— И вы думаете, что это сработает? — недоверчиво спросил он у меня.
— Понятия не имею. Но других вариантов нет. И времени на ожидание у меня тоже нет. Так что — решайте. Если вы со мной, то будем работать. Если нет — проваливайте на все четыре стороны и потом не жалуйтесь. Ну?
— Вы же знаете, что у меня нет выбора, — угрюмо ответил Дмитриев. — Естественно, я согласен. Ребят только жалко.
— Если они не будут валять дурака и лезть под пули, то ничего с ними не приключится. Я же вам сказал — в дом пойду только я, один. Да и потом — вы же утверждали, что они профессионалы и готовы служить Родине?
— Так и есть, — с кислой миной на лице согласился Дмитриев.
— Так вот им прекрасный повод. Пусть докажут это на практике. Логично?
Естественно, возразить ему на это было нечего. Я и сам прекрасно понимал, что затеваемая мною операция — чистейшей воды авантюра. Но у меня и в самом деле не было другого выхода. Как и у всех остальных участников этих «миланских сезонов». «Карфаген должен быть разрушен!» Тем или иным способом.
— Тогда возвращаемся, — подвёл я черту.
По дороге мы проговорили детали. Без десяти семь Дмитриев должен был ожидать меня возле Piazza Vetra. Затем мы забирали машины, оставленные людьми Паолы, и связывались с его группой, терпеливо ожидающей сигнала на квартире. Адреса мне Дмитриев, разумеется, не назвал, а я не стал допытываться. Какая разница, я и так во всём зависел от него. Если он решит меня подставить… Даже думать об этом мне было неприятно.
Люди Дмитриева должны были сами добраться до места, благо машина у них была, а разместить пять человек по двум грузовикам без риска быть остановленными первым же полицейским, мы не могли. А дальше… Феерия обещала быть впечатляющей и красочной, вот всё, что я мог сказать. Доживём — увидим. Доехав до центра города, мы расстались.
Ресторан «Akasaka» я обнаружил на Via Durini, то есть практически в самом центре города. Выглядело заведение вполне респектабельно. Мода на японские рестораны давно прошла, но этот, похоже, прочно держался на плаву. Наверное, хозяев выручали сушёные рыбки-окодзэ, висящие при входе. По японским верованиям, они приносили удачу. Внутри меня почтительным поклоном встретил молодой японец. Он попытался заговорить по-итальянски, но я пресёк это безобразие, сразу перейдя на родной ему язык. Глаза у юноши стали почти круглыми, начисто опровергая национальный типаж. Впрочем, он быстро справился со своим удивлением. Я сказал, что приглашён Дейвом Стеннардом. Видимо, этот господин пользовался здесь особым уважением, которое немедленно распространилось и на меня, его гостя. Мигом появившийся официант пригласил меня следовать за ним и быстро двинулся вглубь ресторана, умудряясь улыбаться и кланяться даже на ходу.
Вокруг была сплошная стилизация. Дух «ваби», но скверно понятый и ещё более скверно воплощённый. Подсознательно я надеялся на встречу с маленьким кусочком Японии, но, попав сюда, мгновенно ощутил беспочвенность своих надежд. Всё было сделано для того, чтобы бестолковые европейцы вкусили экзотики, не отрываясь от привычных устоев. Даже традиционные татами заменили столами и стульями. Нет. Мне определённо здесь не нравилось.
Между тем мы уже пришли. Человек, поднявшийся из-за стола мне навстречу, приветливо улыбался.
— Мистер Стеннард? — уточнил я на всякий случай.
— Да, это я, — радостно ответил мужчина. — Знал, что вы придёте, месье Дюпре. Специально выбрал этот ресторан, чтобы доставить вам удовольствие. Присаживайтесь, прошу вас.
По-французски он говорил почти без акцента. Интересно, а что он ещё может? По дороге сюда я тщательно изучал окрестности. И пришёл к выводу, что этот ресторан едва ли не самое неудачное место для ловушки. Много посетителей, круглые, насквозь просматривающиеся залы, множество выходов — нет, нужно быть идиотом, чтобы надеяться поймать меня здесь. Но тогда зачем всё это? Познакомиться? Они про меня и так всё знают. Не зря же он упомянул про выбор ресторана. Интересно…
— Что вы будете пить? — вопросы, вопросы… Любопытный какой.
— Спасибо, я закажу сам, — ответил я. И снова перешёл на японский, обращаясь к предельно внимательному официанту. Не глядя в меню, попросил принести мне тэмпура. Жареные креветки в тесте должны быть в каждом японском ресторане. Этот, разумеется, не стал исключением. Саке было трёх видов, я выбрал «Саппоро». Отец всегда о нём отзывался с большой душевной теплотой. А я более чем за десять лет жизни в Японии так и не сумел составить своего представления. Не до того было. Да и возраст… Зато тэмпура, приготовленные в Осаке, по праву считались лучшими в Японии, и уж в этом я успел убедиться на собственном опыте. Официант испарился, а мистер Стеннард тут же атаковал меня новыми вопросами:
— Как вам здесь? Правда, великолепно? Вы жили в Японии, можете сравнивать. Или вам больше по душе русская кухня? С водкой и икрой, а? — Парень явно намеревался хорошо повеселиться на мой счёт. А мне это не очень нравилось.
— Я предпочитаю французскую кухню, мистер Стеннард. А вы?
— А я, пожалуй, датскую. Хотя у них и кухни как таковой нет. Сплошные бутерброды.
Ему было около сорока. Черноволосый, загорелый, с тонкими чертами лица — определить навскидку его национальность было сложно. Слишком унифицированная внешность, главной приметой моего собеседника была роскошная, на все тридцать четыре зуба, улыбка. Других, пожалуй, я бы и не назвал. Человек из толпы, даже если и запомнишь, вряд ли сумеешь описать. Словом, профессионал. Возможно, стрелял этот деятель хуже меня, но, что касается обработки «клиента» — тут он мог дать мне сто очков вперёд. Я решил помалкивать. Типично японская линия поведения — не начинать первым.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Вижу, на приятную беседу вы не настроены. Что ж, поговорим о деле. Зачем вы впутались в эту историю, месье Дюпре? Вы вообще представляете, во что вы ввязались?
— В общих чертах, — честно ответил я, осторожно смакуя подогретое саке, которое официант принёс в глиняном кувшинчике.
— Сомневаюсь. Вы попали в поле нашего зрения ещё во Франции. Потом исчезли. А полтора месяца назад неожиданно вновь объявились, да ещё в самом центре нашей разработки. Естественно, мы навели справки. И выяснили любопытнейшие вещи. Оказывается, вы работаете на хорошо известного в определённых кругах русского генерала Стрекалова? Вы, единственный сын и наследник Сержа Дюпре, французского мультимиллионера. Зачем вам это? Дань русской крови, текущей в ваших жилах?
— А с чего вы взяли, что я работаю на какого-то русского генерала? — нагло спросил я.
— Месье Дюпре… — снисходительно улыбнулся мой собеседник. — Вы новичок в мире разведки. У нас есть масса способов узнавать интересующие нас подробности. О вас мы теперь знаем всё.
— Да? — удивился я. — Уверены?
— Пожалуйста. Вы родились от брака Аннет Дюпре, дочери Кристиана Дюпре, и русского дипломата Сергея Боброва. Ваша мать погибла, когда вам было четыре года. Вместе с отцом, который был назначен директором филиала концерна Дюпре в Японии, вы уехали в Осаку. И жили там до семнадцати лет, прилежно обучаясь таинствам восточной борьбы у старого японца. Сказать, как его звали?
— Не нужно, — вот теперь он меня достал по-настоящему. — Я помню.
— Отлично. В семнадцать лет вы решили уехать в Россию. Нет, тогда это ещё был Советский Союз. Зачем вам это понадобилось — не знаю. Некоторые мои коллеги считают, что вы уже в то время сошли с ума. Официальная версия — получение образования. Ленинградский университет, если не ошибаюсь? Но… что-то идёт не так. Вас призывают в армию, и вы попадаете в Афганистан. Потом в плен. Отец выкупает вас, но вам мало, вы, не останавливаясь, продолжаете делать глупости. Знакомитесь со Стрекаловым, и он убеждает вас вернуться в Россию и работать в КГБ. Первое главное управление, если не ошибаюсь? Эфиопия, Румыния, Великобритания, Ливия — вы ведь были в этих странах, не так ли?
— Я был во многих странах, — вежливо уточнил я.
— Неважно. Затем вы были ранены. В Азербайджане, кажется? Ваша миссия в Баку провалилась, вас обвинили в неудаче, и вы ушли. Исчезли. Всё это время вы работали в Петербурге, техником в каком-то театре. А полтора месяца назад вы вдруг вновь возникаете из небытия. Наверное, некоторые мои коллеги погорячились, но теперь этого уже не исправить. Узнав о вашем сотрудничестве с генералом Стрекаловым, который упрямо вмешивается во всё, до чего способен дотянуться, вас решили устранить. Вы уже тогда представляли потенциальную угрозу для нашей операции в России. Кстати… Что у вас там случилось в Хельсинки? Наш сотрудник утверждает, что вы не стали в неё стрелять? Это правда?
— Не знаю, — я пожал плечами. — Попробуйте саке. Или попросить подогреть?
— Хорошо, — широко улыбнулся Стеннард. — Не хотите говорить — не надо. По крайней мере вы убедились в моей осведомлённости?
— Нет. Кое-что вы знаете. Но — не совсем то и не совсем так. Для серьёзного разговора этого недостаточно.
— Отлично. У нас есть данные, что вы участвовали в подготовке террористических актов в Северной Ирландии, обучали террористов в Ливии. Наконец, вы лично виновны в смерти трёх сотрудников ЦРУ. Этого вполне достаточно для вынесения смертного приговора, вам не кажется?
— Правда? — изумился я. — Тогда о чём мы с вами говорим? И почему вы до сих пор не передали меня в руки какого-нибудь правосудия? Британского, например? Может быть, это оттого, что у вас нет ни фактов, ни доказательств? А, мистер Стеннард? Если вы думали меня напугать — забудьте об этом. Пока вы рассказывали мне весь этот бред, я успел закончить с десертом. Либо вы будете говорить по существу, либо я вынужден буду вас покинуть.
Он смотрел на меня пристальным, изучающим взглядом. Словно торговец лошадьми на иноходца: оставить или все же пристрелить? Нет, почему-то я ему нужен. Вернее, был нужен и ему тоже. Иначе — к чему вся эта вводная часть?