Вся логика идей Сперанского указывала на необходимость определенного ограничения самовольной власти российского правителя, трансформации его из деспота в подлинного монарха (в значении этого слова по Монтескье). «Естьли бы права державной власти были не ограничены, естьли бы силы государственные соединены были в державной власти в такой степени, что никаких прав не оставляли бы они подданным, тогда государство было бы в рабстве и правление было бы деспотическое»[69].
Средством для ограничения был закон — определение власти царя законом и наделение его подданных неотъемлемыми правами. «Главная цель реформы состоит в подготовке и подведении под доселе деспотическое правительство неизменного закона». Под «законом» Сперанский понимал не конституцию — царская власть формально должна была оставаться неограниченной, но закон помогал сделать власть предсказуемой посредством отделения законодательной власти, являвшейся исключительной прерогативой царя, от исполнительной и судебной[70]. Очевидно, помня об эксцентричном режиме Павла I, он хотел создать сеть институтов, которые сдерживали бы исполнение законодательных инициатив царя и формировали каналы для своего рода общественной реакции на них. Это была безнадежная задача, и взгляды Сперанского на этот вопрос страдали неразрешимыми противоречиями. В конце он предлагал множество институтов, включая Государственную думу, избиравшуюся собственниками и уполномоченную обсуждать все готовившиеся законы, а также накладывать на них вето, Государственный совет, который наблюдал бы за формулировкой постановлений, и министерства, где ответственность возлагалась бы на конкретных министров, а не на коллегиальные органы, как это было начиная с Петра. Судебная власть должна была сосредоточиваться в Сенате. Что касается Думы, то ей пришлось ждать целое столетие, чтобы появиться, а Государственный совет и министерства были созданы (или, скорее, существенно реформированы) и служили императорскому режиму до самого конца его существования.
Совет, сформированный в 1810 году, внес некоторую упорядоченность в законодательный процесс, ранее отсутствовавшую, потому что его правила требовали (вначале, во всяком случае), чтобы царь учитывал мнение большинства. Однако целый год после формирования Совета Александр предпочитал игнорировать мнение большинства и принимать сторону меньшинства — такой порядок работы вскоре вошел в привычку. Формула, включенная в императорские постановления, — «le Conseil cTEtat entendu», — отзвук формулы Боярской думы «бояре приговорили» — появилась в 1812 году[71]. Процедуры, введенные преемником Александра Николаем I, формально разрешили царю принимать сторону меньшинства, а в действительности — обходить Совет в целом[72].
Функция гражданских прав заключалась в том, чтобы обеспечить «безопасность всякого лица и имущества», которые суть «первое и неотъемлемое достояние человека». Никто — включая и крепостных — не должен был наказываться или лишаться собственности без суда[73]. Что касается политических прав — права голосовать на местных и всероссийских выборах и занимать правительственные посты, то их следует предоставлять только собственникам, потому что, считал Сперанский, только собственность рождает чувство ответственности и может служить показателем рассудительности и инициативы: неимущие дворяне должны быть лишены избирательных прав[*]. Таким образом, гражданские права предоставляются всем, а политические — с ограничениями.
Следует подчеркнуть, что крепостничество во всех этих дискуссиях не затрагивалось, хотя известно, что сам Сперанский был за его отмену[74].
Поскольку царь и глава его правительства держали в секрете свои намерения и полную схему предполагаемых реформ и поскольку Александр, в противоположность совету Сперанского, проводил свои реформы скорее по частям, чем целиком, общественное мнение реагировало на них с беспокойством. Влиятельные дворяне и чиновники с испугом наблюдали, как этот «выскочка» склоняет на свою сторону впечатлительного царя и вводит меры, конечная цель которых оставалась неясной. Более того, они были напуганы связями Сперанского с наполеоновской Францией и обвиняли его в «якобинских» симпатиях. Недоброжелатели докладывали Александру, что в частном порядке Сперанский отзывался о нем пренебрежительно. По мере ухудшения отношений с Францией Александр, нуждаясь в общественной поддержке надвигавшейся войны, чувствовал, что у него нет иного выбора, как расстаться со Сперанским. В марте 1812 года он уволил его и отправил в ссылку на Урал; спустя семь лет Александр назначил его генерал- губернатором Сибири. Там Сперанский отличился тем, что урегулировал статус инородцев. В 1821 году Александр разрешил ему вернуться в Санкт-Петербург, где ему было предложено множество постов, включая членство в Государственном совете, но он уже никогда не достиг того влияния, что имел до 1812 года. Однако брат и преемник Александра Николай I определил его на важную работу по сбору и кодификации российских законов; это поручение он выполнил прекрасно, завершив дело, от которого уклонялись все его предшественники.
Падение Сперанского в 1812 году, по крайней мере отчасти, произошло из-за критики его реформаторских планов писателем и историком Николаем Карамзиным, высказанной им в 1810–1811 годах в записке на имя Александра I.
Карамзин (1766–1826), один из основателей современной русской литературы, современного русского литературного языка и историографии, родился близ Самары на средней Волге, в обеспеченной, но далеко не богатой дворянской семье. В юности он получил западное образование и в возрасте 20 лет переехал в Москву, где вступил в местную масонскую организацию. На него повлияла масонская философия, объяснявшая социальные и политические несовершенства не плохими институтами, а человеческими недостатками. В 1789 году он отправился в большое путешествие по Западной Европе и посетил Германию, Швейцарию, Францию и Англию. «Письма русского путешественника», в которых он описывал свои впечатления, в значительной степени лишены политических комментариев, даже несмотря на то, что Карамзин оказался свидетелем событий начала Французской революции. В противоположность некоторым более ранним русским путешественникам, которые все на Западе находили неприятным, Карамзин был доволен тем, что увидел, и вернулся домой спустя 15 месяцев настроенным критически скорее по отношению к положению дел в собственной стране.
Теперь он обратился к литературе, основал журнал и стал писать повести и рассказы в сентиментальной манере. Однако бессмысленная цензура, введенная Павлом I, делала такое сочинительство все более затруднительным и в конце концов заставила Карамзина отказаться от литературной работы и посвятить себя изучению русской истории. Вскоре после своего вступления на престол Александр I, которого Карамзин восторженно приветствовал, назначил его официальным историографом, что дало ему возможность до конца жизни посвятить себя сочинению того, что стало «Историей государства Российского», первой интерпретацией прошлого России, сочинением, завоевавшим внимание широкой читательской аудитории: «История государства Российского» вышла в 12 томах в 1816–1829 годах, изложение было доведено до начала XVII века.
Политические взгляды Карамзина сформировались главным образом под влиянием его исторических исследований, т. е. его защита абсолютной монархии для России исходила не из политической теории, а из убеждения, подобного тому, которого придерживался Татищев: каждая страна имеет собственные традиции, определяющие, какое устройство является для нее более подходящим[75]. Несмотря на то что он рассматривал самодержавие как «палладиум» России, не желая ни конституции, ни представительного собрания, в глубине души он оставался республиканцем, в чем тайно признавался другу[76]. Говоря так, он имел в виду, что, даже если в теории лучшим типом правления является республиканское, для России оно не подходит.
Стать защитником самодержавия Карамзина убедили исторические свидетельства, которые доказывали, что всякий раз, когда этот принцип выхолащивался или отменялся, Россия погружалась в анархию и становилась жертвой иностранного порабощения. Так произошло в киевский период, когда централизованное государство, по мнению Карамзина, распалось из-за ослабления великокняжеской власти, затем снова в ходе Смуты в начале XVII века — во время междуцарствия, наступившего после конца династии Рюрика. В традициях Монтескье Карамзин отделял подлинную монархию от деспотизма. Самодержавие для него означало власть, не ограниченную ни законом, ни представительными органами, но такую, которая управляла в тесном сотрудничестве с дворянством, получившим неприкосновенные права собственности. Прежде всего, подлинное самодержавие не вмешивается в личные свободы своих подданных, разрешая им жить так, как они считают целесообразным. Эта концепция монархии, абсолютной, но только в ограниченной сфере, была новой для России. Она появится затем в политической философии славянофилов.
У Карамзина, поглощенного изучением истории, не было желания погружаться в политику, но он против своей воли оказался втянутым в нее по настоянию человека, которому он не мог отказать, — сестры царя, великой княгини Екатерины. Княгиня, чей муж, принц Георг Ольденбургский, был губернатором Твери, Новгорода и Ярославля, содержала в Твери салон, в который приглашались московские консерваторы, враждебные либеральным течениям, доминировавшим тогда при дворе в Санкт-Петербурге.