В конце 1880-х годов, в период контрреформ, наиболее активные либеральные земцы создали неформальную организацию «Беседа», которая собиралась несколько раз в году для обсуждения общих проблем: их суть была бесспорно конституционной[42].
Конфликт между земствами и самодержавием назрел со вступлением на трон в 1894 году Николая II. Так как в российской истории в течение XIX века стало правилом, что реакционных правителей сменяли либеральные, то от нового государя повсеместно ждали пересмотра ультраконсервативной политики, проводимой его отцом. Однако вскоре Николай обманул эти ожидания. Он не был ни мыслителем, ни теоретиком. Его не особенно привлекали права самодержца. Больше всего в жизни он любил проводить время со своей семьей дома или на открытом воздухе. Но новый царь твердо верил, что власть самодержца, которую он унаследовал, — это священный долг и что он обязан передать эту власть наследнику в целости и сохранности. Поэтому он оставался глухим ко всем просьбам ее ограничить.
При вступлении на престол Николай II получил многочисленные обращения от земств, большинство из них с выражением почтения и лояльности. Но некоторые убеждали его привлечь земства для консультаций с правительственными органами. 17 января 1895 года, через два с половиной месяца после воцарения, Николай ответил на подобные просьбы следующим образом:
Я рад видеть представителей всех сословий, съехавшихся для заявления верноподданнических чувств. Верю искренности этих чувств, искони присущих каждому русскому.
Но мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что я, посвящая все силы благу народному, буду охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его Мой незабвенный покойный Родитель[43].
Своими необдуманными словами Николай объявил войну умеренным элементам российского общества. Это была самая роковая ошибка, совершенная царизмом в конце XIX века, поскольку, отказывая умеренным, он толкал их в объятия радикалов. Неизбежный результат этого очевиден не только по прошествии времени, он был предсказан 25-летним Петром Струве в открытом анонимном письме царю, написанном сразу же после речи царя, вошедшей в историю как речь о «бессмысленных мечтаниях»:
Если самодержавие на словах и на деле отождествляет себя со всемогуществом бюрократии, если оно возможно только при совершенной безгласности общества и при постоянном действии якобы временного положения об усиленной охране, — дело его проиграно; оно само роет себе могилу и раньше или позже, но во всяком случае в недалеком будущем падет под напором живых общественных сил[44].
Земское движение с этого момента раскололось: большинство пришло к выводу, что, кроме конституции, ничто не спасет Россию или от полной деградации, или от гибельного общественного переворота, в то время как меньшинство осталось верным старой либерально-консервативной позиции. Полулегальные общероссийские земские собрания и встречи «Беседы» с этого времени стали все более частыми. Эта активность привела к созданию в 1902 году в Германии эмигрантского журнала «Освобождение» под редакцией Струве. Два года спустя его сторонники сформировали в Швейцарии коалицию конституционалистов под названием «Союз освобождения». Его российские отделения поведут политическую борьбу, которая достигнет высшей точки в революции 1905 года.
Петр Бернгардович Струве (1870–1944) был одним из самых выдающихся российских интеллектуалов позднеимперского периода, человеком удивительно широких интересов: влиятельным публицистом, профессиональным экономистом и, прежде всего, политическим и социальным теоретиком, который прошел в своей жизни весь политический спектр — от марксизма через либерализм к консерватизму. У него были обоснованные и оригинальные мнения практически по каждому вопросу, волновавшему российских интеллектуалов, — о самодержавии, а также об отношении России к Западу, о ее «особом пути», о роли интеллигенции и перспективах революции.
Струве были выходцами из Германии. Основатель их российской ветви Вильгельм Струве эмигрировал в Россию в начале XIX века, чтобы избежать призыва в наполеоновскую армию, и в своей новообретенной стране стал ведущим астрономом. Отец Петра, Бернгард, был выдающимся государственным деятелем. Сам Петр воспитывался в среде, сочетавшей русскую и немецкую культуры, и уже с юности демонстрировал необычную комбинацию идей: он был преданным западником и в то же время страстным русским националистом; марксист в молрдости, он видел цель социализма не в равенстве, а в свободе; будучи приверженным социализму или консервативной идеологии, в душе он всегда оставался либералом, для которого высшее благо представляла индивидуальная свобода. Эта необычная амальгама идей и его нежелание — кто- то может сказать, неспособность — идти на интеллектуальные соглашения ограничивали его влияние в стране, резко разделенной по идеологическим линиям. Тем не менее его идеи неизменно привлекают заслуженное внимание: они основаны на глубоком знании и выражены с предельной честностью.
Струве был одним из самых первых российских марксистов: его книга «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России», опубликованная, когда ему было 24 года, отвергала господствовавшее в радикальных кругах мнение, что Россия может проскочить капиталистическую стадию и перейти от «феодализма» прямо к социализму[45]. Для марксиста было необычным приветствовать полноценный капитализм как путь организации экономики, обеспечивавшей страну «буржуазными» свободами и таким образом прокладывавшей путь социализму. Струве был известным выразителем марксизма до конца 1890-х годов, когда открыто изложил сомнения на его счет, особенно в вопросе о социалистической революции как о неизбежном и желаемом побочном продукте зрелого капитализма. Его возражения схожи с идеями, высказанными в то время лидером немецких ревизионистов Эдуардом Бернштейном. Однако если немецкая социал-демократическая партия была достаточно терпима, чтобы найти место для человека с бернштейновскими еретическими взглядами, то ее российские единомышленники исключили Струве из своих рядов как «ренегата».
Изгнанный из социал-демократической партии Струве установил контакт с земским движением, которое в 1902 году поручило ему редактировать за границей периодическое издание, выражающее взгляды этого движения. До 1904 года редакция журнала «Освобождение» находилась в Штутгарте, а затем переехала в Париж.
Струве был как позитивистом (эмпириком), так и идеалистом и должен был немало побороться с самим собой, чтобы согласовать эти взаимопротиворечащие философские начала[46]. Как только, к своему удовольствию, он решил этот вопрос, то сформулировал политическую философию, в которой человек, существующий в реальности, превосходит государство, «фантастическое существо», в действительности не существующее[47]. Этот человек требовал твердых прав, чтобы реализовать себя, прежде всего свободы совести и гарантий со стороны закона. Такие права особенно важны в XX веке, потому что современное государство, которое «указует всему предел» и «всюду проникает», «ухудшило и ухудшает позицию личности»[48]. Только в атмосфере свободы, защищенной законом, народ может преуспевать — следовательно, либерализм является непременным условием подлинного национального величия: «Либерализм в его чистой форме, т. е. как признание неотъемлемых прав личности, которые должны стоять выше посягательств какого-либо коллективного, сверхиндивидуального целого… есть единственный вид истинного национализма»[49]. Эта идея, как признавался Струве, пришла ему на ум под влиянием Ивана Аксакова и его концепции общества.
В знаменательной газетной статье, написанной им на закате XIX века, Струве утверждал, что современная жизнь стала слишком «сложной», чтобы ею управляло самодержавие: «Усложнившаяся жизнь требует усложненных форм воздействия и, наталкиваясь на упрощенные формы и способы, ежеминутно испытывает от них боль»[50]. Таким образом, самодержавие оказывалось не только аморально, но и невозможно в современных условиях. Придя к этой идее и рассчитывая на создание широкой национальной коалиции всех сил, противостоящих самодержавию, Струве отказался от своей прежней мысли, что свобода может быть привнесена в Россию только одним классом — рабочим.
В 1901 году, когда Струве жил в Твери, куда был сослан за участие в демонстрации, богатый земский либерал предложил ему существенную сумму денег на издание за границей, без цензуры, печатного органа, «посвященного исключительно пропаганде идеи конституционного правления в России»[51]. Струве принял предложение и вскоре отправился в Швейцарию. Он намеревался создать журнал по примеру «Колокола» Александра Герцена, журнал, который объединил бы все оппозиционные партии на общей платформе. Он не смог привлечь к сотрудничеству две основные левые партии — социалистов-революционеров и социал-демократов, решивших держаться в стороне от «буржуазии», но, даже несмотря на это, его «Освобождение» стало мощным выразителем антисамодержавных сил. Он представлял себе журнал не как орган партии, а как форум, открытый для всех, кто разделял убеждение, что России нужны коренные перемены. Как писал он в программном заявлении, открывающем первый номер, [ «Освобождение»] будет развивать положительную программу широких политических и общественных реформ. Это не означает, однако, что редакция от себя предложит читателям готовую программу… Такая программа должна быть еще выработана общественными деятелями нашей страны и, прежде всего, деятелями самоупра