Вклад П. Н. Ткачёва в разработку теори научного коммунизма
Часть 1. Формирование общественно-политических взглядов Ткачёва
Пётр Никитович Ткачёв (1844-1886) свою революционную деятельность начал, будучи студентом юридического факультета Петербургского университета, с участия в студенческих волнениях 1861-1862 г.г.
Свою теоретическую деятельность Ткачёв начал после исключения в 1862 году из университета, поступив на работу в журнал "Время". В 1865-1873 г.г. он - сотрудник возглавляемого Писаревым журнала "Русское слово" и журнала "Дело".
За свою революционную деятельность в России в период 1861-1873 г.г. неоднократно подвергался арестам и провёл в тюрьмах в общей сложности около 6 лет.
В 1873 г., спасаясь от полицейских преследований, Такчёв эмигрирует в Швейцарию, где до 1875 г. сотрудничает в журнале "Вперёд", издаваемом известным народником Лавровым.
В 1875-1881 г.г. Ткачёв издавал в Женеве журнал и газету "Набат", в которых излагал свою теорию и программу социалистической революции, резко противопоставляя её взглядам Лаврова и Бакунина.
Формирование философских и политических взглядов Ткачёва проходило в органическом синтезе творчества Белинского и Чернышевского с некоторыми достижениями марксизма.
Ткачёв одним из первых в России познакомился в середине 60-х г.г. XIX в. с основными произведениями марксизма.
В 1869 г. Ткачёв первым в России перевёл и издал "Устав I Интернационала".
Ткачёв неоднократно подчёркивал, что полностью разделяет принципы материалистического понимания истории, которые были изложены Марксом в его книге "К критике политической экономии".
В 1869 г. Ткачёв в своей статье "По поводу книги Дауля "Женский труд"" писал следующее: "Я полагаю, что все явления политического, нравственного и интеллектуального мира в последнем анализе сводятся к явлениям экономического мира и "экономической структуре общества", как выражается Маркс. Развитие и направление экономических начал обусловливает собой развитие и направление политических и социальных отношений вообще, кладёт свою печать на сам интеллектуальный процесс общества, на его мораль, его политические и общественные воззрения. Отсюда, оставаясь верным этой исходной точке, я, встречаясь с явлениями общественной жизни, с социальной теорией, нравственным правилом или воззрением, стараюсь прежде всего вывести его из данных экономических отношений. Отсюда для каждого должно быть понятно, почему с этой точки зрения мне должны казаться странными и недальновидными те историки, которые относят, например, французскую революцию к разрушительным началам вольнодумной философии XVIII века, тогда как с моей точки зрения сами эти разрушительные начала лишь продукт, результаты экономических отношений. Идеи всегда являются выражением какого-нибудь экономического интереса".1
Деятельность Ткачёва, как в области общей теории научного коммунизма, так и в предлагаемой им программе социалистической революции в России вызвала большой интерес В. И. Ленина. Он сам лично внимательно изучал работы Ткачёва и хотел собрать все его опубликованные произведения. Один из сотрудников библиотеки ЦК РСДРП(б), находившийся в Женеве, в связи с этим желанием Ленина специально просматривал различные журналы 70-х г.г. XIX в., отыскивая произведения Ткачёва.2
Говоря о программе русской революции, разработанной Ткачёвым, Ленин отмечал: "Подготовленная проповедью Ткачёва и осуществлённая "Народной волей" посредством "устрашающего" и действительно устрашавшего террора, попытка захватить власть - была величественна".3
Один из ближайших соратников Ленина В. Д. Бонч-Бруевич писал в своих воспоминаниях: "Влидимир Ильич придавал большое значение публицистическому творчеству Ткачёва, которого он рекомендовал внимательно читать и изучать, говорил, что нужно дать хорошее предисловие к его работам".4
Иначе складывалось отношение к Ткачёву у классиков марксизма и, прежде всего, у Энгельса, которому Ткачёв в 1875 г. написал "Открытое письмо к Энгельсу". В этом письме он писал од особых путях развития России и об особом характере будущей русской революции. К будущей русской революции, по его мнению, нельзя механически применять все принципы марксизма.5
Ответом Энгельса были несколько статей, направленных лично против Ткачёва, в которых было больше эмоций и русофобии, чем рациональных доводов. Полемику Энгельса с Ткачёвым продолжил Г. В. Плеханов в своей книге "Наши разногласия". Об этом Н. А, Бердяев писал следующее: "Полемика Плеханова с Ткачёвам представляет большой интерес, потому что она звучит совсем так, как будто Плеханов полемизирует с Лениным и большевиками в то время, когда их ещё не существовало. Плеханов восстаёт, главным образом, против идеи захвата власти революционной социалистической партией. Плеханов считал такой захват власти величайшим несчастьем, чреватым грядущей реакцией. Плеханов - западник, рационалист, просветитель, эволюционист. Ему чужды русские мотивы. Плеханов, как потом все марксисты-меньшевики, не хочет признавать особенных путей России и возможность оригинальной революции в России. И в этом он, конечно, ошибся. Ткачёв был более прав. Ткачёв, подобно Ленину, строил теорию социалистической революции для России. Русская революция принуждена следовать не по западным образцам. Ткачёв был прав в критике Энгельса. И правота его не была правотой народничества против марксизма, а исторической правотой большевиков против меньшевиков, Ленина против Плеханова. В России не коммунистическая революция оказалась утопией, а либеральная буржуазная революция оказалась утопией".6
Часть 2. Исторический материализм Ткачёва
Свою деятельность в области исторического материализма Ткачёв начал с перевода в 1865 г. на русский язык "Предисловия к "Критике политической экономии"" К. Маркса. В этой работе Маркс сформулировал основные законы исторического материализма и наметил пути перехода от капитализма к социализму.
В том же 1855 г. Ткачёв в своей книге "Экономический метод в науке уголовного права" даёт своё понимание основ исторического материализма: "Вся общественная жизнь во всех своих проявлениях есть ничто иное, как продукт известных экономических принципов, лежащих в основе социальных явлений. Данные экономические принципы, последовательно развиваясь, определяют человеческие отношения, порождают промышленность, торговлю, науку, философию, политические формы, юридический быт, одним словом всю нашу цивилизацию, делают весь наш прогресс".7
Эту мысль Ткачёв продолжил в 1866 г. в своей рецензии на книги Ю. Жуковского "Политические и общественные теории XVIII века" и "Прудон и Луи Блан", отмечая: "То, что мы называем началами политическими, есть начала экономические. Взгляд этот не нов. Ещё в 1859 году известный Карл Маркс формулировал это самым точным и определённым образом в "Критике политической экономии". Теперь этот взгляд сделался общественным достоянием всех мыслящих и порядочных людей".8
Исходя из принципов исторического материализма, Ткачёв так определял основные силы общественного развития: "Если в природе основная движущая сила - это борьба за существование, то в обществе борьба за существование является фактором вторичным. Что такое капитал, почему и как люди начинают за него бороться? - вот вопрос, в котором исчерпывается вся суть социальной науки".9
Говоря о необходимости для члена революционной партии знания материалистической философии и особенно исторического материализма, Ткачёв писал: "Пока этот взгляд не войдёт в сознание большинства, пока он не сделается достоянием людей, преданных общественному делу, как бы ни были прекрасны их идеалы, эти идеалы навсегда останутся превосходными, но всё же совершенно бесплодными утопиями. До тех пор, пока представители народных интересов не проникнутися мыслью, что право и справедливость на той стороне, где есть совокупность всех средств умственных, нравственных и материальных для осуществления этого права, до тех пор все их благородные стремления не принесут никакой пользы".10
В своих историко-материалистических воззрениях Ткачёв исходил из основополагающего принципа о базисе и надстройке, где базис - это экономическая основа общества, а надстройка - комплекс политических, юридических, умственных, морально-нравственных отношений: "По естественному порядку, в политической сфере всегда господствуют те классы, которые господствуют в сфере экономической. Фактическое пользование политическими правами возможно только при экономической самостоятельности".11
В другой своей работе "Очерки по истории рационализма" Ткачёв писал: "Как бы вы трогательно ни убеждали рабовладельца в несправедливости и бесчеловечности рабства, он не освободит своих рабов, пока не убедится, что рабский труд невыгоден". Чуть дальше в этой же работе Ткачёв продолжает развивать этот же взгляд: "Чуть только требования фанатизма встали в противоречие с требованиями личного расчёта, экономического интереса, сейчас же фанатизм испарился, человек начал действовать и говорить по-человечески. Движущие стимулы - не любовь, не гуманное стремление, а простой арифметический расчёт и ничего более".12
Говоря о господствующих в том или ином обществе юридических отношениях, Ткачёв в статье "Идеализм и реализм в области права" отмечал, что право есть "юридически оформленные результаты насилия победителя над побеждйнным". По его мнению: "Право - реальная возможность человека удовлетворить свои потребности, и человек - правовое существо настолько, насколько он имеет такцую возможность".13
По мнению Ткачёва, господствующей моралью общества является мораль господствующих классов. В статье "Утилитарный принцип нравственной философии" он писал: "Человеческий ум всегда и неизбежно ассоциирует представление о своём благополучии с представлениями о благополучии тех людей, от которых зависит его собственное благополучие. Раз вы поставили индивида в такие общественные условия, при которых его личное благополучие стало в зависимость от более-менее незначительной кучки людей и совершенно освободилось от зависимости по отношению ко всем остпльным членам данного общества, ассоциация представлений между его счастьем и счастьем всех станет ослабевать, тогда как ассоциация межджу его счастьем и счастьем некоторых - крепнуть и возрастать. И мало-помалу понятие обо всех сузится и совпадёт с понятием о некоторых. Ведь воспитание, общественное мнение и внешние санкции в обществе, распавшемся на изолированные группы, всегда составляли и составляют специальную привилению не всех этих групп, взятых в совокупности, а лишь для одной или нескольких групп, господствующих над остальными в силу своего материального положения. Для этой одной или нескольких групп, заправляющих воспитанием, руководящих общественным мнением и держащих в своих руках систему внешних санкций, нет и не может быть ни малейшей надобности поддерживать и укреплять в умах связь между понятиями об индивидуальном счастье и счастье всех. Для них гораздо выгоднее заменить её связью представлений о их счастье и счастье каждого".14
Часть 3. Критика Ткачёвым буржуазной философии
В период 60-х - первой половины 70-х г.г. XIX в. Ткачёв играл большую роль в философской жизни России. Особенно она возросла в период 1868 - 1873 г., после смерти Писарева в 1868 году и эмиграции в 1873 г. самого Ткачёва из России. В этот период Ткачёв выступал крайне резко против увлечения значительной частью русской революционной молодёжи философией позитивизма, подвергая критике позитивистскую философию Конта и Спенсера, а также ихъ русских последователей П. Юркевича и В. Соловьёва.
Научной критике философии позитивизма Ткачёв посвятил свои работы "О пользе философии" и "Кладезь мудрости россий ских философов".
С позиций исторического материализма Ткачёв критиковал и другие буржуазные философские концепции: неокантианство, социал-дарвинизм, эмпириокритицизм, субъективизм Лаврова, исторический фатализм и провиденциализм. Этому были посвящены такие его работы, как "Что такое партия прогресса" и "Роль мысли в истории"15.
Фундаментальной работой, посвящённой критике буржуазной философии вообще, была работа Ткачёва "Утопическое государство буржуазии" (1869). В ней он о данной проблеме писал следующее: "Философия права буржуазии резюмируется в следующей формуле: "Право есть сила, сила есть богатство или. выражаясь более точно, капитал". Таким образом, капитал - это право, и не может быть другого права, кроме права капитала. Принцип движимого капитала есть движение беспрерывное, безостановочное, не знающее преград и границ, не подчитяющееся никакому внешнему закону, никакому внешнему авторитету, само себя определяющее и регулирующее, то есть безусловное, абсолютное, свободное. Таким образом, безграничная свобода есть основной принцип капитала, а следовательно, он должен сделаться и основным принципом, которым и определяется организация общества. Такова логическая последовательность буржуазной философии. Буржуазная философия является простым эхом жизни. Но буржуазная философия, преклоняясь с рабской угодливостью перед эмпиризмом практики, забывает, что жизнь плохой философ, что она творит бессознательно, не заботясь о последовательности, о целесообразности, о логичности. "Логика вещей", которую она сделала своей логикой, не имеет ничего общего с логикой мысли, логикой разума. Поэтому философ-эмпирик неизбежно осуждает себя на безысходные противоречия и никогда не может быть твёрдо уверен ни в своих принципах, ни в своей логике. Его неумолимый тиран - "логика вещей" - может перевернуть вверх дном всеп его построения, обмануть все его ожидания и застваить его отказатьсяы от собственных посылок. Они отрекаются и снова присягают, и опять отрекаются. Они противоречат себе на каждой минуте. То же самое можно сказать о всей буржуазной философии. В какой бы области человеческого знания она бы ни оперировала - она везде верна своей природе. Она нигде ничего не изобретает, ничего не исследует, хотя повторяет вместе с Данте: "Ищу истину". Нет, она не ищет истины и не находит её. Она берёт только серый эмпирический материал и наполняет им свои системы. Поэтому её системы не могут открыть и объяснить тех непреложных законов, без знания которых философия вечно будет путаться в противоречиях, преклоняться перед практикой, вместо того чтобы её анализировать и над ней господствовать. Она гордится тем, что строго держится фактов, она называет это трезвым реализмом. Но её реализм никогда не возвышался до научного факта, научного правила, научного закона. Мы хотим показать всё роковое бессилие буржуазной философии, не смеющей и боящейся анализировать жизнь и, в то же время, безрассудно мечтающей, что она понимает её и может внести гармоническое единство в хаос её дисгармонических отношений".16
Особое значение в критике буржуазной философии Ткачёв уделял философии позитивизма. Знакомство Ткачёва с позитивизмом относится к его 19-летнему возрасту, когда он в 1863 г. перевёл книгу Милля "Утилитаризм" для журнала "Библиотека для чтения". В дальнейшем он публикует рецензию на книгу Бокля "Опыты".
Когда к концу 6-х г.г. XIX в. пропаганда позитивизма в России резко возрасла, Ткачёв выступил с критикой основных идеологов позитивизма: Конта, Милля, Спенсера, Бокля, Льюиса.
Свою критику позитивизма Ткачёв начал с критики основателя позитивизма Огюста Конта. В рецензии на книгу "Огюст Конт и положительная философия" Ткачёв писал: "Господствующим элементом Конт берёт человеческое мышление. "Развитие человечества соответствует развитию мысли", "наука есть путеводный светоч и регулятор социального прогресса" - вот основная точка зрения Конта. Если бы действительно прогресс интеллектуальный сопровождался всегда прогрессом материальным, то в тех странах, где знания процветают, положение масс было бы наиболее обеспечено, между тем на самом деле этого нет. Страны, в интеллектуальном отношении развитые, как, например, Франция и Англия, почти сплошь населены невежественным и голодным пролетариатом. Группа обеспеченных людей едва достигает одной десятой общего населения. Общая масса материальных богатств в этих странах несравненно больше, чем она была несколько столетий тому назад, но что из этого? Разве сознание национального богатства может утешить пролетария среди окружающей его бедности?"17
Говоря о чисто философских пороках концепции Конта, Ткачёв в этой же работе писал: "Ум человеческий никогл не идёт в своём развитии по тому пути, который указан ему Контом. Он никогда не начинает с абстрактного, а почти всегда - с конкретного. От изучения явления он восходит к изучению законов, а не наоборот. Разумеется, без знания законов невозможно знание явления. Но, с другой стороны, без точного знания явления невозможно открытие законов. Абстрактные и конкретные науки развиваются параллельно, дополняя и совершенствуя друг друга".18
В другой своей работе "Кладези мудрости российских философов" Ткачёв, давая общую оценку философии Конта, писал: "Конт полагал, что задача философии должна ограничиваться простым суммированием, сопоставлением высших обобщений отдельных наук".19
В работе "О пользе философии" Ткачёв, критикуя общественное воплощение позитивизма Конта, отмечал следующее: "Нужно ли, как советует Конт, заняться попытками объединяющей философии или же, напротив, оставив философию в покое, направить усилия на борьбу с причинами, порождающими те "нравственно-социальные различия и разобщающий людей индивидуальный субъективизм", о котором говорит Конт. Конт полагает, что как истины точных наук имеют всеобщую объективную очевидность, точно так и общественные и нравственные истины должны быть доведены до всеобщей обязательности и объективной очевидности".
Отвечая на эти требования Конта к философии, Ткачёв отмечал: "Философии совершенно не под силу решить нравственно-общественные задачи, она никогда не может без предварительного устранения нравственно-социальных индивидуальных различий внести объединение индивидуальных влечений и деятельности в одну общую волю и деятельность целого общества".20
Рассматривая политические выводы из философских построений Конта, Ткачёв показал, что политический идеал Конта - это откровенная, ничем не прикрытая диктатура крупной буржуазии и, прежде всего, финансового капитала. В рецензии на книгу "Огюст Конт и положительная философия" он по этому поводу отмечал: "Банкиры и капиталисты поставлены не только во главе промышленной деятельности, но и во главе политического и административного управления. Вся власть в обществе сосредоточена в руках триумвирата из главных банкиров. Один банкир заведует иностранными делами, второй - внутренними делами, третий - финансами. Власть триумвиров имеет диктаторский характер. Они ни от кого не зависят и ни перед кем не ответственны. Власть их пожизненна, назначаются они своими предшественниками. Рядом с этой неограниченной светской властью капиталистов существует такая же неограниченная и ни перед кем не ответственная духовняая власть, сосредоточенная в руках первосвященника. Первосвященник - глава высшего мыслящего класса. В светских делах управления он имеет только совещательный голос; в делах, касающихся воспитания и нравственности - решающий и окончательный голос. Первосвященник - верховный цензор мыслей и нравов общества. Таким образом, народ отдаётся в вечное и нераздельное владение четырёх человек: трёх банкиров и философа. Единственной гарантией против их деспотизма Конт выставляет свободу слова и печати. Но может ли существовать свобода при безграничном самовластии банкиров и философов - об этом Конт ничего не говорит. Такова, по мнению позитивной философии, идеальная организация общества". Далее Ткачёв подчёркивает, что это мнение позитивной философии, а не одного Конта, и продолжает: "Видя те поразительные нелепости, до которых договорился Конт, следуя своему методу, они чувствуют себя в крайне неловком положении. Боясь открыто поддержать и повторять его мысли об общественной организации, они заявляют, что эти мысли не имеют ничего общего с позитивным методом, что эти мысли - слдествие его умственного недомогания". Затем Ткачёв показывает те основы позитивизма, которые приводят к взглядам на общество, подобным Конту: "Конт возводит в принцип, в идеал все явления окружающей его рутины. Всё историческое развитие подчиняется под гипотезу, имеющую свои основания не в фактах действительной жизни, а в умозрениях философа весьма сомнительного позитивного характера".21
Другим коренным пороком позитивизма в области общественных наук Ткачёв считал его стремление использовать методы естествознания в сфере общественных наук: "Мы знаем, что эта мысль об аналогии законов общества с законами естественной природы давно гнездилась в голове Конта". Однако, по мнению Ткачёва, "законы природы ничего более не могут требовать от живых существ, как только простого приспособления к от их воли не зависящим условиям жизни. Напротив, законы гражданского развития налагают на человека обязанности не только приспособляться, но и постепенно видоизменять и улучшать ети условия. Какая тут может быть аналогия?"22
Продолжая разговор на эту тему далее, Ткачёв отмечал: "Законы природы вечны и неизменны. Напротив, законы, которыми управляется общество, являются продуктами самого общества. Они возникают и уничтожаются".23
Развивая эту мысль, Ткачёв говорил: "Вам никогда на ум не приходило, что движение толпы можно серьёзно объяснить теми же законами, которые управляют движением волны, законы распространения идей отождествлять с законами движения твёрдых тел, законы общественной борьбы - с законами образования туч и молний, объяснять факты общественной жизни фактами из области физики, химии, механики, физиологии... Разве это не приёмы мышления первобытного дикаря? Разве бушмен не объясняет факты внешней природы, поразившей его, фактами своей домашней жизни?"24
Критикуя попытки использования позитивизм в области общественных наук, Ткачёв уделил особое внимание тогдашнему немецкому философу и политологу Ойгену Дюрингу, который, формально не объявляя себя сторонником позитивизма, фактически придерживался его методов в своих общественных исследованиях. Критике Дюринга Ткачёв посвятил такие свои работы, как "О пользе философии" (1877) и "Кладези мудрости российских философов" (1878). Известно, что в это же время Энгельс публикует свой "Анти-Дюринг".
В статье "О пользе философии" Ткачёв рассматривает Дюринга в одном ряду с такими философами-позитивистами, как Конт, Спенсер, Ланге, Льюис, Милль и их тогдашними российскими коллегами Михайловским, Лисевичем, Козловым.
Говоря о Дюринге, Ткачёв писал: "Какую бы философскую систему вы ни взяли - позитивистскую или метафизическую, систему Гартмана или Дюринга, картины мира были бы крайне односторонними и весьма мало бы соответствовали реальной действительности".25
В статье "Кладези мудрости российских философов" Ткачёв вновь обращается к творчеству Дюринга, давая ему более резкую оценку: "Вообще у Дюринга на ведро дёгтя приходится не более ложки мёда, в особенности это касается его политико-экономических трактатов, представляющих какой-то нелепый винегрет из всевозможных и часто друг другу противоречащих направлений". По мнению Ткачёва, Дюринг - не серьёзный учёный и глубокий мыслитель, а "развязный и самоуверенный дилетант".26
Эта характеристика Ткачёва перекликается с характеристикой Дюринга, данной Энгельсом, писавшим в "Анти-Дюринге", что Дюринг "представляет собой один из типов развязной псевдонауки".27
Помимо позитивизма, Ткачёв в своей работе "Французское общество в конце XVIII века" (1876) подверг критике другую буржуазную философскую систему - эклкектизм. По поводу эклектизма он говорил так: "Эклектический ум не может примириться ни с каким символом веры, он везде видит две стороны; эклектику кажется, что всё имеет лишь относительное значение, что всё должно вырабатываться мало-помалу, путём исторического прогресса, и всё, что этот прогресс выработает, то и хорошо, с тем надо и сообразовывваться при решении вопросов как современной жизни, так и вопросов будущего".28
Продолжая разговор об эклектизме, Ткачёв отмечал: "Его философия представляет калейдоскоп самых разнообразных и нередко совершенно противоречивых понятий. Его философские обобщения из рук вон плохи. Вообще, он постоянно хлопочет о примирении и объединении непримиримых и совершенно противоположных вещей. Что касается его исторических воззрений, то они совершенно логически вытекают из его общего миросозерцания. Разъясняя логическую последовательность событий, он доходит до исторического фатализма. Эта фаталистическая точка зрения обусловливается абстрактным отношением к историческому процессу. Процес этот рассматривается как что-то замкнутое, совершенно отрезанное от влияния посторонни причин. Подобная абстракция необходимо должна привести к коленопреклонению передвсяким свершившимся фактом, к историческому фатализму, а следовательно - и к полнейшему общественному и политическому индифферентизму".29
Большое внимание Ткачёв уделял научной критике второй по значению после позитивизма буржуазной философии - прагматизму. Этому вопросу он посвятил отдельную статью "Рецензия на избранные сочинения Джереми Бентама". В ней он, рассматривая сущность прагматизма, отмечал: "Таким образом, теория эта начала с того, что провозгласила, будто единственнгая цель законодателя должна заключаться в доставлении счастья возможно большему числу лиц, а окончила тем, что объявила, будто его единственная задача состоит в сохранении раз и навсегда установившихся отношений, хотя бы при этих отношениях и недостижимо было счастье большинства. Чтобы связать начало с концом - эта теория подменила понятие "счастье" понятием "безопасность", понимая под этим неподвижный консерватизм. Таким образом, теория "общественной пользы" Бентама признаёт полезным всё существующее, начиная от варварских наказаний и до варварских монополий и привилегий".30
Рассматривая различные буржуазные философские учения, Ткачёв не мог пройти мимо такой откровенно реакционной и выражающей подлинную суть буржуазных отношений теории социал-дарвинизма и такой его разновидности, как мальтузианство. В своей работе "Рецензия на книгу Мальтуса "Опыт о законе народонаселения"" Ткачёв подчеркнул: "Никто ещё до Мальтуса не воплощал эгоистического интереса торжествующего меньшинства с таким грубым цинизмом, с таким мнимо учёным видом. Он считает бедность роковой неизбежностью и провозглашал, что она мало или вовсе не зависит от образа правления или от неравномерности распределения имуществ. С точки зрения неприкоснованности современного промышленного порядка, Мальтус и его последователи имели полное право настаивать на необходимости и неизбежности бедности. Только эта бедность, только постоянное несоответствие средств к существованию с потребностями рабочего населения могут обеспечить при господстве буржуазии экономический прогресс. Теория Мальтуса - самое полное и последовательное выражение истинных интересов, потребностей и желаний всех сторонников буржуазного эгоизма. Мальтус хорошо понял эти интересы. Он также понял, что для придания им необходимого веса и значения их нужно так изложить и так сформулировать, чтобы они казались не эгоистическими и своекорыстными интересами одного класса, а вечными и непреложными законами природы".31
Часть 4. Критика Ткачёвым буржуазных общественных теорий
Анализируя сущность буржуазной идеологии, Ткачёв, прежде всего, обратил внимание на основного её создателя и носителя - буржуазную интеллигенцию. По поводу роли буржуазной интеллигенции в буржуазном обществе и создания различных видов буржуазных идеологий Ткачёв писал следующее: "Люди интеллигентного меньшинства, извращающие в угоду господствующему экономическому интересу человеческую логику и проповедующие нелепые и абсурдные выводы - искренни и, если хотите, честны (есть, конечно, исключения, и их немало) потому, что они не делают сознательной подлости, их ошибки будут повторяться до тех пор, покуда не утратит своего господства тот экономический интерес, который заставляет их заблуждаться. Исторические примеры показывают, что теории и принципы, господствующие в науке и нравственности, всегда совпадают с личными эгоистическими интересами тех классов, из среды которых по преимуществу выходит интеллигенция, создающая эти теории и принципы. При производстве умственных продуктов, как и при производстве вещественных ценностей, человек сознательно или бессознательно старается приспособиться к рыночному спросу. На рынке умственного труда спрос предъявляется теми классами общества, которые господствуют в экономической жизни общества. Отсюда понятно, что умственные работники стараются сообразовать свои продукты со вкусом рыночной публики. Законы логики в этом случае так же мало их стесняют, как мало стесняют законы эстетики художника, пишущего картины на заказ и обязанного иметь постоянно в виду вкус и желания заказчика".32
Критикуя различные буржуазные идеологии, Ткачёв большое внимание уделял критике различных буржуазно-технократических утопий. В своей статье "Нечто о прогрессе и "высоком искусстве"" он писал об этом следующее: "Отрицать технический прогресс - разве это не значит подкапываться под основы прогреса вообще, под основы цивилизации? Раскройте любую политико-экономическую книгу и посмотрите, в чём все барды прогреса видят главную силу и наибольшее несомненное проявление своего божества? Они видят их в увеличении национального богатства, преуспевании торговли и промышленности, приспособлении сил природы к индустриальным потребностям человека, одним словом в промышленно-технических открытиях и усовершенствованиях. Чем гордится современная цивилизация? Она гордится техническим прогрессом. В нём, по уверению её защитников, лежит верный залог правильного общественного развития и преуспевания, ему мы обязаны нашим историческим прогрессом. Да здравствует технический прогресс! Сомневаться в благодеяниях технического прогресса - значит сомневаться в европейской промышленной цивилизации. Технический прогресс истощает и расхищает богатства природы и, разнообразя и украшая внешнюю форму предмета, ухудшает и подменяет сущность предмета. В чём причина этого явления? Технический прогресс есть продукт капиталистического способа производства. Его цели, его стремления, его потребности всецело обусловливаются целями, стремлениями и потребностями капитала. Самая существенная цель и потребность капитала состоит в быстроте обращения. Быстротою обращения определяется его рост, его жизнь. Скорость обращения капитала определяет скорость промышленного производства. Скорость производства привела к чрезмерному увеличению количества продуктов производства, но она не может увеличить в такой же степени количество природного сырья".33
Далее Ткачёв показывал прямую связь между капиталистическим прогрессом и буржуазной массовой культурой: "Если промышленность оголяет массы, фальсифицирует их питьё и пищу, то искусство стремится принизить их идеалы, опошлить их вкусы, фальсифицировать духовную пищу. Жалобы со всех сторон на падение "высокого искусства" настолько же основательны, как жалобы на чрезмерное истребление лесов. Очевидно, что причины этого лежат в характере и направлении технического прогресса. Производитель поставлен в необходимость всё своё внимание обращать на форму. Он заботится только о том, чтобы привести предмет в такой вид, чтобы он бросался в глаза, чтобы он поражал внешние органы чувств потребителя. При таких условиях искусство неизбежно должно выродиться в ремесло, в простую технику. Внешние эффекты выступают на первый план, а внутреннее содержание - на второй. Промышленный прогресс не только определяет направление искусства, он отнимает у искусства источник вдохновения. Сильные характеры, люди с железной волей - вот кем оно вдохновлялось, на ком пробовало свои силы. Но этого человека уже нет. Промышленно-технический прогресс под видом подчинения человеку природы отдал человека под власть машин. С природой человек ещё мог бороться. В этой борьбе закалялся его дух, крепла его воля, вырабатывалась его индивидуальность. Борьба с машиной невозможна. Она повсюду вносит подавляющее однообразие, уничтожает всякую оригинальность и самодеятельность, превращает его в такую же, как и она сама, машину. Одевая всех в одинаковую одежду, питая одинаковой пищей, прививая одинаковые вкусы и привычки, она обезличивает всё человечество поголовно. Человек-машина, человек без индивидуальности, без личной инициативы - что же это за сюжет для высокого искусства?"34
Обратил внимание Ткачёв и на только что появившуюся в его время очередную разновидность буржуазной идеологии - "феминизм". Разбору этой теории он посвятил свою статью "По поводу книги Дауля "Женский труд"", в которой он писал по этому поводу следующее: "Вопрос о справедливости женских притязаний, так же как и вопрос о женской правоспособности, в настоящую минуту нас нисколько не интересует, потому что, как бы ни были теоретически решаемы эти вопросы, их решения никогда не будут иметь слишком заметного влияния на судьбу женщины и никогда не изменят их положения, если в самой жизни есть причины, делающие эти изменения невозможными. Я хотел сказать этими словами, что не буду рассматривать женского вопроса ни с точки зрения отвлечённой справедливости, ни с точки зрения физиолога и психолога, так как не считаю в данном случае все эти точки зрения особенно надёжными, а буду рассматривать его с точки зрения экономической, то есть постараюсь определить, каким образом одно только развитие исторического прогресса привело современное общество к женскому вопросу". Продолжая, Ткачёв наглядно показывал, что социальные права женщин, так же как и мужчин, зависят от их экономических прав: "Общеизвестный факт, что в средние века при господстве феодальной системы женщины-феодалы пользовались почти такими же правами, как и феодалы-мужчины. Феодальная собственность облекала своего владельца, хотя бы это была и женщина, феодальными правами. Феодальная собственность была в то время источником политических и юридических прав, и обладание ею уравнивало в правовом отношении мужчину и женщину. Я говорю, что право трудиться и возможность трудиться находятся при господстве данных экономических начал в противоречии между собой, что это противоречие не случайно и неизбежно, и что только при его устранении может быть удовлетворительно решён и женский вопрос".35
В своём критическом разборе основных разновидностей буржуазных идеологий Такчёв одним из первых в мире причислил к буржуазным идеологиям также и анархизм, убедительно обосновав это причисление. По его мнени, анархизм, несмотря на свою мнимую ультрареволюционность, по сути так же буржуазен, как и, например, либерализм. Анархизм только прикрывает свою буржуазность революционными фразами. Обосновывая своё мнение, Ткачёв писал в своей статье "Набат" (1875): "В самом деле, что такое анархия? Это хищническая борьба человека с человеком, это хаос противоречивых интересов, это господство индивидуализма, царство алчного эгоизма - одним словом, это именно то, что составляет сущность буржуазного общества. Идеал анархии поэтому не выходит за пределы буржуазного мировоззрения, а значит - реакционен".36
Часть 5. Разработка Ткачёвым теории социалистической революции
Разрабатывая теорию социалистической революции, Ткачёв в работе "Революция и принцип национальности" дал общее определение любой социальной революции. По его мнению: "Социальной революцией называется радикальное изменение общественных отношений целого общества".37
Социальной революции, по мнению Ткачёва, предшествуют значительные изменения в экономическом базисе общества. В своей работе "Французское общество в конце XVIII века" он писал: "Юридическое упразднение феодальных привилегий было необходимым и неизбежным результатом экономических факторов, предшествовавших французской революции. Реформа политических учреждений Франции с логической необходимостью вытекала из тех политических и экономических условий, в которых находилось французское общество в лдореволюционный период".38
Говоря об объективных причинах социалистической революции, он указывал на положение рабочего класса в капиталистическом обществе. По его мнению, это положение таково, что никакого длительного и прочного примирения между рабочими и капиталистами не может быть, что коренное улучшение положения рабочего класса может быть достигнуто только путём лишения буржуазии сначала политической власти, а затем - принадлежащей ей собственности, то есть путём социалистической революции.39
Ткачёв считал совершенно беспочвенными надежды на возможность мирной социалистической революции. По его мнению, "говорить о естественном переходе старого порядка в новый нелепо, потому что их принципы диаметрально противоположны. Необходимо, чтобы все знали, что переход из одной области в другую требует некоторого скачка и готовились к этому скачку". По мнению Ткачёва, это связано с тем, что "ни одна из властей не начинала и не заканчивала своё господство миролюбивым образом. Для уничтожения власти феодалов понадобился терроризм королевской власти. Для падения монархий - терроризм буржуазии. Вообще, ни одна радикальная общественная реформа не обходилась без насилия. Поэтому совершенно неосновательно утверждать, будто насилие никогда ни к чему не приводит. Конечно, весьма грустно, что каждый шаг вперёд должен быть куплен ценой человеческой крови, что каждая разумная реформа должна пробиваться с оружием в руках. Поэтому мы думаем, что путь так называемых мирных реформ, мирного прогресса есть одна из неосуществимых утопий, которые когда-либо выдумывались человечеством для успокоения своей совести и усыпления своего ума".40
В связи с этим, Ткачёв решительно выступал против попыток подменить революционность просветительством под предлогом предварительной подготовки революции. По этому поводу он писал: "Социалист, революционер, оставляя в стороне отдельного индивидуума, стремится изменить условия, при которых живёт и развивается целое общество. Один действует на единицы, другой - на массы. Деятельность одного - педагогическая, деятельность другого - политическая. Один имеет свои объектом внутренний мир, другой - общественный мир окружающих его внешних условий. Подготавливать революцию - это совсем не дело революционера. Её подготавливают эксплуататоры. Революционер же должен только пользоваться и известным образом комбинировать готовые революционные элементы, которые выработала история, экономическая жизнь народа. Революционер не подготавливает, а делает революцию".41
Отсюда он делал следующий вывод: "Следовательно, хотя интересы революционной партии и не исключают теоретической научной борьбы, но они требуют, чтобы борьба практическая была выдвинута на первый план".42
Подводя итоги своим разработкам в области теории социалистической революции, Ткачёв в статье "Задачи революционной пропаганды" (1874) писал: "Что подразумевает ваш журнал под словом "революция"? Народное движение, направленное к уничтожению существующего порядка вещей, к устранению условий экономического быта, которые его давят и порабощают? Это слишком общее. Какое движение? Осмысленное, разумное, вызванное ясным сознанием принципиальных недостатков общественных условий, руководимое верным и отчётливым пониманием как его средств, так и конечных целей. Это сознание и понимание должны быть присущими всему народу или, по крайней мере, большинству его. Только тогда, по вашему мнению, совершится истинно народная революция. Следовательно, революцию вы понимаете в смысле осуществления в общественной жизни потребностей большинства, им самим осознанных и понятых. Но разве это будет революция в смысле насильственного переворота? Разве когда большинство осознает и поймёт как свои потребности, так и пути и средства, с помощью которых их можно удовлетворить, разве тогда ему нужно будет прибегать к насильственному перевороту? Значит, ваша революция есть ничто иное, как утопический путь мирного прогресса. Вы обманываете себя и читателя, заменяя слово "прогресс" словом "революция". Неужели вы не понимаете, что революцию делает меньшинство, а прогресс - большинство? Оттого революция проходит быстро, бурно, беспорядочно, носит характер урагана, стихийного движения, а прогресс совершается тихо, медленно, плавно".43
Далее Ткачёв, говоря о характере и об основных признаках революции, писал: "Этот взрыв происходит не в силу ясного понимания и сознания, а в силу накопившегося чувства недовольства, озлобления, невыносимого гнёта. Когда этот взрыв происходит, тогда меньшинство старается только придать ему осмысленный, разумный характер, направляет его к известным целям, облекает его грубую основу в идеальные принципы. Народ в настоящей революции - это бурная стихия, всё уничтожающая и разрушающая на своём пути, действующая безотчётно и бессознательно. Народ вашей революции - это цивилизованный человек, вполне уяснивший своё положение, действующий сознательно и целесообразно, отдающий отчёт в своих поступках, хорошо понимающий, чего он хочет, понимающий свои истинные потребности, свои права, человек принципов, человек идей. Но где же видано, чтобы цивилизованные люди делали революцию? Поэтому повторяю опять: когда "большинство народа" дойдёт до "ясного понимания и сознания" своих потребностей, тогда насильственный, кровавый переворот станет немыслимым, тогда наступит та эра "бескровных революций" в немецком вкусе, о которых мечтал Лассаль, идея которых лежит в основе современного западноевропейского рабочего движения, в основе программы Интернационала. Буржуа и философы, палачи и эксплуататоры без особого страха и трепета созерцают возможность наступления подобной эры. При словах "бескровная революция" их волосы не поднимаются дыбом, они только лукаво улыбаются и одобрительно кивают головами. Они знают, что эти "тихие ужасы" начнутся не при них, не при их детях, не при их внуках и даже не при их правнуках".44
Идеи мирного прогресса, по мнению Ткачёва, служат удобным прикрытием для различных форм оппортунизма в рабочем движении: "Широкое знамя прогресса весьма легко и удобно прикрывает всевозможные философско-филистёрские размышления всевозможных постепенцев. Под ним могут сойтись все, начиная от буржуа-либерала и до социалиста-революционера. Оно для нас не годится. Нам нужно знамя, которое бы с большой точностью, ясностью и определённостью выражало бы стремления и идеалы русской революционной партии".45
В связи с этим неприятием укоренившейся в западном рабочем движении склонности к мирному прогрессу, Ткачёв в 1875 году пишет открытое письмо Энгельсу, в котором отмечает: "Мы, будучи вполне солидарны с основными социалистическими принципами европейской рабочей партии, никогда солидарны не будем и быть не должны в вопросах, касающихся практического осуществления этих принципов и революционной борьбы за них".46
Реакцией Энгельса на это письмо была публикация им в том же 1875 году нескольких статей против Ткачёва, в которых эмоции преобладали над доказательствами.
Спустя 42 года после этого письма Ткачёва к Энгельсу события 1917 года в России подтвердили правоту Ткачёва.
Известный историк русского революционного движения Н. А. Бердяев писал об этом так: "Очень решительно и резко в 80-е г.г. XIX в. полемизировал с Ткачёвым Плеханов в своей книге "Наши разногласия". Плеханов восставал, главным образом, против идеи захвата власти революционной социалистической партией, считая это опасным и чреватым реакцией. Плеханов - западник, рационалист, просветитель, эволюционист. Плеханов. как потом все меньшевики-марксисты, не хочет признавать особенных путей России и возможность оригинальной революции в России. Русская революция была принуждена следовать не по западным образцам. Плеханов оказался не прав. Правы оказались Ткачёв и Ленин".47
Продолжая отстаивать свою точку зрения на то, что революцию должно производить организованное меньшинство населения, Ткачёв категорически отвергал попытки доказать, что будто революция, производимая меньшинством населения, не является народной революцией. По его мнению, характер революции определяется не числом её участников, а её целями: "Какое право имеете вы утверждать, будто революция, произведённая меньшинством, не будет революцией народной, что это будет верхушечная революция? Верхушечная революция - это значит изменить данный общественный строй во имя идеалов, выражающих интересы верхних, более-менее привилегированных слоёв общества, то есть во имя идеалов буржуазных, антинародных. Эти ижеалы могут в некоторых свои пунктах совпадать с идеалами чисто народными. Вот этими-то совпадениями и пользуются верхние слои общества. А народ, видя только те стороны, которые гармонируют с его интересами, не понимает истинного смысла буржуазного идеала и отдаёт в распоряжение эксплуататоров свои руки, свою кровь. Пользуясь его поддержкой, прячась за его спиной, буржуазные классы общества, совершая перевороты и овладев властью, проводят в жизнь свои идеалы и изменяют данный строй сообразно со своими интересами. А так как их интересы всегда находятся в непримиримом противоречии с интересами эксплуатируемого народа, то от их революции народ никогда ничего не выигрывает, а напротив - всегда что-нибудь, да проигрывает. Таким образом, антинародный характер верхушечной революции обусловливается не тем, что меньшинство захватывает власть в свои руки, а тем, каковы его идеалы и каковы его экономические интересы. Чего же вы боитесь? Какое право имеете думать, что меньшинство, по своему положению и по своим идеям преданное народу, захватив власть в свои руки, внезапно превратится в народного тирана? Вы говорите: власть портит человека. Но на чём вы основываете это странное умозаключение? На примерах истории? Откуда вы знаете, что люди до захвата власти были лучше, чем они стали после её захвата? Как жаль, что вы так плохо знаете историю. Зная её лучше, вы бы знали, что честных и хороших людей власть ещё никогда не портила. Но, к несчастью, она почти всегда находится в руках бесчестных эгоистов, развратных буржуа. Потому-то вам и кажется, будто она обладает таинственным свойством делать людей бесчестными и развратными эгоистами".48
Продолжая развивать эту тему, Ткачёв писал: "Нас уверяют, будто человек меньшинства не модет вполне понять и уяснить себе страдания большинства, потому что не испытал их на своей шкуре. Опять заключение, несообразное с логикой. Народность идеала определяется его содержанием. А содержание зависит от того материала, из которого он построен. Если человек меньшинства черпал этот материал из жизни буржуазного общества, из мира эксплуатации, лавки, биржи, его идеалы будут иметь характер антинародный, буржуазный. Если же он его черпает из народной жизни, из мира труда, из мира рабочего, то его идеалы по существу своему будут народными, антибуржуазными".49
Говоря о социалистической революции, Ткачёв подчёркивал невозможность её проведения без наличия революционной теории: "Пока революционер не уяснит себе хотя бы в самых общих чертах, как и чем следует заменить существующий ненормальный строй общественных отношений, пока в его голове не сложится хотя бы какой-нибудь идеал "лучшего будущего", до тех пор от его деятельности нельзя ждать полезных результатов. Это будет деятельность неосмысленная, инстинктивная, не заключающая в себе никакого внутреннего смысла".50
Основным средством проведения социалистической революции при наличии для неё объективных условий Ткачёв считал революционную партию: "Чтобы установить братство и равенство, нужно изменить условия общественного быта. Осуществить эту великую задачу могут люди умственно и нравственно развитые, то есть меньшинство. Это меньшинство в силу чвоего более высокого умственного и нравственного развития всегда имеет и должно иметь умственную и нравственную власть над большинством. Следовательно, революционеры, воплощающие в себе лучшие умственные и нравственные силы общества, необходимо обладают и, оставаясь революционерами, не могут не обладать властью. До революции эта власть имеет чисто нравственный, духовный характер. Революционеры это понимают и стараются путём насильственного переворота превратить свою нравственную силу в силу материальную. Умственная сила, изолированная от силы материальной, может лишь создать так называемый мирный прогресс. С другой стороны, всякое нападение на существующий порядок вещей, не руководимое и не дисциплинируемое силой умственной, может породить лишь хаотическое брожение, движение бессмысленное, бесцельное и, в конце концов, реакционное".51
Критикуя анархистские надежды на успех стихийного народного восстания, Ткачёв подчёркивал решающую роль сознательного революционного меньшинства трудящихся, объединённого в централизованную партию, спаянную строгой дисциплиной, единством взглядов и целей.
Эти представления Ткачёва о революционной партии были восприняты Лениным и были применены им при создании "Союза борьбы за освобождение рабочего класса" в 1894-1895 г.г. и Российской социал-демократической рабочей партии в 1898-1904 г.г.
Ткачёв считал, ЧТО "революцию делают революционеры, а революционеров создают условия окружающей их среды".52
Однако, по его мнению, "убедить человека в несправедливости и нелепости основ общества ещё не значит сделать его революционером. Только очень немногие люди живут "по принципам". У большинства практическая деятельнотсь не находится ни в какой непосредственной зависимости от теоретического миросозерцания. Нередко даже первое противоположно второму. Конечно, это весьма печально, но, тем не менее, это факт. Я знаю, что философы его часто игнорируют и приписывают знанию чрезмерно большое вличние на ход человеческих дел, чем это бывает в действительности. Но тем хуже для философов".53
Из этого Ткачёв делал вывод, что подлинно революционная партия никогда не бывает многочисленной.
Первая по важности цель революционной партии, пока она находится в оппозиции, - это захват власти: "Революционная партия всё яснее и яснее начинает осознавать, что без захвата государственной власти в свои руки невозможно произвести в существующем строе общества никаких прочных и радикальных изменений. Что социалистические идеалы останутся несбыточными утопичми, пока не будут опираться на силу, пока их не поддержит авторитет власти".54
Революционная партия, если она действительно революционна, не сможет действовать легально, считал Ткачёв. В своей статье "Накануне и на другой день после революции" (1876) он писал: "При неизбежной борьбе с государством и силой капитала выбора нет. Если борьба не может вестись на почве либеральных приобретений и если она отложена быть не может, то её приходится вести тайно". Тайная деятельность, по его мнению, может вестись только посредством жёсткой централизации. Итак, если русские социал-революционеры хотят чего-нибудь добиться для осуществления своих целей, они должны вступить в тайный заговор. Заговор же немыслим без центральной власти, без строгого подчинения и иерархии членов. Иначе говоря, невозможно, чтобы все члены одинаково знали все дела, относящиеся к союзу в целом. Всё, что можно допустить, - это оставить за каждым членом союза право получать нужные ему сведения, но только то, что ему необходимо знать для его деятельности как члена".55
По мнению Ткачёва, "тайный заговор должен иметь ясно определённую цель - свержение существующего порядка вещей, захват власти в руки заговорщиков", так как "чем неопределённее цели заговора, тем недолговечнее будет его существование. Напротив, кто имеет в виду долговечность заговора, тот должен ставить ясные и точно определённые цели, должен требовать самого строгого и неукоснительного соблюдения всех условий для их достижения".56
Конкретность цели, считал Ткачёв, требует и конкретного числа людей для её осуществления: "Численность заговорщиков вообще не может быть значительна. Число заговорщиков, посвящённых во все детали, должно быть ещё ограниченнее".57
Говоря об организационных основах нелегальной революционной партии, Ткачёв отмечал: "Организация, тесно сплачивающая разрозненные революционные элементы, действует по одному общему плану и подчиняется общему руководству. Организация основывается на централизации власти и децентрализации функций. Только такая организация может взять власть. Только при такой организации революционеры, захватив власть, будут в состоянии защитить её от притязаний враждебных партий, интриганов, политических честолюбцев. Только она даст им возможность подавить консервативные и реакционные элементы общества. Только она отвечает потребностям борьбы. Организация, отвергающая подчинённость, централизацию, не способна к быстрым и решительным действиям. Она открывает широкое поприще для взаимной вражды, колебаний, компромиссов, она постоянно связана в своих действиях, не может держаться общего плана. Не будучи боевой, она вследствие этого не может быть революционной. Она антиреволюционна по своему принципу индивидуализма".58
Однако, по мнению Ткачёва, централизация, дисциплина и революционность ничего не стоят без опоры на народные массы: "Сгруппировавшись в боевую организацию и сделав её задачей захват политической власти, революционеры, не упуская из виду цели заговора, не должны ни на минуту забывать, что удачное достижение этой цели неосуществимо без прямой или косвенной поддержки народа. Отсюда деятельность революционной партии до насильственного переворота должна иметь такой же двойственный характер, какой она будет иметь после переворота. С одной стороны, она должна подготовлять захват власти наверху, с другой - народный бунт внизу. Чем теснее будут связаны обе эти деятельности, тем скорее и удачнее каждая из них достигнет своей цели. Революционная партия должна избегать исключительности в выборе средств, ведущих к достижению цели революции. Успех революционного дела в значительной степени зависит от правильного распределения разнообразных революционных функций между членами революционной партии. Каждый революционер должен браться лишь за такую работу, которая ему по силам. Поэтому нецелесообразно приурочивать всех революционеров к одной и той же деятельности".59
Свои принципы партийного строительства Ткачёв считал актуальными не только для России, но и для Западной Европы, где, по его мнению, фактическое прекращение дефятельности I Интернационала или, как он его называл, "Международного союза рабочих", полностью подтверждало его взгляды: "Чувствуется потребность ещё более централизовать революционные силы, облечь ещё большей тайной их деятельность. Политическая реакция после франко-прусской войны, дикие гонения на "Международный союз рабочих" сделали эту потребность ещё настоятельнее. История этого союза и его современное положение в различных государствах Европы показывают, что та легальная почва, на которой он хотел бороться с существующим порядком, с каждым днём всё более уходит у него из-под ног. В настоящее время, оставаясь на этой почве, он неизбежно утратит всякий революционный смысл и всякое значение. И действительно, на легальной поверхности осталась теперь лишь мёртвая форма когда-то одушевлённой организации, форма никого не пугающая, тихо и мирно доживающая свои последние дни".60
Часть 6. Разработка Ткачёвым проблем переходного периода от капитализма к социализму и роли в этом процессе диктатуры пролетариата
Ткачёв считал невозможным создание социалистического общества сразу после победы социалистической революции. По его мнению, для этого необходим более-менее длительный переходный период: "Насильственным переворотом не оканчивается дело революции - им оно только начинается".61
По мнению Ткачёва, не может быть социалистическим "общество, имеющее надобность в полиции и жандармерии; общество, где имеют место тяжбы и судебные процессы, где есть преступники, где существуют тюрьмы, не может быть названо вполне воплотившим в жизнь идеи социалистической революции. Это общество переходное, общество, делающее лишь первые шаги на пути социальных реформ".62
Так определял он основные черты общества переходного периода в своей статье "Анархическое государство" (1876).
Переходный период, по мнению Ткачёва, является неизбежной стадией перехода к социализму. Всякая попытка сразу после социалистической революции ввести социалистические отношения, ликвидировать государство привела бы к тому, что "в общественном управлении произошёл бы такой хаос, такая путаница, которая должна была бы вызвать реакцию в пользу старого, дореволюционного строя".63
В связи с этим, Ткачёв предостерегал от всяких попыток построения "социализма на бумаге": "Всякому, конечно, известно, что существуют такие наивные люди, которые серьёзно убеждены, что социальная революция может быть осуществлена посредством бумажных декретов, которые верят, что если сегодня издан будет декрет, упраздняющий государство и церковь, то завтра от них и следа не останется".64
Однако, Ткачёв предостерегал и от того, чтобы выдавать переходный период за осуществление идеалов социализма, резко критикуя представителей так называемого "рыночного социализма" типа правого германского социал-демократа Бехера.
В своей статье "Предисловие и примечание к книге Бехера "Рабочий вопрос"" (1868-1869) он по этому поводу писал: "Бехер, как нам кажется, сильно увлёкся желанием сблизить новое со старым - увлёкся до того, что позволил себе в новом удержать многое из старого. Так, например, он защищает необходимость конкуренции и заработной платы".65
Говоря о задачах революционного государства в переходный период, Ткачёв подчёркивал следующее: "Захват власти, являясь необходимым условием революции, не есть ещё революция. Революция осуществляется революционным государством, которое упраздняет все те учреждения, которые препятствуют установлению равенства и братства, и вводит в жизнь учреждения, благоприятствующие их развитию. Деятельность революционного государства двойная: революционно-разрушительная и революционно-устроительная".66
Революционно-устроительная функция государства переходного периода, по мнению Ткачёва, должна включать в себя целый ряд политических, общественных преобразований с целью построения материальной основы будущего социалистического общества.
Первоочередным Ткачёв считал следующее: "Упрочив свою власть, революционное государство осуществит социальную революцию рядом реформ в области экономических, политических, юридических отношений: 1) постепенное преобразование крестьянской общины в общину-коммуну на принципах общего пользования орудиями производства и совместного труда; 2) постепенная экспроприация орудий производства, находящихся в частном владении и передача их в общее пользование; 3) постепенное введение учреждений, устраняющих посредничество в обмене продукцией; 4) постепенное устранение физического, умственного неравенства между людьми; 5) уничтожение старого типа семьи; 6) постепенное ослабление государства и развитие общественного самоуправления".67
Достижение общественно-экономического равенства членов общества Ткачёв считал основным предварительным условием завершения переходного периода.
Разрабатывая теорию переходного периода, Ткачёв неизбежно должен был столкнуться с проблемой существования государства и особенностей государственного устройства после победы социалистической революци. В связи с этим, Ткачёву пришлось столкнуться с анархистскими требованиями немедленного уничтожения государства в ходе социалистической революции.
Обоснованно опровергая анархистские теории, Ткачёв в статье "Анархическое государство" (1876) писал: "Итак, сами анархисты сознают, что требовать уничтожения государства так же дико и нелепо, как требовать уничтожения машин. Нет, говорят они, не уничтожать мы его долнны; мы должны овладеть им, вырвать из рук привилегированных классов и передать его в руки рабочих, из орудия эксплуатации и консерватизма превратить в орудие социальной революции. Но зачем же они в таком случае продолжают называть себя антигосударственниками и анархистами? Составители брюссельской записки с похвальной откровенностью отвечают на этот вопрос таки образом: "Мы удерживаем за собой кличку анархистов, потому что слово "анархия" внушает ужас буржуазии, и потому, что оно нам нравится". Вот это, по крайней мере, чистосердечно. Если бы на буржуазию наводило ужас слово "дурак", то они бы называли себя дураками".68
Говоря об анархических иллюзиях среди некоторых кругов русских революционеров, Ткачёв восклицал: "О бедная русская революционная мысль! Очнись, одумайся! Выбирайся скорее из грязного болота анархии на твёрдую почву, а то увязнешь в нём по уши".69
Необходимость существования сильного государства в переходный период была для Ткачёва несомненной: "Ваши возражения построены на фантастическом предположении, будто всякая власть непременно должна портить всякого человека, - они не только несущественны, но даже нелепы. Портит власть или не портит, вопрос не в этом. Вопрос в том, как возможно осуществить социальную революцию без власти. Только обладая властью, можно перестроить жизнь сообразно истинным потребностям, сообразно с идеалами наилучшего общежития. Лишиться власти - лишиться всякого влияния. Неумное, неразвитое большинство предоставленное само себе, восстановит старый порядок под новой формой. Всякая сила есть власть. Отсюда следует, что если меньшинство для осуществления идеалов социальной революции должно обладать силой, то это значит, что оно должно иметь в своих руках власть. Очевидно, чем могущественнее эта сила, то есть власть, тем скорее и легче удастся провести в жизнь те идеалы, во имя которых оно борется. Чем же обусловливается могущество власти? Государственная власть есть высший тип организованной власти. Вы скажете, быть может, что стоите за власть не материальную, а, так сказать, духовную, за власть, обусловленную нравственным влиянием. Неужели вы серьёзно думаете, что для того, чтобы пересоздать данные частные, семейные и общественные отношения, сложившиеся веками, достаточно одного нравственного влияния? одной духовной власти? При том же, всякая духовная власть стремится и необходимо должна воплотиться во власть материальную. Мало того, она даже немыслима без последней. Кто обладает душой человека, тот обладает его телом. Чем более децентрализована власть, тем она консервативнее. Это азбучная истина государственных наук. Децентрализованная власть всегда находится и неизбежно должна находиться под гнётом местных влияний, исторически выработанных традиций. Децентрализованная власть по природе своей должна противодействовать всякому подчинению частного общему. Она всегда будет антиреволюционна, в чьих бы руках она ни находилась. Революционное государство должно стремиться к обобщению местных интересов, к внесению ву местную рутину единообразных руководящих начал. Можно представить, как пойдёт осуществление социалистических идеалов, если оно будет поставлено в зависимость от местных единичных желаний, от капризного произвола рутинного большинства".70
Правильность этого высказывания Ткачёва показывает печальная историческая судьба Советского Союза, являвшегося социалистическим федеративным (децентрализованным) государством.
В качестве основы государственного устройства в эпоху переходного периода Ткачёв видел революционную диктатуру: "Практические революционеры, если им удастся установить революционную диктатуру, то нет сомнений, что они не пожелают выпустить из своих рук государственную власть до тех пор, пока новый порядок не пустит глубоких корней в общественную жизнь, пока он не уничтожит всех своих врагов и не завоюет симпатий большинства".71
Говоря о классовом содержании революционной диктатуры, Ткачёв считал, что она должна быть диктатурой пролетариата: "Все усилия современного цивилизовнного человечества должны быть направлены к возможно большему уменьшению числа тунеядцев, к отнятию у них всяких прав, всякого общественного значения. Работники должны сделаться единственным центром социального порядка; кроме них, никто не должен быть терпим в обществе. Им принадлежат все права, и кроме них, никто не должен иметь никакого значения".72
Отвечая на вопрос, почему именно рабочий класс должен быть основой революционной диктатуры, Ткачёв писал: "Интересы рабочих классов тождественны с интересами всего общества. Что им противоречит, то противоречит общественному благу. Следовательно, чем больше будут расширяться их права, подчиняться им другие интересы, тем разумнее и нормальнее будут общественные отношения".73
Говоря о том, что, в конечном счёте, диктатура пролетариата отражает и защищает интересы всех трудящихся, Ткачёв отмечал: "Но разве в государстве могут существовать другие сословия, кроме сословия рабочих? Разве государство, служа представителем рабочих, не является вместе с тем представителем населения вообще? Правда, в современном государстве рабочее сословие далеко не совпадает с общим населением страны; кроме него, есть сословие нерабочее. Кроме рабочих, есть массы праздных тунеядцев. Но неужели государство обязано иметь в виду интересы этой массы? Тут дело совсем не в числе, а в свойстве и характере элементов населения".74
Продолжая раскрывать необходимость и задачи диктатуры пролетариата, Ткачёв в своей работе "Народ и революция" (1876) писал следующее: "Представление о новых элементах мы тщетно бы стали искать в народном идеале, он ещё их не знает, они ему чужды. Они присущи лишь социалистическому миросозерцанию революционного меньшинства. Вот почему идеал этого меньшинства, как более широкий и революционный, чем народный идеал, должен во время революции господствовать. Народ не в состоянии построить на развалинах старого мира новый мир, способный прогрессировать, развиваться в направлении коммунистического идеала. Поэтому при построении этого нового мира он не может и не должен играть первенствующей роли. Эта роль принадлежит революционному меньшинству. Народ, уничтожив своих непосредственных врагов, захватив в свои руки их достояние, - более свободный, более обеспеченный, более довольный - вернётся в свой мир, к своей семье. Внутренний мир народа - обветшалые, традиционные формы его жизни - останутся нетронутыми: он любит их, дорожит ими. Таким образом, даже в деле разрушения революционная сила нашего народа может иметь лишь относительное значение. Итак, отношение революционного меньшинства к народу и участию народа в революции может быть определено следующим образом: революционное меньшинство даёт народу возможность проявить его разрушительную революционную силу, направляя её к уничтожению врагов революции. Затем, пользуясь своей силой, своим авторитетом, оно вносит новые, коммунистические элементы в условия народной жизни. В своей реформаторской деяфтельности революционное меньшинство не должно рассчитывать на поддержку народа. Революционная роль народа кончается с той минуты, когда он разрушит непосредстевнных тиранов-эксплуататоров. Таким образом, революционное меньшинство, пользуясь разрушительно-революционной силой народа, уничтожит врагов революции и, основываясь на общем духе народного идеала, положит основание новому, разумному порядку общежития. Народ не может себя спасти; народ, сам себе предоставленный, не может устроить своей судьбы, осуществить в жизни идеалы социальной революции. Пока народ будет находиться в своём нынешнем состоянии, ни его идеалы, ни его отношение к окружающей сфере измениться не могут".75
Подводя итоги теоретических разработок Ткачёва в области теории переходного периода от капитализма к социализму, можно отметить глубину и разносторонность его разработок в этой области. В период с 1868 по 1876 год им был написан по этому вопросу целый ряд фундаментальных работ: "Предисловие и примечание к книге Бехера "Рабочий вопрос"", "Анархическое государство", "Накануне и на другой день после революции", "Народ и революция" и др. В этот же период этими вопросами занимался Карл Маркс, который посвятил этой проблеме свою работу "Критика Готской программы", написанную в 1875 г. Однако, она была опубликована Энгельсом только в 1891 г. Поэтому творчество Ткачёва в этом вопросе является полностью самобытным.
Часть 7. Разработка Ткачёвым национального вопроса в теории научного коммунизма
Ткачёв первым в мире среди теоретиков научного коммунизма занялся решением национального вопроса в теории научного коммунизма. Этому была посвящена его книга "Революция и принцип национальности" (1878).
По мнению Ткачёва, невозможно построить социализм, сохранив при этом многочисленные национальные различия. Поэтому, считал он, ликвидация национальных различий должна произойти в переходный период от капитализма к социализму: "С повсеместным торжеством социальной революции всякие национальные различия между людьми должны исчезнуть. При существовании национальных различий не может быть осуществлён основной принцип социальной революции: равенство и братство между людьми. Принцип национальности несовместим с принципом социальной революции, и он должен быть принесён в жертву последнему".76
По мнению Ткачёва, коммунист, "не оскорбляя ничьего национального чувства, не должен, однако, раздувать его; он должен содействовать всему, что ослабляет и сглаживает национальные особенности. Он не может поступать иначе, не отрекаясь от социализма. Невозможно в одно и то же время быть социалистом и оставаться националистом".77
По мнению Ткачёва, "проводить социализм с помощью различных средств, связанных с требованиями местных условий, совсем не значит национализировать его. Социализм везде и повсюду остаётся одной общей формой, одинаково обязательной для всех. Поэтому, как бы ни были разнообразны способы осуществления этой общей идеи, но под её влиянием все национальности должны слиться в одну общечеловеческую семью".78
Ткачёв считал, что ломка национальных различий начинается ещё при капитализме: "Фабричное производство, ставя рабочую массу в совершенно однообразные, общенациональные условия труда, развивая в ней одинаковые привычки, окружая одинаковой обстановкой, обобщая её интересы и потребности, сглаживает не только национальные, но часто и индивидуальные различия рабочих. Но кроме непосредственного влияния фабричного производства на сглаживание национальных и индивидуальных различий между людьми, торгово-промышленный прогресс достигает того же результата ещё и косвенным путём, содействуя развитию городской жизни за счёт и в ущерб деревенской. Известно, что нигде так быстро не исчезают местные национальные особенности, как среди нивелирующих условий больших городских центров. Таким образом, мы видим, что все главнейшие факторы буржуазного прогресса: наука, промышленность, торговля - имеют одну общую тенденцию - все они стремятся сгладить национальные особенности, смешать людей в одну общую однородную массу. Как бы мы ни ненавидели буржуазный прогресс, но эту тенденцию мы должны признать с точки зрения наших интересов в высшей степени благотворной. Буржуазный прогресс, уничтожая национальные перегородки, подготавливает почву для торжества наших идеалов".79
По мнению Ткачёва, задача победившей социалистической революции - "самым энергичным образом противодействовать всему, что усиливает и развивает национальные особенности".80
Причиной этого является то, что "социальная истина может быть только одна - строго научная, которая не изменяется под влиянием географических и этнографических особенностей, предъявляет одни и те же общественные требования, налагая одни и те же общественные отношения, повсюду представляет один и тот же идеал, одну и ту же формулу общества".81
Часть 8. Ткачёв о коммунистической морали
Исходя из принципов исторического материализма, Ткачёв считал, что моральные и нравственные нормы в том или ином обществе определяюится экономическими интересами: "Нравственная и умственная рознь современных нам людей обусловливается общественным положением людей, их экономическими интересами, средолй, в которой они вращаются. Отсюда следует, что желаемое объединение умственного и нравственного миросозерцания людей может осуществиться тогда, когда в сфере общественной жизни будут устранены причины, порождающие социальные различия".82
Говоря о самом содержании коммунистических представлений о морали, Ткачёв в работе "Утилитарный принцип нравственной философии" писал: "Добро и зло сами по себе в природе не существуют, они часто субъективны, хависят от развития данной средой человеческих поступков и отношений. Сфера этих поступков и отношений постоянно изменяется по своему содержанию и объёму, и вмсете с тем должны изменяться и сами обобщения (то есть человеческие представления о добре и зле). Они имеют совершенно одинаковое внутреннее достоинство, то есть могут с одинаковой полнотой выражать собой обобщаемые ими явления".83
Задача коммунистической теории в области морали заключается, по мнению Ткачёва, в следующем: "Поставьте вместо отвлечённого представления о добродетели, нравственном долге - принцип общественной пользы, принцип общего блага, то есть счастье большинства членов данного общества, и получите точную, постоянную и объективную меру для оценки нравственности. Вопрос об общес счастье сводится к вопросу об установлении таких общественных условий, при которых все члены общества миогли бы равномерно развивать все свои разнообразные потребности".84
Источники 11 главы
1. П. Н. Ткачёв. Избранные сочинения - М.: Госполитиздат, 1932. - Т. 1 - С. 445
2. журнал "Красная летопись" - 1932. - № 3 - С. 173
3. В. И. Ленин. ПСС - Т. 6 - С. 173
4. В. И. Ленин. "О литературе и искусстве" - М.: "Мысль", 1969. - С. 707
5. П. Н. Ткачёв. Избранные сочинения... - Т. 3 - С. 89
6. Н. А. Бердяев. "Истоки и смысл русского коммунизма"... - С. 60
7. П. Н. Ткачёв. Сочинения в 2-х томах - М.: "Мысль", 1975 - Т. 1 - С. 96
8. Там же - Т. 1 - С. 100
9. Там же - Т. 1 - С. 49-50
10. Там же - Т. 1 - С. 102
11. Там же - Т. 1 - С. 310
12. Там же - Т. 1 - С. 130
13. Там же - Т. 1 - С. 157-159
14. Там же - Т. 2 - С. 508-509
15. Философский энциклопедический словарь... - С. 686
16. П. Н. Ткачёв. Сочинения в 2-х томах... - Т. 1 - С. 328, 330, 371, 373
17. Там же - Т. 1 - С. 194-195
18. Там же - Т. 1 - С. 200
19. Там же - Т. 2 - С. 385
20. Там же - Т. 2 - С. 251-252
21. Там же - Т. 1 - С. 208-210
22. Там же - Т. 1 - С. 49, 374, 385-386
23. Там же - Т. 1 - С. 183
24. П. Н. Ткачёв. "Ташкентцы в науке" // "Кладезь мудрости российских философов" - М.: "Правда", 1990. - С. 108
25. П. Н. Ткачёв. Сочинения в 2-х томах... - Т. 2 - С. 238-239
26. Там же - Т. 2 - С. 338-339
27. К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч. - Т. 20 - С. 7
28. П. Н. Ткачёв. Сочинения в 2-х томах... - Т. 2 - С. 154
29. Там же - Т. 2 - С. 155-156, 157, 159
30. Там же - Т. 1 - С. 241
31. Там же - Т. 1 - С. 279
32. Там же - Т. 1 - С. 280-281
33. "Кладезь мудрости российских философов"... - С. 424-425, 429-430
34. Там же - С. 441-442
35. Там же - С. 399 - 402
36. П. Н. Ткачёв. Сочинения в 2-х томах... - Т. 2 - С. 89-92
37. Там же - Т. 2 - С. 311
38. Там же - Т. 2 - С. 157-158
39. П. Н. Ткачёв. Избранные статьи на социально-политические темы - М.: Госполитиздат, 1933. - Т. 3 - С. 227
40. П. Н. Ткачёв. Сочинения в 2-х томах... - Т. 1 - С. 326-327
41. Там же - Т. 2 - С. 311, 91
42. Там же - Т. 2 - С. 36
43. Там же - Т. 2 - С. 16-17
44. Там же - Т. 2 - С. 17-18
45. Там же - Т. 2 - С. 31-32
46. П. Н. Ткачёв. Избранные статьи на социально-политические темы...- Т. 3 - С. 89
47. Н. А. Бердяев. "Истоки и смысл русского коммунизма"... - С. 60
48. П. Н. Ткачёв. Сочинения в 2-х томах... - Т. 2 - С. 144, 146
49. Там же - Т. 2 - С. 112
50. Там же - Т. 2 - С. 171-172
51. Там же - Т. 2 - С. 89-92
52. Там же - Т. 2 - С. 24
53. Там же - Т. 2 - С. 33
54. Там же - Т. 2 - С. 101
55. Там же - Т. 2 - С. 216
56. Там же - Т. 2 - С. 216-218
57. Там же - Т. 2 - С. 219
58. Там же - Т. 2 - С. 92, 99
59. Там же - Т. 2 - С. 99-100
60. Там же - Т. 2 - С. 103
61. П. Н. Ткачёв. Избранные статьи на социально-политические темы...- Т. 3 - С. 227
62. П. Н. Ткачёв. Сочинения в 2-х томах... - Т. 2 - С. 176
63. Там же - Т. 2 - С. 177
64. Там же - Т. 2 - С. 123
65. Там же - Т. 1 - С. 311
66. Там же - Т. 2 - С. 91-92
67. Там же - Т. 2 - С. 92-94
68. Там же - Т. 2 - С. 182
69. Там же - Т. 2 - С. 123
70. Там же - Т. 2 - С. 147-149, 151-152
71. Там же - Т. 2 - С. 225
72. Там же - Т. 1 - С. 325
73. Там же - Т. 1 - С. 327
74. Там же - Т. 1 - С. 322
75. Там же - Т. 2 - С. 165-167, 169-170
76. Там же - Т. 2 - С. 320
77. Там же - Т. 2 - С. 321
78. Там же - Т. 2 - С. 322-323
79. Там же - Т. 2 - С. 314-315
80. Там же - Т. 2 - С. 320
81. Там же - Т. 2 - С. 321
82. Там же - Т. 2 - С. 250
83. Там же - Т. 2 - С. 489
84. Там же - Т. 2 - С. 490-491