Вот одна из картинок такого рая, одна из первых в «Азбуке», но далеко не последняя. Цитируем полностью, без сокращений:
«Ведь теперь так: если человек– сапожник, то он всю жизнь тачает сапоги и, кроме колодки, ничего не видит; если он – пирожник, он всю жизнь печет пироги; если человек – директор фабрики, он все время управляет и приказывает; если он – простой рабочий, он всю жизнь исполняет чужие приказания и повинуется. Ничего подобного нет в коммунистическом обществе. Тут люди все получили разностороннее образование и знакомы с разными производствами: сегодня я управляю, подсчитывая, сколько нужно произвести на следующий месяц валяных сапог или французских булок; завтра я работаю на мыловаренном заводе, через неделю, может быть, – на общественных парниках, а еще через три дня – на электрической станции. Это будет возможно, когда все члены общества будут получать надлежащее образование».
И в этот вздор обязаны были верить «молодые строители нового мира»! А ведь почти все они были из трудовых семей, с детства знали, что род занятий приобретается чаще всего на целую жизнь, а нередко и передается от отца к сыну. Но верить приходилось, насилуя себя, ибо высказывалось подобное вождями партии, которые ссылались на великих мыслителей Маркса и Энгельса. Невозможно было не согласиться, ибо ученость на Руси уважали искони.
Пока не построен коммунистический рай на всей земле, партия осуществляет «диктатуру пролетариата». Ну, о тогдашнем понимании пролетариата уже сказано кратко выше, а диктатура– это всем понятно, и тогда, и теперь: ЧК и ревтрибуналы с бессудными и массовыми расстрелами, заложники, трудовая повинность и лишение всех прав детей священников, офицеров и «буржуазной интеллигенции», а селу – раскулачивание и расказачивание. Затем наступит рай и «государство отомрет». Но то случится не послезавтра даже, а… читаем:
«Разумеется, так будет в развитом, окрепшем коммунистическом строе, после полной и окончательной победы пролетариата, и не особенно даже скоро после нее. Ведь рабочему классу придется долго бороться со своими врагами, потом со всеми остатками прошлого: лодырничаньем, расхлябанностью, преступностью, барством, которое долго придется выколачивать. Поэтому пройдет смена двух-трех поколений, выросших при совсем новых условиях, пока исчезнет необходимость в законах и наказаниях, в подавлении рабочим государством всяких остатков капиталистической старины».
Заметим, что ключевым словом в деле превращения пролетария в полноправного гражданина коммунистического общества тут употреблено слово «выколачивать», что, конечно, гораздо гуманнее, чем расстрелы. Но даже при таких решительных мерах срок этого самого перевоспитания оказывается довольно длительным – при жизни «двух-трех» поколений». Как же это выглядело тогда применительно к самим авторам «Азбуки»? О потомстве Преображенского нам ничего не удалось узнать, а у Бухарина была дочь от второй жены и сын от третьей. Дочь прожила долго, сыну теперь семьдесят лет, внуков своему отцу они не принесли. Итак, «первое поколение» Бухарина еще здравствует, а коммунистического рая ни на всей планете, ни даже в России пока нет. Долго пришлось бы ожидать бедным пролетариям и их потомкам.
Просто смехотворным сказкам о постоянной перемене рода занятий и трудовой профессии противоречит, кстати говоря, сама тогдашняя жизнь и деятельность самого Бухарина. Он провел на одной должности ровно 11 лет, не думая ее изменять, согласно своим же предписаниям: с 1918 по 1929 год он был бессменным руководителем газеты «Правда». Это было не только крупнейшее в стране печатное издание, но также издательство и еще многие различные учреждения. Бухарину такое долговременное занятие одним видом работы никак не наскучило, он и дальше бы там сидел, да товарищ Сталин его вытурил.
Итак, одно для «пролетарских масс», но нечто иное для «старой гвардии» революционеров, включая, разумеется, авторов «Азбуки».
Одним из главнейших, основополагающих постулатов марксистского мировоззрения, начиная еще с «Коммунистического манифеста», сделался так называемый интернационализм. Это слово у нас толкуется не совсем точно, как дружба и братство всех без исключения народов. Интернациональное – всегда выше национального, то есть патриотизма, любви к своей родине, народу. Спорное понятие, но это слишком обширный вопрос, о нем в ином месте. Но вот латинская приставка «inter» означает в точном переводе «между». Значит, интернационалист находится как бы «между» нациями и народами, ни с кем из них полностью не сливаясь. Это очень точное определение для всех так называемых «профессиональных революционеров», которые готовы всегда были затевать бури в любых странах, а пребывание в эмиграции являлось для них делом совершенно привычным.
Именно таковых имел в виду Пушкин, прозорливо написавший, еще не ожидая Герцена, Ленина и Бухарина: «Ты нежно чуждые народы возлюбил // И мудро свой возненавидел».
Именно так, в точку: «свой», то есть в данном случае наш, русский, народ они все дружно ненавидели и презирали.
Разумеется, эту злобу и презрение нельзя было открыто выражать в учебнике, рассчитанном на самые широкие круги, подавляющее большинство которых составляли русские по происхождению люди. Многим из них это стало бы обидно, и они, пожалуй, могли бы распространить это свое отрицательное отношение и на другие поучения «Азбуки». Троцкий, Бухарин и прочие в иных сочинениях вдоволь потоптали русский народ, о бухаринской оценке Сергея Есенина уже говорилось. Но тут пошли в ход иносказания и шифровки, в изобилии принятые во всей марксистско-ленинской пропаганде для широких масс. Вот соответствующий отрывок такого рода, где есть простоватая на вид словесная маскировка подлинного смысла. Но он тем не менее очевиден.
«Громадное большинство российского населения – это мелкие хозяйчики. Они хотя и стонали под гнетом капитала и помещиков, но так привыкли к особному, своему собственному, личному хозяйству, что сразу их очень трудно приучить к общему делу, к строительству общего, товарищеского хозяйства. Урвать кус себе, нажитый на другом, заботиться только о своем хозяйстве – эта привычка крепко засела у каждого мелкого хозяйчика, и от того дело строительства коммунизма в России есть дело величайшей трудности, даже если не считать других причин.
Слабость наша отражается и на рабочем классе. В общем он воспитал в себе революционный, боевой дух. Но есть в нем и отсталые части, не привыкшие к организации. Не все рабочие таковы, как в Питере. Есть много отсталых и несознательных, которые тоже еще не привыкли работать на общий котел. Много есть рабочих, еще недавно пришедших в город. Они во многом думают так же, как и крестьяне, и вместе с ними ошибаются».
Ну, все понятно? Большинство русского народа («населения») – крестьяне, «хозяйчики» (не хозяева на своей земле), они жадны, тупы, а потому не понимают прелести коммунистического труда. Да и русский пролетариат, он хоть и героический, царя сверг и прогнал буржуев, но вот незадача… «есть много отсталых». А все потому, что тоже недавно вышли из темной русской деревни. Воистину не повезло авторам «Азбуки» с географией революции.
Есть в этой связи любопытный рассказ английского разведчика Р. Локкарта. Летом 1918 года он беседовал с Радеком, одним из самых мерзких во всех отношениях тогдашних деятелей; член ЦК, всю жизнь был приятелем Бухарина. Отличался редкостным цинизмом и даже не считал нужным скрывать этого. В своих воспоминаниях о революционной Москве Локкарт передал слова Радека. Тот жаловался, что судьба, дескать, забросила их в Россию (сам он был австрийским евреем), в эту отсталую страну; ну, ничего, утешал себя Радек, скоро будет революция в Германии, и мы все туда уедем.
Не повезло Радеку со «страной проживания». Как и авторам «Азбуки».
Особенно не устраивали революционную «старую гвардию» русские женщины той поры. Тут уж черной краски не жалели нисколько! Вот: «Женщина осталась бесправным существом и домашним животным, а также постельной принадлежностью для мужчины». Продолжать эти смачные оценки не станем, но характерны меры, которые тут же предлагались, дабы вызволить русскую женщину из этого животного состояния. Тут все было предусмотрено просто и четко: питаться на фабриках-кухнях, младенцев отдавать в приюты общественные, а деток передавать на воспитание в разного рода учреждения, где их станут обучать перво-наперво «Азбуке коммунизма». Об «отмирании семьи» прямо не говорилось, чтобы не сеять смуту и недовольство среди не очень сознательных пролетариев, но таковое, безусловно, предполагалось.
Конечно, фабрики-кухни – дело будущего, их еще надо было создать. А вот законы коммунистического царства о семье были созданы сразу, уже в пору написания бухаринского учебника. Прежде всего, отрицались церковный обряд венчания, законным считался лишь брак, записанный в соответствующем районном учреждении. Зато с немыслимой широтой облегчалась процедура расторжения брачных уз. Развод теперь осуществлялся предельно просто и быстро – всего лишь по заявлению одного из супругов. Это кажется невероятным, но так было: достаточно мужу или жене зайти в соответствующий отдел исполкома и заявить о расторжении брака по его желанию, как этот брак сразу же и окончательно расторгался. Да, так было и продлилось довольно долго.
Конечно, семейные устои и традиции в православной Руси были крепки, поэтому дикими новшествами пользовались немногие, но среди части молодежи, в особенности комсомольцев, это процветало. В двадцатых годах возникло немыслимое ранее дело об изнасиловании. Один молодой человек поспорил с приятелями, что добьется близости девушки, она отвергла ухаживания, пока он не предложил ей вступить в брак. Она согласилась, а на другой день по заключении брака и, так сказать, брачной ночи молодой человек пришел в загс и брак этот расторг. Но оказалось много свидетелей, дело получило огласку. Возник общественный интерес к дикому случаю, дело перешло в суд, и негодяя признали виновным, определив преступление как форму изнасилования. Судебный казус такой был, разумеется, исключительным, но сколько судеб людских было искалечено при сходных обстоятельствах, не сосчитано никем, но ясно, что было их немало.