперь у меня есть эта машина. Хочешь ещё кофе?
— Нет, спасибо, — отказался я. — Я уже выпил две чашки. Поговорим лучше о делах.
— Нет проблем, — кивнул он. — Мне поручено найти свидетельства участия англичан и американцев в гибели Доди аль-Файеда. Насколько я понимаю, у тебя немного иная задача?
— В общем-то, да, — осторожно ответил я. — Во всяком случае, мне хотелось бы установить, кто именно стоит за смертью Дианы Спенсер и аль-Файеда.
— Мухаммед аль-Файед обещал вознаграждение тому, кто докажет причастность англичан к этому делу, — прищурился Абдаллах. — Ты знаешь об этом? Приличные деньги.
— У меня есть деньги, — напомнил я с кривой усмешкой. — Мне нужен человек.
— Абу аль-Хауль, — закончил за меня ливиец. — И ты веришь, что он существует?
Это было что-то новенькое. Стараясь не выдать своего интереса, я лениво спросил:
— Что ты имеешь в виду?
— Ты прекрасно знаешь, кого я имею в виду, — отрезал Абдаллах. — Американцы гоняются за ним с 1993 года, хотя последние пару лет они перестали трубить об этом на всех углах. Теперь в гонку включились англичане, — он презрительно фыркнул. — Андре, это твоё дело, но если хочешь добрый совет…
— Не хочу.
— Извини. Не обижайся. Мне просто жаль того времени, которое ты потеряешь.
— Что тебе известно об аль-Хауле? — напрямую спросил я. Ливиец покачал головой.
— Андре… Я знаю, что тебе приказано найти аль-Хауля, и знаю, что ты будешь его искать, но я не верю, что твои поиски увенчаются успехом. У нас свои источники информации, но даже Национальному Бюро неизвестно, существует этот человек на самом деле или же это миф, придуманный бен Ладеном.
— Что связывает бен Ладена и Национальное Бюро?
Абдаллах демонстративно потёр ладонь о ладонь, повторяя жест Пилата.
— Каддафи никогда не будет иметь общих дел с Усамой бен Ладеном, а тот никогда не станет обращаться к Каддафи за помощью. Мы не друзья, мы скорее враги, хотя война ещё не объявлена.
— У меня другая информация, — возразил я.
— Да? — кисло улыбнулся Абдаллах. — О том ведомо Аллаху. Хотя в чём-то ты прав: в меня недавно стреляли, а неделю назад какой-то псих обложил себя взрывчаткой и попытался войти в мой дом в Триполи.
— Ты его не принял? — улыбнулся я.
— Охрана остановила. Три человека погибли во время взрыва, пришлось набирать новых телохранителей, — с досадой отмахнулся Абдаллах.
— И ты утверждаешь, что война не объявлена?
— Я понятия не имею, кому это могло понадобиться, — развёл руками ливиец. — Можно подозревать и бен Ладена, и американцев в равной степени. Но началось это сразу после моего визита в Европу.
— То есть — в Лондон? — уточнил я.
— Лондон, Париж, — кивнул Абдаллах. — Правда, здесь я имел несколько встреч…
— «Мировой фронт Джихада»? — наугад предположил я. И попал точно в цель. Ливиец настороженно вскинул на меня глаза, словно пытаясь понять, что мне ещё известно.
— Ну хорошо, — согласился он. — Признаю. У нас были проблемы. Вооружённые исламские группы в Ливии, они базировались на востоке страны. Но всё это уже неактуально. Мы с ними покончили. Ну, почти покончили. Усама бен Ладен поклялся на Коране, что не имел к ним никакого отношения. Что тебе ещё нужно?