Вот уж так, не зря предупреждали зловещие авторы «Азбуки» о полной несовместимости Православия с коммунизмом. Отметим, именно Православия, ибо многие нынешние протестантские толки благословляют Святым крестом «браки» между гомосеками и прочей нечистью. В этой связи надо напомнить, что в погромные 20-е годы именно Православие и его служителей мучили комиссары и чекисты. А вот баптисты в те же времена процветали, прочие секты тоже. Не трогали до поры мечети и тем паче синагоги. Позже-то взялись и за них, и крепко, но это уже особая история.
Коммунистический план построения общества, причем обязательно во вселенском масштабе, есть в чистом виде утопия. Так тянулось от Томаса Мора до сочинений Фурье. Эти планы были не только неосуществимы на практике, но и пронизаны злобным, человеконенавистническим духом их составителей. «Не хочешь вставляться в нами изобретенный рай? Так мы тебя заставим, сволочь этакая!» – так вот и слышатся эти непроизнесенные слова всех утопистов от Кампанеллы до нашего Бухарина.
Вот пример, один из бесчисленных», подкрепим его цитатой: «Приближение города к деревне, соединение промышленности с земледелием, привлечение к сельскому хозяйству фабричных рабочих– вот ближайшие цели коммунистического строительства. Начало положено здесь припиской нескольких десятин советских земель к различным заводам, учреждениям и предприятиям, намечающимся планомерным и организованным привлечением городских рабочих в советские хозяйства, созданием огородных хозяйств отдельными заводами и фабриками, коммунистическими субботниками городских рабочих в пригородных деревнях, мобилизацией советских служащих на уборку городских огородов и т. д.» (С. 269).
Без малого сотня лет прошла с тех пор, как была обнародована эта очередная утопия, и что же? Где, в какой части земного шара осуществились подобные планы в подлинной, а не в придуманной жизни? Бессмысленно даже спрашивать. И объяснять тут ничего не надо.
Или вот в «Азбуке» имеется целый раздел, озаглавленный: «Слияние производства с наукой». Тут мы можем привлечь, так сказать, художественную литературу. Талантливый русский поэт Маяковский стал – к великому горю для самого себя – горячим и искренним певцом коммунистической утопии, воспевал, кстати, и средства насильственного ее внедрения. Он мечтал в стихах о ближайшем будущем крестьянина: «Землю попашет, попишет стихи». Вот истинное слияние производства, в данном случае сельскохозяйственного, с искусством, а искусство в глазах поэта Маяковского было даже важнее и выше науки…
«Азбука коммунизма» провозглашает как высшую степень общественной справедливости «равную плату» для всех видов трудовой деятельности. Мол, «академик и герой, и мореплаватель, и плотник» должны оплачиваться одинаково. Ясно, что такое утопическое суждение противоречит простому здравому смыслу. Да, сегодня в нашей расхристанной стране эстрадные проститутки и гомосеки, футболисты и теннисисты получают многажды больше любого академика или плотника, но это явное уродство все же не может оправдать уравниловку.
Сочинение это, с нашей точки зрения, следовало бы назвать «Азбукой сатанизма», столько тут бесовской злобы, но это уж на чей вкус.
«Азбука коммунизма» не потеряла своего значения и по сей день. Вот почему ее содержание стоит вспоминать в современных, совершенно новых исторических условиях. Не надо повторять ошибок прошлого.
Сталинская контрреволюция, внутренняя и внешняя, и арбатские дети
Бывает, нередко бывает в литературе, что произведение, вызвавшее невероятный шум и читательский успех при своем появлении, вскоре напрочь уходит от всякого общественного внимания, оставив после себя только самый факт того громкого и краткого успеха. Именно такую судьбу получил роман А. Рыбакова (Аронова) «Дети Арбата», изданный впервые в 1987 году и продолженный романом «Тридцать пятый и другие годы» в 1988-м.
Книги сразу сделались (как, впрочем, и многое тогда!) пресловутым «дефицитом», многолюден был хор восторженных критиков (весьма, впрочем, однообразных по составу). Почему же?
Скажем сразу, и вполне недвусмысленно – случайностей в общественных явлениях такого рода не бывает. Значит, автор сумел заинтересовать общество, высказал вслух нечто такое, о чем до него не знали или не говорили. Рыбаков-Аронов был еврейским патриотом, именно с этой точки зрения он описал то, что мы теперь называем сталинской контрреволюцией, как в середине тридцатых годов Сталин кровавыми усилиями заменил всевластие Коминтерна на советско-патриотическую державность. Рыбаков описал это с сугубо отрицательным знаком, эту точку зрения разделяют и поныне многие его единомышленники у нас и за рубежом. Тогда же это было ново.
Но не только. Рыбаков взрослым человеком пережил ту эпоху, многое знал и видел, а главное – в переломное время конца восьмидесятых годов впервые рассказал обществу о многих делах и людях, о которых большинству его читателей было известно очень немного. Вот почему тогдашними согражданами Рыбакова его беллетристика воспринималась как некое историко-политическое откровение.
Скороспелое то впечатление современников всячески подогревалось неумеренными восторгами либерально-еврейской критики. Простенькая проза Рыбакова выдавалась ими не только как правдивейшее истолкование отечественной недавней истории, но и как художественный шедевр. Теперь-то, когда газетная пыль времен давно осела, авторы тех восторгов стараются их не вспоминать и тем паче не переиздавать (например, самый заметный из той среды – Лев Аннинский). Но тогда, на исходе суматошных восьмидесятых, только один критик кратко выразил суть рыбаковской, так сказать, эстетики – это покойный ныне Вадим Кожинов. Он ядовито заметил, что тайные разговоры Сталина с Ягодой напоминают, как Дюма-отец описывал заговорщические беседы кардинала Ришелье с коварной Миледи… Верно, хотя Дюма все же талантливее Рыбакова.
Теперь, когда шум забыт, можно говорить о том спокойно. В те поры мы назвали книгу «Дети Арбата» не иначе как «Дети Арбатова», в честь видного героя «перестройки» Георгия Арбатова, бессменного советника Брежнева-Андропова-Горбачева. Нельзя теперь не признать, очень точная была поправка заглавия! И рыбаковские обитатели Арбата, и современные роману Арбатовы в равной мере не любили Сталина и являлись либеральными коммунистами с четкой прозападной направленностью.
А. Рыбаков попытался создать эпос той эпохи. На первом плане, конечно, высшие деятели партийного руководства и Лубянки, но не забыты и рядовые советские интеллигенты, и даже приангарские колхозники. Замах широк, поэтому интересно, какие же общественные вопросы той поры заняли главное внимание автора?
Прежде всего – «необоснованные репрессии» партийных вождей, верхушки советской интеллигенции, разного рода оппозиционных групп, даже участников сионистского движения. Не забыто и «завинчивание гаек» в столичном искусстве, например, про ругань в газетах Камерного театра. Это, как и многое иное, было новым, неизвестным или забытым. Еще больший интерес привлекли описываемые Рыбаковым интриги в сталинском окружении – никогда, скажем, ничего не писалось о «Кремлевском заговоре» 1935 года, а Рыбаков рассказал. По своей версии, конечно, оценив «заговор» грубой инсценировкой Сталина; считавшегося главой «заговора», тогдашнего секретаря ВЦИКА. Енукидзе назвал «человеком кристальной честности и порядочности». Впервые в советской литературе предстали Н. Ежов, Г. Ягода и даже их никогда доселе не поминаемые подчиненные с огромными полномочиями – Паукер, Слуцкий, Миронов и иные (подлинная фамилия Льва Миронова была Каган, но о том не сказано, хотя осведомленный Рыбаков этого не мог не знать).
Словом, новаций для той поры набралось немало. На их фоне высвечивалась жизнь советского народа в «тридцать пятый и другие годы». Получалось, что все, кроме, конечно, коварного Сталина, страдали и мучились: тонкие большевики-ленинцы от грубых большевиков-сталинцев, модерновые театралы от кондовых реалистов, арбатские интеллигенты от арбатских же русских хамов, а приангарские колхозники… ну, те от собственной дикости и невежества. Более того, никакого просвета в жизни не намечалось, все клонилось к худшему.
В ту пору размашистые рыбаковские описания нельзя было соотнести с подлинными историческими документами, они уже полвека были наглухо заперты в архивохранилищах. Теперь в этой области положение круто изменилось. Опубликовано, причем полно и добросовестно, с точными пояснениями и примечаниями великое множество подлинных исторических документов. Из тех самых ранее запертых архивов. И «новации» Рыбакова сразу оказались… выдумками.
Для начала – мелочь, но очень типичная для данного сюжета. В романе подробно описана сцена, как Сталин принимает Маленкова в своем кремлевском кабинете и дает ему важное секретное поручение. Точно названа дата – 9 июля 1935 года. Но вот опубликован полный и точный список всех посетителей Сталина в Кремле с конца двадцатых годов и до кончины, и что же? Впервые Г.М. Маленков, тогда сотрудник аппарата ЦК ВКП(б), не более, попал в кремлевский кабинет Генсека лишь 3 февраля 1937 года. Пояснять тут нечего…
Теперь в свете многих научных публикаций можно ясно представить себе подлинную картину того, как и чем жил советский народ, все его общественные слои в те самые тридцать пятый и другие годы. Какие сдвиги происходили в ту пору во внутренней политике страны и в каком направлении? Сопоставление подлинной исторической реальности с описаниями Рыбакова безусловно показывает явную односторонность, более того – предвзятость автора. А кроме того – направленность его внимания на очень узкий общественный слой.
Назовем важнейшие публикации последних лет, много-много спустя после выхода «Детей Арбата». Это два солиднейших документальных сборника – «Сталинское политбюро 1930-х годов» и «Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг.», а также научные работы академического историка Юрия Жукова, в особенности последняя из них – «Иной Сталин. Политические реформы в СССР в 1933–1937 гг.». Все изданы в столице на высоком научном уровне, последняя в 2003 году.