– Кто сходит с дистанции, не дойдя до финиша, того Америка отвергает как неудачника. А неудачникам, в той же Америки, деньги не платят.
– Но ты же заслужил! – стонала жена.
– Заслуги – это еще не богатство.
– Тогда мы заложим наши ценности в ломбард, – нашлась жена – У меня есть ожерелье от бабушки. По преданию, ей подарил ее муж Александр Сергеевич Пушкин. За такую ценность богатые люди обычно не скупятся. Только надо объявить, кому эта ценность принадлежала раньше.
– У нас одна ценность – дочь, – не сказал, а выкрикнул генерал.
И ему вдруг пришла на ум несуразная мысль: «Знал бы Пушкин, на что пойдут его ценности, а в потомках – во что превратится его благородная кровь?»
Генерал рассчитывал, что, женившись на родственнице великого поэта, он будет сказочно богат. Но… славу родственников в ломбард не заложишь.
И вновь посетила здравая мысль: «А жить-то – надо! Даже в такой стране, как Россия»…
В тот раз Миллер опять побывал в Англии. По пути в Россию по старой памяти посетил начальника британского Генерального штаба генерала Генри Вильсона (однофамильца американского президента), до Русского Севера не доехал, заглянул в родную Прибалтику.
Лютеранский духовник Евгения Карловича расспросил генерала про житье-бытье. От своего духовника не хотел скрывать, что у него нет желания ехать в Россию!
А из головы не выходила гадалка, которую он повстречал в Париже у «стены коммунаров». Старая гадалка, по виду румынская цыганка, с бельмом на глазу, за четыре франка нагадала – как насыпала соли на рану. Он сам пожалел, что спросил ее грубо:
– Знаешь, кто я?
– Русский, хотя и не совсем, – ответила она.
– И знаешь, что меня ждет в России?
– Знаю, если туда вернешься.
– Тогда говори. Добавлю десять франков.
– Зачем тебе Россия? Ты не совсем русский, – говорила цыганка, глядя в холеное лицо пожилого мужчины, пожелавшего узнать свое будущее.
В темной морщинистой руке цыганка держала его пухлую руку, отвыкшую от физического труда. На рисунке ладони она читала какие-то знаки. Сказала:
– Я не буду тебе говорить. Тебя пожалею.
– Говори! – настаивал генерал.
– О скорой смерти гадалки не говорят. А твоя смерть за тобой придет в свое время.
– Когда именно? – привыкший к пунктуальности, генерал требовал конкретного ответа.
– Не скоро, – сказала цыганка и развела руками.
Генерал, любящий деньги, подарил цыганке ассигнацию в сто франков и поспешил уйти от «Стены коммунаров», уже испытывая суеверный страх.
И вот встреча с человеком, которому можно было раскрыть душу, чтоб получить успокоение.
– Меня там убьют, – высказал Миллер свое предчувствие лютеранскому духовнику.
– Где именно?
– В России.
– А если твою смерть обмануть? Например, именем Бога.
– Это как?
Духовник, дядя по матери, придумал ловкий ход:
– Тебе нужен двойник.
– А где его взять?
Искать двойника долго не пришлось.
– Твой двоюродный брат на тебя похож, – сказал духовник. – Ты давно его видел?
– Перед войной.
– Где он теперь?
– Не знаю. Если прячется от фронта, его, по всей вероятности, надо искать в его родовом имении.
– Это в Литве?
– Да, в Виштитице… Но вряд ли он согласится. Он и годами намного меня старше. Он уже вышел в отставку.
– Он отчасти ариец. А в отставку ариец уходит, когда долг исполнен до конца. Так распорядились наши прародители.
Первый раз генералу Миллеру напомнили, что в его жилах течет воинственная арийская кровь. Это было в академии Генштаба, когда изучали Центрально-азиатский театр военных действий. Профессор полковник Цирлих давал характеристику самому воинственному племени – хазарейцам, способным в крутой момент жизни изобрести взрывную энергию, сказал, как обронил: «Из среди здесь присутствующих, господа офицеры, только у капитана Миллера есть капля арийской крови».
Слушатели дружно повернули головы в сторону своего сослуживца: вот он, оказывается, какой ариец! В тайниках души наследники Бога (Готы!) хранят взрывную энергию, когда ее применят, вздрогнет человечество. Так повествуют Веды – индийские хроники.
Евгений Миллер с детства уверовал, что он Богом избранный живой потомок арийского племени. Вся его ближняя и дальняя родня должны ему помогать, как помогали до сих пор…
Наставник-лютеранин вернулся к предмету разговора.
– Если попросим Господа Бога… Ваш брат должен вас выручить. Лично у вас и у вашего брата Эммануила наступает крутой момент жизни. Наш бог велит Эммануилу принять на себя часть вашей ноши. Мы ему года убавим. Главное, он – офицер. И тоже, как и ты, – Миллер. Одна кровь. Он, как мне известно, с порядками в русской императорской армии знаком. Что положено знать генерал-лейтенанту, как старшим подчиняться и повелевать младшими, с твоей помощью все он узнает. Нет такого дела, чтоб верящий в нашего Бога лютеранин отступил перед житейскими трудностями…
Брат отыскался, но не в Литве, не за линией фронта, а в Петрограде. Возглавлял он общество помощи инвалидам войны. Он уже обзавелся недвижимостью, помня: во время смуты (а смута была налицо, но в этот раз наступала не просто смена династий, а смена общественного строя – устоит ли прежний строй, утвердится ли новый?) умный человек – не зевай.
Эммануил Миллер не зевал. Он уже успел купить, притом, считай, за бесценок, трехэтажную хижину на Невском проспекте с видом на Аничкин мост и почти такую же скромную хижину на Фонтанке против кадетского училища. И еще он помнил золотое правило: кризис власти наступает после финансового кризиса. А недвижимость, как известно, при любой власти – это состояние, его не потеряешь, если у тебя голова не только для ношения шляпы или фуражки.
Отыскал его клирик, служка при католическом соборе Даугавпилса.
– Вам, господин Миллер, послание от вашего наставника, – и вручил розовый конверт с ангелом парящим – фамильным гербом семьи Миллеров.
Показав клирику на венский стул, Эммануил ножницами аккуратно разрезал конверт, углубился в чтение письма. Его тщательно выбритое аскетическое лицо не выражало ни восторга, ни уныния.
– Наконец-то бродяга Женька отыскался! – вслух произнес, не глядя на знакомого священнослужителя.
– Евгений Карлович прибыли из Парижа, – отозвался клирик.
– Я обязательно должен с ним встретиться?
– И как можно быстрее, – сказал клирик.
– А линия фронта?
– Для деловых людей это не помеха.
– Ну, разве что так…Надо подготовить документы.
– Их уже готовят. Наши друзья – с немецкой стороны – предупреждены.
– И авто пропустят?
– Пропуск на ваше авто у меня в кармане.
Братья встретились в оккупированной немцами Риге. Эммануил Миллер вживался в образ брата Евгения. Не потребовалось и двух месяцев, как Эммануил почувствовал, что он вошел в роль генерал-лейтенанта русской армии. Тут главное – портретное сходство. По заверению бывших сослуживцев Евгения Карловича, оно было.
С подлинными документами генерал-лейтенанта Миллера Эммануил Миллер на торговом корабле под флагом шведской короны отправился в Мурманск. Оттуда на американском гидроплане его доставили в Архангельск.
При нем неотлучно находился генерал-майор Марушевский, заместитель командующего войсками Северной области. Он один знал, что Эммануил Миллер – это двойник генерал-лейтенанта Миллера. По дипломатическим каналам шла почта, предназначавшаяся Главнокомандующему войсками Северным фронтом и одновременно Главному начальнику Северного края. Поэтому Марушевский решительно вскрывал пакеты, которые адресовались не ему, а его начальнику.
Однажды двойник застал Марушевского в канцелярии главкома за вскрытием почты в присутствии капитана Самойло. Двойник вызверился на Марушевского:
– Как вы смеете вскрывать чужие письма?
– Это служебная переписка, – спокойно ответил генерал-майор. – Мне ваш брат поручил…
Двойник невольно выдал себя. «Так значит, это не тот Миллер», – догадался капитан. Но именно этот Миллер поручил ему встретиться с генерал-майором Самойло и предложить ему принять условия американского президента: продолжать службу в Красной армии, но состоять на денежном довольствии вооруженных сил армии США.
Тогда при передаче этих условий, выслушав капитана, Александр Александрович загадочно улыбнулся, всей пятерней привычно почесал коротко подстриженную бородку, покрутил головой:
– Ну и ну!
– Так что ему передать?
– Передай: «Меня к нему не допустили».
– Батя, не поверят. Я все-таки ваш приемный сын. После продолжительного лечения…
– Да, это так. Дешевая покупка. В случае не соглашусь – шантаж.
– И все же мне надо будет вернуться. Я у Миллера – агент.
– Мы подумаем. В штабе, по всей вероятности, работают люди Миллера. Могут спросить. Твердо держись одной линии: не подпустили, проверяют.
– Но я же тебя видел?
– Видел. А будут допытываться – говори: от меня ни на шаг не отходил матрос. А он человек страшный – чекист. У него особые полномочия. От самого Дзержинского… Тебе эта фамилия известна?
– Не только мне. Вся Америка наслышана…В газетах его портреты.
– Вот и хорошо. Рекламируют революцию.
Теперь, когда капитан Самойло был уверен, что все это время он имел дело не с генералом Миллером, а с его двойником, обстановку диктовали события. Интервенты начали наступление сразу на трех направлениях.
Американцам все чаще по морю шло подкрепление. Снимали войска с Западного фронта, грузили на английские транспорты, направляли в Беломорье.
В Северном крае, с оглядкой на грядущую зиму, солдаты 310-го инженерно-саперного полка строили сразу четыре аэродрома, три из них для гидросамолетов – один в устье Онеги на незатопляемой пойме; один на северном берегу Онежского полуострова в устье мелководной речки Солза, рядом с рыбацким поселком, третий – южнее Исакогорки, на лесном озере.
Строительство шло ускоренным темпом. На Двине саперы разгружали баржи с разнообразной авиационной техникой, оборудовали причалы. Применялось много металлических конструкций. Расширялись подъездные пути. Уже к началу октября тяжелые бомбардировщики-гидропланы наполняли тайгу надрывным гулом могучих моторов, незнакомым для здешних мест. Еще не наступил рассвет, а техники уже возились у машин. Прямо с кораблей в бочках подвозили бензин, под крылья подвешивали бомбы. С рассветом прогревали моторы, пилоты занимали свои места. При благоприятной погоде начинались полеты.