— Михаил. — Представился он. — Гвардии ефрейтор запаса. Здорово, служивый! Никак на дембель едешь?..
Девушка, сняв лыжную шапочку, рассыпала по плечам густую копну почти каштановых волос и стала очень похожа на актрису Терехову из «Трёх мушкетёров».
— А меня зовут Алла. — Приветливо улыбнулась она.
…Через час Николаю уже казалось, что он их знает давным — давно.
— …И когда я любовника жены нигде не нашёл меня хватил инфаркт и я умер. — Дурак, — Говорит вторая душа — Посмотрел бы в холодильник — вдвоем жили бы! — Закончил жутким шепотов Борис. Все засмеялись.
На голову Николаю словно упала пуховая подушка. Стало тепло, зазвенело в ушах, и предметы вокруг стали плыть, терять контуры. Он коснулся рукой лица и с удивлением обнаружил, что кожа словно омертвела, потеряла чувствительность. Это ощущение было необычным, но приятным.
— А за что, медаль-то получил, Коля? — Наклонившись к груди, спросил Михаил, приподняв пухлыми пальцами серебристый кружок медали.
Развязность толстяка не понравилась Николаю, но он сдержался, решив про себя, что отношения «на гражданке» к наградам, наверное, не такое как в армии. И, подождав, пока Михаил рассмотрит медаль, пробормотал:
— Да так… В общем, было одно дело. Вот моего друга орденом Мужества наградили. Вот там ребятам действительно досталось… Обгорел он тогда. Крепко обгорел. В госпитале до сих пор лежит. Сейчас вот сначала к нему заеду, а потом уже домой. Обжегся он крепко…
— Ну, и сколько ему за орден полагается? — спросил Борис.
— Чего? — не понял Николай.
— «Маней». В штатах, там за ордена платят. И у англичан, говорят, целая пенсия. А у нас сколько?
— Нисколько, — растерянно ответил Николай.
— Да… Вот так за здорово живешь парень и погорел… — Задумчиво протянул Борис. В купе повисла тишина.
— Что вы, ребята, все о грустном? Война, госпиталя… — вздохнула Алла. — Не интересно.
Мы, в конце концов, отдыхать едем. Давайте о чем-нибудь другом. Вот тебя, Коля, наверное, дома девушка ждет, правда? — улыбнулась она.
— Нет… — смутился Николай, И, не выдержав взгляд, сё зеленых глаз, опустил голову, вздохнул.
— Не ждет меня никто. Не дождалась…
Тут он рассердился на самого себя. На то, что воспоминание о Юльке вдруг смутило его, обожгло уже кажется упокоившейся болью. И подняв глаза, улыбнулся Алле.
— Ничего, если к другому уходит невеста, ещё неизвестно кому повезло. Так, кажется, в песне поется?..
И вновь споткнулся о зелень её глаз.
— Бабы, они такие! — поддакнул Михаил, — Одна меня тоже из армии не дождалась. Но зато уже после службы целый взвод баб ждал моего решения. Только дудки! Я уже опытный был. Всем им объяснил, что тигры в неволе не размножаются…
— Ну, это ты брось! — оборвал его Борис. — «Бабы». Много ты в женщинах понимаешь, если у тебя бабы… В этой серой жизни если и осталось единственное светлое пятно — так это любовь женщины. — Он сделал ударение на последнем слове, И неожиданно повернулся к Николаю:
— Правда, Коля?
— Да это… — растерялся Николай — Наверное…
— Э, братец! Ты совсем в Чечне от нормальной жизни отвык. — Усмехнулся Борис — Алла, поухаживай за нашим героем. Удели ему малую толику своего женского обаяния. А то так до дому не отойдет. Уж за два года службы улыбку симпатичной женщины он, наверное, заслужил?
— Я думаю, что он заслужил не только улыбку… — С легким вызовом ответила она — В отличие от некоторых штатских.
— Пас! Пас! — Усмехнулся Борис. — Чего не было в коей биографии — того не было. Не состоял. Не участвовал. Каюсь — банально отмазался от армии медицинской справкой и тремя тысячами «уе» знакомому доктору, который эту справку мне выписал. Ну не для меня эта «школа жизни».
Николай чувствовал, что стремительно пьянеет. Веки отяжелели. Теплые медленные мысли в голове сгустились как дрожжевая квашня и наползали одна на другую. Николай вдруг захотел сказать ребятам, как ему с ними хорошо и как здорово, что они познакомились. Но смог только улыбнуться.
Всё закончилось! Где-то там далеко остались горы, жара, усталость, вечный пот. Он дома, в России и вокруг свои ребята.
«…улыбку симпатичной женщины» — неожиданно вспомнил он слова Бориса. «Почему симпатичной!?»
— Алла, вы красивая! — Как издалека он услышал свой голос. Алла внимательно и, как ему показалось, с каким-то интересом посмотрела него…
— Вот за это и надо поднять бокалы! — Пробасил над ухом Борис. Ну, что, Мишель, съел? Два один в пользу женской красоты.
Опять утробно забулькала фляга.
«Не пей — Не пей!» — Вновь звонко простучали внизу колёса. Но Николай опять их не послушался.
— Послушай, Коля… — После недолгой паузы вдруг спросила Алла — А ты убивал… их?
Зеленые омуты смотрели прямо в душу…
…«Чича» он увидел неожиданно. Правильнее оказать, скачала, он заметил синие кроссовки «Адидас», выглядывавшие из-за куста метрах в десяти ниже по склону. Через мгновение он увидел и их обладателя — боевика в камуфляже американской расцветки, лежащего к нему спиной за каменным зубом. Николай мгновенно вскинул к плечу автомат и замер, готовый в любой момент выстрелить, но обладатель кроссовок явно его не заметил. Он в бинокль рассматривал дорогу, широкой чёрной лентой змеившуюся метрах в ста внизу.
У правой руки чечена лежал автомат, а прямо перед самым лицом, на куске брезента стоял какой-то обмотанный синей изолентой брусок.
«Подрывная машинка!» — обожгла догадка, и Николай тут же сообразил кто перед ним. «Подрывник»!
…Только вчера, в паре километров отсюда, на фугасе подорвался бронетранспортёр Внутренних Войск, погибло два солдата, а неделю назад на этой же дороге был взорван микроавтобус местной школы. В нём погибло трое школьников, и ещё пятеро получили ранения. Тогда чеченцы устроили целый митинг перед местной комендатурой. Провокаторы кричали из толпы, что это русский спецназ специально ставит мины, на которых гибнут чеченские дети. Едва не дошло до перестрелки.
Тогда же агентура донесла, что в этом районе работает подрывник из отряда Гелаева, который месяц назад прорвался в этот район из Грузии. Отряд его две недели гоняли по горам. Больше половины боевиков было уничтожено и попало в плен. Саму банду ханкалинские начальники объявили по телевизору «полностью разгромленной», но это было далеко не так. Оставшиеся гелаевцы растворились в этих лесах, спрятались, затаились и теперь стали головной болью для местных гарнизонов. В поисках остатков банды и тралила горы группа «спецназа» Николая…
Это был тот самый подрывник.
Николай с каким-то мстительным интересом рассматривал, лежащего на мушке врага. Вот «чич» полуобернулся, разглядывая что-то в стороне. Крепкая шея, выразительный мужественный профиль — чечены красивые мужики.
Подобраться к боевику не было никакой возможности. Между ним и Николаем лежала небольшая каменная осыпь, и любой шаг по ней сразу бы вызвал целый поток щёбёнки. Кроме того, подрывник мог быть не один, и где-то рядом могли быть другие боевики, прикрывавшие его или сидевшие в засаде. Доложить командиру, который двигался вместе с группой в густом кустарнике метрах в тридцати за спиной, он тоже не мог. За это время на дороге могла появиться наша колонна.
И Николай просто держал боевика на прицеле, ожидая пока к нему подойдёт основная группа.
Так прошло несколько секунд. Неожиданно снизу, с дороги послышался шум моторов, и из-за поворота на дорогу стали один за другим выползать грузовики. Подрывник тот час схватил в руки подрывную машинку и замер. Надо было действовать.
— Эй! — негромко окликнул чеченца Николай.
Боевик обернулся как ужаленный.
Все чувства сразу промелькнули в это мгновение на его лице. Удивление, злость, растерянность. Николай смотрел прямо в его глаза. Ладонь чечена растерянно шарила по блоку, выполняя ещё ту, главную команду. И вдруг синюшная бледность проступила сквозь смуглость лица, а в глазах, растворив все чувства, появилось выражение какой-то собачей тоски и смертельного ужаса. Он понял, что сейчас произойдёт…
Тогда жалости не было.
…Это пришло и заставило скулы сжаться в камни, но уже через мгновение пропало. Осталась только обида. «Зачем она вернула его туда? Что ей там надо? Это не для нее!». Но слов выразить все полыхнувшее в душе не хватило, и он только спросил, растерянно улыбаясь.
— А что бы вы хотели услышать?
Она опять долго смотрела не него.
«Зачем она на меня так смотрит?» — мучительно подумал он.
— Понимаешь… — Алла капризно, сжала губы и в углах вычертились морщинки — Я просто пытаюсь понять. Вот мне — двадцать пять. Ты, наверное, моложе меня года на четыре. Моложе, а уже знаешь такое, чего на всю жизнь хватит. Ты стрелял по людям, наверное, убивал. После всего этого просто невозможно оставаться нормальным человеком. Ну, в смысле, обычным. Тем, кем был раньше. Я пытаюсь понять, чем ты отличаешься от нас, от меня…
— Брось, Алка, что вцепилась в парня? — Борис легко сорвал кольцо «открывашки» с банки пива, и, отхлебнув, закончил:
— …Очень ему надо в воспоминаниях копаться! Ну, прямо как тебе о твоём любимом муже говорить…
«Так значит она замужем…» — Подумал Николай. Это «замужем» почему-то тоской отозвалось под сердцем. Ему стало грустно от того, что эта женщина чужая. Чья-то жена. И глаза эти принадлежат другому.
— А кем вы работаете? — Задал первый пришедший в голову вопрос Николай.
— Я?.. — Алла на секунду замялась. — Бухгалтер — экономист в фирме. И учусь на вечернем, в финансовой академии.
— …Где мы её и отловили. — Ухмыльнулся, молчавший все это время Михаил. — Прибыль считает она как компьютер. Экономит — в основном собственные нервы. А финансы любит всем сердцем!
— Ладно, пора перекурить! — предложил Борис.
…В тамбуре было морозно, и горько пахло угольной гарью. Внизу размеренно и колокольно выстукивали стыки колеса.
.
— Я в армию в девяносто первом ушёл. Попал в Ростов в штаб округа. Служил поваром. — Выдохнув дым, сказал Михаил. — Скажу вам, не служба, а курорт был! Пять раз в отпуске был. Домой, помнишь, Боря! — на новеньких «жигулях» вернулся. Мы с нашим полковником за неделю столько зарабатывали, сколько генерал за год не получит. Помню мой ротный, у которого я числился, штуку «баксов» у меня одолжил…