«…И где я ему здесь бабу найду?» — я тоскливо окинул неприветливый ханкалинский пейзаж. Серая пелена мелкого дождя, набухший водой чёрный липкий чернозём, обтрёпанные темные мокрые крыши полаток.
Нет, баб на Ханкале, конечно, хватает. Телефонистки, медички, поварихи, секретчицы. Но женщина на войне — товар особый. Из разряда «полный дефицит». На каждую бабу здесь приходится по роте, а то и батальону жаждущих ласки и любви мужиков. Так, что есть из кого выбирать.
Здесь без мужского внимания не останется ни одна. Будь она хоть Бабой Ягой, на пополам с Квазимодо, но, для изголодавшегося на многомесячном «безбабье», офицера, ничем не уступит Василисе Прекрасной. Понятное дело, что те, кто покрасивее, постервознее, легко находят себе покровителей с большими звездами на плечах и широкими «возможностями» на форменных штанах. И если обладательница заветной прелести ещё к тому же не дура, то очень может статься, что с войны она вернется не в свой Мухобойск официанткой в полковую столовку, а уедет за своим покровителем в крупный город. Получит непыльную штабную должность, погоны прапорщика, квартиру вне очереди и даже мужа из хитрожопых прапоров или туповатых лейтенантов, которого ей самолично подберёт покровитель, насытившись любовью или просто от греха подальше…
Так, что с бабами на войне всегда туго.
И где же я здесь Эрику бабу буду искать?
…Правда, одна наколка у меня всё же была. Я о ней еще в вертушке вспомнил. Маргарита! Маргарет…
Продавщица местного военторга, дама лет сорока, с перьями выбеленных перекисью волос, сухощавая и веснушчатая. Она явно не производила впечатление недотроги. Более того, пару раз довольно недвусмысленно предлагала мне заглянуть в конце рабочего дня, помочь ей разобрать новый товар, и вообще всячески меня выделяла из общепокупательского контингента. Я бы, может быть, даже и зашёл к ней «на огонёк», но сначала мне ещё вполне хватало послеотпускной «сытости» в этом вопросе, а потом, когда уже и Маргарет стала мне казаться фотомоделью — мы давно были в горах.
По большому счёту, я бы сейчас сам к ней с удовольствием слазил в подсобку, но чувство долга перед несчастным Эриком пересиливало похоть. Да и мужская практичность подсказывала мне, что если Маргарет согласиться обслужить Эрика, то «раскрутить» её ещё и на меня будет не очень сложно…
«Таблетка» тормознула у знакомого контейнера, над которым висела выгоревшая на солнце вывеска «Военторг». Поблагодарив доктора, согласившегося меня подбросить, я буквально по щиколотки провалился в густую майонезную грязь. Вся площадь перед контейнером представляла собой огромную квашню взбитого до состояния крема гусеницами и колёсами чернозёма. Сразу можно было понять, что «Военторг» место более чем «центровое».
Десять шагов до дверей представляли собой аттракцион эквилибризма. Ноги разъезжались. Скрытые под слоем грязи колеи, вдруг разверзались под «берцами» полуметровыми омутами. В общем, на крыльцо я забрался чмо — чмом!
«Интересно, а как она сама сквозь эту грязь пробирается?» — Ещё успел подумать я, распахивая знакомую дверь.
В нос тут же шибануло привычным военторговским «коктейлем» из корицы, копчёностей, дешёвого одеколона и табака…
— Ёлы палы! Какие люди! Маргарэт! Я пришёл к тебе с приветом!
Маргарет встретила меня приветливо, но без былого энтузиазма. Это мне не очень понравилось…
Вообще она как-то изменилась. Толи ещё сильнее похудела, толи белесых перьев в причёске поубавилось.
Минут десять мы болтали ни о чём. Вспоминали каких-то общих полузнакомцев.
— …Рому из реммастерских помнишь? Застрелился. Жена его бросила…
— Да что ты!?
— …А Люся с Виктором Ивановичем в Ростов улетела. Он её обещал там в КЭУ устроить.
— Молодец!
— …Говорят, командировочные с августа срежут в два раза.
— Я тоже об этом слышал. Этих бы «фиников» (финансистов) к нам сюда…
Наконец все новости были «перетёрты» и можно было начинать переходить к главному.
— Ты что-то купить хотел? — сама перешла к делу Маграрет.
— Нет. Я к тебе по личному вопросу. Понимаешь, помощь твоя нужна… — начал я издалека «гнать пургу».
— Что случилось? — заинтересованно «напряглась» Маргарет.
«Пора!» понял я.
— Понимаешь, мужик один пропадает…
…По мере изложения я видел, как медленно каменеет её лицо. Надо было остановиться, умолкнуть, но меня словно переклинило…
— …Парнишка просто прелесть. Да с ним любая за честь посчитает. Фигурка, лицо!..
Продавщица превратилась в статую, лицо её медленно покрывалось багровыми пятнами.
— …Мы скинулись… Двести баксов, но рублями. Это же месячная зарплата… Вот я и подумал, чем кому-то, лучше уж тебе. Дай, думаю, знакомому человеку помогу…
Тишина повисла, как снежная лавина над туристом. А потом грянул гром!
…Никогда не мог представить, что Женщина может так выражаться. Маргарет не орала, нет, она буквально клокотала и шипела как клубок разъяренных кобр.
— …Ах ты пидор!.. Я что, по-твоему, блядища подзаборная!? Да как ты смел!!? Хорёк обдристанный!..
Спиной я лихорадочно пытался нащупать дверь. Но она сама нащупала меня. Удар ручкой между лопаток на миг сбил дыхание. Я отскочил в сторону. На пороге вырисовался покупатель. И какой! Комендант Ханкалы, пожилой маслатый подполковник, которого за глаза вся Ханкала называла «Геббельсом» из— за непропорционально большой головы на худеньком теле и привычки читать нудные проповеди по любому поводу.
Увидев коменданта, Маргарет неожиданно осеклась. Самое время умотать подобру — поздорову! Но комендант перекрывал прямой путь к двери! Я бочком попытался протиснуться за ним.
— Извините, товарищ подполковник…
Геббельс даже не удостоил меня ответом. Он лишь чуть подался вперед, пропуская меня к заветному проёму.
— Солнышко! Я заеду за тобой в пять. — уже за спиной услышал я его неожиданно воркующий голос. — Закройся чуть раньше. Там Апина прилетела с «Любэ». Я приказал занять нам лучшие места….
И в миг всё стало на свои места!
На улице у дверей стоял комендантский УАЗик.
«Теперь ясно, как она сквозь эту грязь пробирается!» — мелькнуло запоздалое прозренье и, не дожидаясь пока комендант узнает о моём более чем нескромном предложении его «солнышку», я опрометью юркнул за «Военторг» и ломанулся по полю к стоявшим недалеко палаткам какой-то части…
…Часа полтора я отсиживался у знакомых «ураганщиков», пережидая все последствия посягательства на подругу коменданта. Потом на попутном «Урале» добрался до своих. В лагере меня встретил дежурный по отряду прапорщик Гуськов. С заговорщицким видом от отвёл меня за штабную палатку:
— Слушай, тут «Геббельс» по твою душу приезжал. Я его таким злым никогда не видел. Думал, взорвётся от злости. Что ты там натворил?
Я лишь безнадёжно махнул рукой.
…В конце концов через пару часов я уже буду лететь в «вертушке» в родной отряд. А там, глядишь всё и поутихнет. И вообще, на Ханкале я могу не появляться аж до замены…
Но вылететь не выполнив приказ я не мог.
— Где Эрик?
— Они с зампотехом поехали к «советам» за движком. Оттуда сразу к вертолету. Тебя, кстати, ещё и замполит вспоминал. Запрашивал по связи как у тебя дела с тренажёром? Я, правда, не понял с каким.
«Вот гад! Между прочим, это его работа, досуг личного состава обеспечивать…»
…Оставалась последняя надежда. Толя Лазаренко начальник местного клуба. С ним мы познакомились год назад в самолете. Вместе летели из Чкаловского. Толя своего рода уникум. Проныра и выжига, каких свет не видывал. Он может подкатить к кому угодно, и уже через пять минут будет считаться своим в доску. Достанет французский коньяк на Ханкале и ящик «минералки» в любой пустыне. Но человек он беззлобный, и нежадный. Когда отряд возвращался на Ханкалу, мы часто с ним проводили вечера. И, насколько я смог понять из его рассказов, всех окрестных красоток он знал не только по именам, но и на ощупь…
Начальник клуба был по обыкновению хорошо «под шафе».
— …Лёлек, (так он меня называет за лёгкое сходство с молодым Мироновым из «Бриллиантовой руки») так тебе бабу нужно? Так бы сразу и сказал. Да я для родного спецназа хоть Лолобриджиду с Луны привезу. Нет проблем! Щаз найдём тебе бабу. — пошатываясь он подошёл к телефонному аппарату на столе. Крутнул ручку вызова.
— Аллё! Девушка, мне столовую военторга!
…Слово «Военторг» болезненно резануло слух…
— Столовая? А кто сегодня у вас на кухне? Да… Из поваров… Света? Отлично. Нет не надо я сам заеду…
Он кинул трубку на аппарат.
— Ну всё старик! Дело в шляпе! Едем! Она конечно, не фотомодель, но даёт по первому требованию партии.
— Только договариваться ты сам будешь. — вспомнив Маргариту, поставил я условие. — Хорошо?
— Хорошо! Только с тебя бакшишь!
— Толя, какие разговоры? Всё, что скажешь!
— Точно?
— Слово!
Тогда, слушай, там, я знаю, ваши бойцы уши мёртвым «чичам» режут. Достанешь мне одно такое ухо? Хочу жене привезти, а то стерва совсем запилила, мол, дармоед и тунеядец. Это я-то?! Сама два года без работы сидела на моём горбу. Я же её и устроил к однокурснику в «эспэ» голландское. Теперь поучает больше чем министр обороны, а нам уже полгода зарплату не давали. Привезу ей ухо — пусть посмотрит, кто действительно делом занимается…
Я чуть не поперхнулся. Про уши я, конечно, знал. Правда, у нас в отряде командир эту «практику» пресёк жестко и навсегда. Но отступать было нельзя, и я слукавил.
— Как только отрежут — первое тебе!
…Клубный «батон» долго не хотел заводиться. Он чихал, сопел и кашлял, наконец мотор заработал, и мы двинулись в путь по «Миссисипи», так в группировке прозвали грязевую реку, являвшуюся основной дорогой огромного ханкалинского лагеря…
…Сказать, что Света была не очень красивой — ничего не сказать! Из двери на меня вышла прямо— таки монументальная женщина под метр девяносто с объемом талии векового дуба. Над её лицом природа тоже не слишком долго мучалась. Рубленное, грубое оно больше подошло бы снеговику, чем женщине. И только огненно рыжие волосы уложенные корзинкой на голове, напоминали о том, что передо мной стоит существо другого пола.