Продвижение Шестой Красной армии к устью Северной Двины заставило интервентов в спешном порядке готовиться к отступлению.
Во враждебном лагере взрывников-диверсантов готовил тридцатилетний лейтенант французского экспедиционного корпуса Серж Матье, до войны работавший в России – преподавал в Петербургской лесотехнической академии. Имея французское подданство, он был мобилизован во французскую национальную армию. В качестве командира инженерной роты его, как знатока местных условий, послали служить на Русский Север. К этому времени он был женат на русской певице Елизавете Рыбоваловой. Певица до замужества жила с родителями в Петрозаводске. Ее отец, мастер-вагранщик Петровского завода, изготовлял якоря для русского военного флота. Девочка с детства мечтала стать певицей и служить на флоте, к которому отец имел прямое отношение. Но служба на флоте, тем более на военном, для русской певицы, воспитанной на идеях патриотизма, была недоступна. И лейтенант Матье, которого Елизавета искренне любила, возил ее с собой. На это у него было разрешение командования Экспедиционного корпуса. Как шансонетка она выступала с концертами перед солдатами и офицерами союзных войск.
Лейтенант Матье делился с женой служебными секретами, знакомил ее с унтер-офицерами, давших согласие остаться в тылу у красных для диверсионной работы.
Этертон и Матье не однажды посещали провинцию, где были сосредоточены склады с боеприпасами и продовольствием.
Из числа проверенных на лояльность белогвардейцев союзники готовили диверсантов.
В главном штабе экспедиции «Полярный медведь» была принята радиограмма:
«Генералу Садлер-Джексону, командующему английским экспедиционным корпусом. Кофиденциально. При оставлении Беломорья все объекты военного назначения при невозможности эвакуации и в первую очередь имущество, доставленное британским флотом, уничтожить на месте. Ллойд Джорж».
Садлер-Джексон ознакомил генерала Айронсайда с радиограммой нового премьер-министра, которого он заверил, что красные к Архангельску не подойдут, для этого у них нет ни сил, ни средств. С улучшением погоды британцы вместе со вторым Экспедиционным корпусом продолжат наступление.
Из этого заверения следовало, что нет смысла эвакуировать имущество. Оно стало неподъемным, за сутки-двое его не вывезти, даже если задействовать все транспортные средства Архангельского фронта (так в высоких штабах называли войска Экспедиционного корпуса), а это главным образом оружие и боеприпасы, доставленные в Россию еще до войны. Уже тогда в британском Генштабе был составлен план ввода войск в Россию, оккупация северо-востока с портами Романов-на-Мурмане, Архангельск, Онега.
Сюда непрерывным потоком шли караваны с военными грузами. Русские ледоколы сопровождали британские и американские суда. В непогоду и в зимние месяцы на помощь иноземным капитанам приходили русские лоцманы.
Все это уже не держалось в секрете. О движении судов с военными грузами писали губернские газеты. Так что задолго до войны северный обыватель настраивался на присутствие в Северном крае иноземных войск.
Этому способствовала и местная власть. Из газет можно было выудить примерно такие разговоры, занимавшие в то время обывателя:
– Надо дождаться американов. Они деловые люди.
– Работой нас обеспечат.
– И платить будут. Не то, что наши…
– А британцы?
– Британцев мы знаем. Не первый год русский мужик на них ишачит.
– Британцы – народ прижимистый…
– Одним словом, грабители…
Кто-то искусно подогревал подобные разговоры. Задолго до оккупации Севера настраивали общественное мнение на радушный прием оккупантов, дескать, с их приходом жизнь народа улучшится. Вот придут американы, тогда и совсем будет хорошо.
Почему-то на Америку северяне возлагали большие надежды. Говорили:
– Вот рядом, за ледяным полем, есть свободная страна. Туда бегут каторжане…
Надежды подогревали иностранные моряки. Говорили и писали, что на Русском Севере янки хорошо приживутся, так как они живут и трудятся в одном с нами климате. Что же касается европейских народов, тех же немцев и британцев, – эти европейцы в северных областях России уже не одно столетие ведут замкнутый образ жизни. В Архангельске, например, немецкая колония выродилась настолько, что семейные узы вяжут близкие родственники, и это пагубно сказывается на потомстве…Браки на племянницах и племянниках – чуть ли не правило.
С наводнением Северного края иностранцами Архангельск захлестнула эпидемия браков. Офицеры экспедиционного корпуса в Америке и Англии принялись разводиться со своими женами – далеко не красавицами, и находили, что русские северянки красотой и душевными качествами не уступают лучшим европейским красавицам, тем же француженкам и полячкам.
Бракоразводная эпидемия коснулась и высоких чиновников, присланных в Россию.
Английский консул Дуглас Янг уже разведенным приехал в Архангельск и влюбился в молоденькую северянку, на которой вскоре женился. Брошенная жена обратилась к своей королеве, чтоб та наказала неверного мужа. Женитьба Дугласу Янгу, по сведениям дотошной прессы, стоила дипломатической карьеры.
Женился на русской красавице и подполковник Джордж Стюарт. Узнав об этом, его соотечественник консул Феликс Коул нанес визит Джорджу Стюарту, поздравил его с женитьбой и в присутствии офицеров корпуса от имени президента США произнес торжественную речь.
Записи этой речи не сохранилось, но суть ее примерно такова:
«Америка должна брать для себя все лучшее, что есть в мире, не исключая и красоту женского тела. Американец должен жениться на здоровых и красивых женщинах, не важно, к какому роду-племени они принадлежат. Важно, что они будут рожать здоровых и красивых американцев».
Присутствующие на свадебном ужине офицеры отметили, что у подполковника Стюарта русская жена – на загляденье. Не случайно от имени президента Америки Коул поздравил своего соотечественника: здоровая и красивая жена – ценное приобретение для американской нации.
Как человеку, которому не чужды «ноухау», он сказал:
– Бог велит: Америка ни в чем и никому не должна уступать первенство – если не отдают по-дружески, надо купить. Если не желают продать, надо найти нужных людей, которые из личных побуждений уступят первенство. У любого человека можно обнаружить тысячи изъянов и на каждом изъяне сделать бизнес. Женитьба – это приглашение к бизнесу. И всегда надо помнить, что Америка в любой отрасли первенство никому не уступает.
На Русском Севере все еще шла война. Жениться и умирать никто никому не запрещал. Но спасать имущество, завезенное с учетом, что русские уступят Север, еще было возможно.
53
Генерал Айронсайд недоумевал, почему он, командующий американским Экспедиционным корпусом, подобной радиограммы не получил от своего президента? Британцы уже готовятся к эвакуации. Склады, естественно, уничтожат. Войска вот-вот погрузятся на корабли. Транспорта у них достаточно.
В эти дни генерала одолевали тягостные мысли. В дневнике он запишет: «Меня спрашивают офицеры: если британцы оставят Архангельский фронт, кто будет защищать от большевиков Русский Север? Сами русские? Да они же завтра перебегут к большевикам. Достаточно того, что в один день (видимо, имелось в виду 22 июля 1919 года) дезертировала к большевикам третья рота 6-го Северорусского полка».
В тот же день генерал приказал:
– Для острастки перед строем расстреляйте несколько русских. На первый случай хотя бы пять-шесть солдат.
Русские офицеры ублажили американского генерала – расстреляли четверых солдат из второй роты этого мятежного полка. Роту разоружили. Но куда девать разоруженных? Отпускать на все четыре стороны больше сотни разоруженных солдат – это значит Красная армия пополнится еще одной ротой обученных бойцов.
Командование союзных войск решило не рисковать. Для разоруженных русских нашли место на пароходе «Уортон Белл», который из Онеги вернулся в Архангельск с остатками десанта.
Под усиленным конвоем погрузили русских мятежных солдат на пароход, и пароход еще не успел отойти от причала, как между русскими и британцами завязалась драка. Зачинщиком драки был английский матрос. Русских солдат он обозвал дикарями.
– Вам место в трюме под замком! – выкрикивал он, не выпуская из рук винтовки.
Но долго выкрикивать ему не дали – о палубу раскололи череп.
Роту русских солдат усмиряли целым батальоном. Избитых и покалеченных мятежников перевели на британский военный корабль «Фокс».
Ближе к полночи, уже в сумерки, корабль «Фокс» вышел в море. Рыбаки Солзы (они вели промысел за Унским маяком) видели, как с военного корабля сбрасывали в море какие-то грузы. Рыбаки предположили, что интервенты избавляются от замордованных узников мудьюгского концлагеря.
Когда в реке Солза начинается прилив – заметно поднимается море, вода на целых два километра затопляет прибрежное пространство, река меняет течение, вместе с бревнами разбитых плотов плывут еще не съеденные рыбами трупы. По одежде трупов замученных рыбаки определяют, кого в этот раз казнили интервенты.
С очередным приливом волна выбросила на песчаный берег труп русского солдата. Труп оказался еще не тронутый рыбами. Нательный серебряный крестик свидетельствовал, что солдат был православной веры, и жители поселка похоронили его не как утопленника, а как рыбака, отдавшего Богу душу на берегу родного Белого моря.
54
В июле бои шли уже на подступах к Архангельску. В штаб Северного фронта поступали сведения, что интервенты при отходе предают огню склады на железнодорожных станциях. Среди бела дня загорелись вагоны с имуществом на станции Пермилово. Подорвана водокачка на станции Ломовое. Тогда многие говорили: «Это действия красных партизан».
Были, оказывается, и партизаны «зеленые» – дезертиры, которые не желали служить в любой армии, Вооруженные не только карабинами, но с пулеметами, они грабили население и железную дорогу. Белогвардейцы устраивали на них облавы – ходили якобы на красных партизан.