Русский мат. Антология. Для специалистов-филологов. 1994 — страница 11 из 29

Амур! Амур! Немой свидетель Неописуемых картин.

Скажи, не ты ли сцены эти Нам навеваешь? — Ты один!

У всех племен, у всех народов Любви поэзия одна.

И для красавцев, и уродов Она понятна и родна.

Перед Амуром нет различий,

Ни этикета, ни приличий,

Чинов и рангов — все равны!

Есть только юбка и штаны.

Однако, к делу! Продолжаю Описывать событий ход.

Зачем я, впрочем, называю Событьем этот эпизод?!

— Ой, ой! — она под ним завыла, — Поглубже, миленький, вот так!

Целуй меня! Ах что за сила

Твой изумительный елдак!

Ну что молчишь?! Скажи хоть слово!

— Да я не знаю, что сказать.

— Я разрешаю сквернословить.

— Сиповка, блядь, ебена мать!

— Ну что ты, Гриша, это грубо! Нельзя же так, хоть я и блядь...

А все же как с тобою любо!

Как ты умеешь поебать!

Тут, разъярившись, словно лев, Набравшись храбрости и силы, Григорий крикнул, осмелев:

— А встань-ка раком, мать России!..

Любови служит хмель опорой.

Найдя вино в шкапу за шторой, Орлов бутылку мигом вскрыл И половину осушил.

И, выпив залпом пол-бутылки, Орлов, неистов, пьян и груб,

Парик поправил на затылке И вновь вонзил в царицу зуб.

Облапив царственную жопу,

Ебется, не жалея сил.

Плюет теперь на всю Европу — Такую милость заслужил.

Подобно злому ефиопу,

Рыча как зверь, как ягуар,

Ебет ее он через жопу,

Да так, что с Кати валит пар.

Теперь Орлов в пылу азарта Без просьбы Кати, как дикарь, Отборного лихого мата Пред нею выложил словарь:

— Поддай сильней, курвяга, шлюха! Крути мандою поживей!

Смотри-ка, — родинка, как муха, Уселась на пизде твоей!

Ага, вошла во вкус, блядища! Ебешься, как ебена мать.

Ну и глубокая пиздища!

Никак до матки не достать.

Орлов не знал, что Кате сладко,

Что он ей очень угодил,

Что длинный хуй, измяв всю матку, Чуть не до сердца доходил.

Орлов ебет, ебет на славу.

О жопу брякают муде.

Ебет налево и направо,

Да так, что все горит в пизде!

— Ой, милый, глубже и больнее! — Катюша просит впопыхах,

С минутой каждой пламенея,

Паря, как птица в облаках.

— Что там ты делаешь со мною?.. Она любила смаковать:

Во время каждой ебли новой Себя словами развлекать.

— Что делаю? Ебу, понятно. — Орлов сердито пробурчал.

— Чего, чего? Скажи-ка внятно!...

— Ебу-у-у, — как бык он промычал.

«Ебу, ебу», — какое слово!

Как музыкально и красно!

Ебанье страстное Орлова С Катюшей длится уж давно.

Но вот она заегозила Под ним, как дикая коза,

Метнулась, вздрогнула, завыла,

При этом пернув три раза.

Орлов, хоть был не армянином, Но все ж при этом пердеже, Задумал хуй, торчащий клином, Засунуть в жопу госпоже.

Хуй был с головкою тупою, Напоминающей дюшес4.

Ну как с залупою такою Он к ней бы в задницу залез?

Там впору лишь залезть мизинцу! Другая вышла бы игра,

Когда бы на хуй вазелину...

Ведь растяжима же дыра!

Он вопрошает Катерину:

— Кать, не найдется ль вазелин Хочу тебя я в жопу еть.

— Ах, вазелин, он, кстати, есть.

Достала банку с вазелином, Залупу смазала сама:

— Григорий, суй, да вполовину, Иначе я сойду с ума.

— Катюша, ты трусливей зайца... Вдруг крик всю спальню огласил:

— Ой, умираю!.. — Он по яйца Ей с наслажденьем засадил.

Она рванулась с мелкой дрожью. И в то же время хуй струей Стрельнул, помазанницу божью Всю перепачкав молофьей.

— Хочу сосать! — она сказала,

И вмиг легла под Гришу ниц. Платочком хуй перевязала Для безопаски у яиц.

Чтоб не засунул хуй свой в горло,

И связок ей не повредил...

Как давеча дыханье сперло,

Когда он в жопу засадил!

Она раскрыла ротик милый,

Изящен был его разрез.

И хуй разбухший, тупорылый С трудом меж губками пролез.

Она сосет, облившись потом.

Орлов кричит: — Сейчас конец!

Она в ответ: — Хочу с проглотом! Кончай, не бойся, молодец!

Он стал как в лихорадке биться,

Глаза под лоб он закатил,

И полный рот императрице В одну секунду напустил.

Та связок чуть не повредила...

Едва от страсти не сгорев,

Всю молофейку проглотила, Платочком губы утерев.

Орлов уж сыт. Она нисколько.

— Ты что — в кусты? Ан, нет, шалишь! Еще ебать меня изволь-ка,

Пока не удовлетворишь!

— Эге, однако дело скверно.

Попал я, парень, в переплет.

Не я ее — она, наверно,

Меня до смерти заебет...

Дроча и с помощью миньета,

Она бодрить его взялась.

Орлов был молод. Штука эта Через минуту поднялась.

А за окном оркестр играет, Солдаты выстроились в ряд.

И уж Потемкин принимает Какой-то смотр или парад.

— Мне нужно быть бы на параде, Себя на миг хоть показать...

Как трудно мне, царице-бляди,

И власть, и страсть в одно связать.

И снова на спину ложится,

И подымает ноги ввысь...

Да, Гриша и императрица,

Уж не на шутку разъеблись.

Скрипит кровать, трещит перина, А на плацу шагает рать:

— О славься днесь, Екатерина!

О славься ты, ебена мать!

НЕУДАЧНОЕ ПОКУШЕНИЕ


Промчалась весть в Валдае на горах — В пустыне жил монах.

Преобразуяся в девицу, бес К нему в пещеру влез.

Монах, увидя то, вскочил И хуй вздрочил,

Оставя книгу и очки,

Разъеб он черта тут в клочки!

Едва черт встал Монаху так сказал:

— Отец, претолстыми хуями Воюешь ты прехрабро с нами.

С тех пор уж черти по миру не бродят И чернецов в соблазн уж не приводят. Ужасна им чернецка власть —

Боятся чернецу чтоб на хуй не попасть.

ИСПОВЕДЬ МОНАХА


Каким виденьем я смущен!

С боязни дух и сердце ноет.

Я зрю — ах! хуй в пизду впущен, Жена, стояща раком, стонет.

Без слез слаба она терпеть Дыры трещанья, раздиранья От толстой плеши препиранья, Возносит глас: «Престань о еть!»

Не внемлет плач, не чует страх Не зрит, что дух жены трепещет, Ярясь ебет ее монах,

Храпит, меж бедр мудами плещет. Прекрепко движет лядвеи,

Изо рта пену испущает,

Достать до печень ее чает,

Чтоб всласть кончать труды свои. Мертва почти жена лежит,

Но плешь Седова старца тамо,

И слезть, пришедши в жар, не мнит, Ебет ее еще упрямо,

Брадой махая с клобуком,

Ревет как вол он разъяренный,

Что еть телице устремленный Ничуть не слабшим елдаком...

СОНЕТЫ


1 Если б так хуи летали,

Как летают птицы,

Их бы тотчас же поймали Красные девицы.

Все расставили бы сетки, Посадили б в нижни клетки.

2. Если б плавали пиздушки Так, как плавают лягушки, Около б болот мудушки Понастроили избушки.

А хуи бы остряки Все пошли бы в рыбаки,

И закинувши сеть,

Зачали пизду бы еть.

СТАРИК И СОННАЯ МОЛОДКА


Случилось старику в гостях приночевать.

А где? Нет нужды в том, на кой черт толковать, — На свадьбе, на родинах,

Да пусть хоть на крестинах;

Вот нужда только в чем седому старичище, Молодка тут была, собой других почище. Молодка не дика,

Хуй встал у старика.

А хуй уж был таков, как нищего клюка. Однако ночь ему не спится,

Старик встает, идет искать напиться,

Не в кадке он пошел черпуть ковшом кваску, А к той молодке, что навела тоску.

Она спала тогда уж в саму лутчу пору — Отворен путь к пизде,

И нет нигде Запору.

Затрясся старый хрыч, хуй стал его как кол, Он шасть ей за подол И непригоже цап молодушку за шорстку! Над сонною пиздой хрыч старый ликовал, Хуй чуть не заблевал,

Старик пришел в задор такой, что до зарезу. «Что, — мнит, — ни будет мне, а сух я прочь не

слезу!»

Рубаху только лишь молодке засучил —

С молодки сон сскочил,

Та слышит не мечту, не сонную грезу, Подумала сперва, что кошка ищет крыс, Кричала кошке: Брысь!

Но как опомнилась, зрит вместо кошки буку, Схватила у себя меж ног той буки руку:

— Кто туг? — она кричит. — Ах, государи, тать! Хотела встать, покликать мать.

Тут струсил мой старик, не знал куда деваться, Не знал чем оправдаться.

— Не бось, — сказал, — я ничего не утащу, Хотелось мне попить, я ковшичка ищу.

ЕПИГРАММЫ


Горюет девушка, горюет день и ночь, Не знает, чем помочь,

Такого горя с ней и сроду не бывало — Два вдруг не лезут, а одного хуя мало!

* * *

— Приятель, берегись, пожалуй, ты от рог! Жену твою ебут и вдоль, и поперек. —

А тот на то: — Пускай другие стерегут,

А мне в том нужды нет, вить не меня ебут.

РОНДО НА ЕБЕНУ МАТЬ


«Ебена мать» — не значит то, что мать ебена, — Ебеной матерью Зовут и Агафона,

Да не ебут его, хоть надо разъебать, —

Он все пребудет муж, а не ебена мать!

«Ебена мать» — ту тварь ебену означает,

Что из пизды хуишки извлекает, —

Вот тесный смысл сих слов,

но смысл пространный знать Не может о себе сама ебена мать,

«Ебена мать» — в своем лишь смысле не кладется, А в образе чужом повсюду кстати гнется. Под иероглиф сей все можно приебать, — Синоним всем словам: «Ебена мать».

«Ебена мать»—как соль телам, как масло — каше, Вкус придает речам, беседы важит ваши, «Ебена, — может, — мать» период дополнять, Французское жонфутр, у нас — «ебена мать».

«Ебена мать» — тогда вставляют люди вскоре, Когда случается забыть что в разговоре, Иные и Святых, не вспомнив как назвать, Пхнув пальцами по лбу, гласят — «ебена мать!»

«Ебена мать» — еще там кстати говорится, Когда разгневанный с кем взапуски бранится, Но если и в любви надлежит оказать,

То тоже, но нежней скажи: «А,