Вы знаете, мои друзья,
К Наташе вдруг подкравшись, я Поцеловал два раза смело, Спокойно девица моя Во сне вздохнула, покраснела;
Я дал и третий поцелуй,
Она проснуться не желала, Тогда я ей засунул хуй —
И тут уже затрепетала.
А шутку не могу придумать я другую, Как только отослать Толстого к хую.
Накажи, святой угодник, Капитана Борозду1, Разлюбил он, греховодник, Нашу матушку пизду.
РЕФУТАЦИЯ БЕРАНЖЕРА
(заключительная строфа)
Ты помнишь ли, как были мы в Париже, Где наш казак иль полковой наш поп Морочил вас, к винцу подсев поближе,
И ваших жен похваливал да еб?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи, ебена мать?
Сводня грустно за столом Карты разлагает.
Смотрят барышни кругом, Сводня им гадает:
«Три десятки, туз червей И король бубновый — Спор, досада от речей И притом обновы...
А по картам — ждать гостей Надобно сегодня».
Вдруг стучатся у дверей: Барышни и сводня
Встали, отодвинув стол,
Все толкнули целку, Шепчут: «Катя, кто пришел? Посмотри хоть в щелку».
Кто? Хороший человек...
Сводня с ним знакома,
Он с блядями целый век,
Он у них как дома.
Бляди в кухню руки мыть Кинулись прыжками, Обуваться, букли взбить, Прыскаться духами.
Сводня гостя между тем Ласково встречает,
Просит лечь его совсем.
Он же вопрошает:
«Что, как торг идет у вас?
Выручки довольно?»
Сводня за щеку взялась И вздохнула больно:
«Хоть бывало худо мне,
Но такого горя Не видала и во сне,
Хоть бежать за море. Верите ль, с Петрова дня Ровно до субботы Все девицы у меня Были без работы.
Четверых гостей, гляжу,
Бог мне посылает.
Я блядей им вывожу,
Каждый выбирает. Проеблись они всю ночь,
Кончили, и что же?
Не платя пошли все прочь, Господи, мой боже!»
Гость ей: «Право, мне вас жаль. Здравствуй, друг Анета,
Что за шляпка! что за шаль, Подойди, Жанета.
А, Луиза, — поцелуй,
Выбрать, так обидишь;
Так на всех и встанет хуй, Только вас увидишь.»
«Что же, — сводня говорит, — Хочете ль Жанету?
У нее пизда горит.
Иль возьмете эту?»
Бедной сводне гость в ответ: «Нет, не беспокойтесь,
Мне охоты что-то нет, Девушки, не бойтесь».
Он ушел — все стихло вдруг, Сводня приуныла,
Дремлют девушки вокруг, Свечка вся оплыла.
Сводня карты вновь берет, Молча вновь гадает,
Но никто, никто нейдет — Сводня засыпает.
МИХАИЛ ЛЕРМОНТОВ
ПЕТЕРГОФСКИЙ ПРАЗДНИК
Кипит веселый Петергоф, Толпа по улицам пестреет, Печальный лагерь юнкеров Приметно тихнет и пустеет. Туман ложится по холмам, Окрестность сумраком одета — И вот к далеким небесам,
Как долгохвостая комета,
Летит сигнальная ракета. Волшебно озарился сад, Затейливо, разнообразно;
Толпа валит вперед, назад, Толкается, зевает праздно. Узоры радужных огней,
Дворец, жемчужные фонтаны Жандармы, белые султаны, Корсеты дам, гербы ливрей, Колеты кирасир мучные, Лядунки, ментики златые, Купчих парчовые платки, Кинжалы, сабли, алебарды,
С гнилыми фруктами лотки, Старухи, франты, казаки, Глупцов чиновных бакенбарды Венгерки мелких штукарей,
Толпы приезжих иноземцев,
Татар, черкесов и армян, Французов тощих, толстых немцев И долговязых англичан —
В одну картину все сливалось В аллеях тесных и густых И сверху ярко освещалось Огнями склянок расписных... Гурьбу товарищей покинув,
У моста стоял
И каску на глаза надвинув,
Как юнкер истинный, мечтал О мягких ляжках, круглых жопках (Не опишу его мундир,
Но лишь для ясности и в скобках Скажу, что был он кирасир).
Стоит он пасмурный и пьяный, Устал бродить один везде,
С досадой глядя на фонтаны,
Стоит — и чешет он муде.
«Ебена мать! два года в школе,
А от роду — смешно сказать — Лет двадцать мне и даже боле;
А не могу еще по воле Сидеть в палатке иль гулять!
Нет, видишь, гонят, как скотину! Ступай-де в сад, да губ не дуй!
На жопу натяни лосину,
Сожми муде да стисни хуй!
Да осторожен будь дорогой:
Не опрокинь с говном лотка!
Блядей не щупай, курв но трогай! Мать их распроеби! тоска!»
Умолк, поникнув головою.
Народ, шумя, толпится вкруг.
Вот кто-то легкою рукою Его плеча коснулся вдруг;
За фалды дернул, тронул каску... Повеса вздрогнул, изумлен:
Романа чудную завязку Уж предугадывает он И, слыша вновь прикосновенье,
Он обернулся с быстротой,
И ухватил... о восхищенье!
За титьку женскую рукой.
В плаще и в шляпе голубой,
Маня улыбкой сладострастной,
Пред ним хорошенькая блядь;
Вдруг вырвалась, и ну бежать!
Он вслед за ней, но труд напрасный! И по дорожкам, по мостам,
Легко, как мотылек воздушный,
Она кружится здесь и там;
То, удаляясь равнодушно,
Грозит насмешливым перстом,
То дразнит дерзким языком.
Вот углубилася в аллею;
Все чаще, глубже; он за нею; Схватясь за кончик палаша,
Кричит: «Постой, моя душа!»
Куда! красавица не слышит,
Она все далее бежит:
Высоко грудь младая дышит,
И шляпка на спине висит.
Вдруг оглянулась, оступилась,
В траве запуталась густой,
И с обнаженною пиздой Стремглав на землю повалилась.
А наш повеса тут как тут,
Как с неба, хлоп на девку прямо! «Помилуйте! в вас тридцать пуд! Как этак обращаться с дамой! Пустите! что вы? ой!» —«Молчать! Смотрите, лихо как ебать!»
Все было тихо. Куст зеленый Склонился мирно над четой.
Лежит на бляди наш герой.
Вцепился в титьку он зубами,
«Да что вы, что вы?» — Ну скорей!
«Ах боже мой, какой задорный! Пустите, мне домой пора!
Кто вам сказал, что я такая?» — На лбу написано, что блядь!
И закатился взор прекрасный,
И к томной груди в этот миг Она прижала сладострастно Его угрюмый, красный лик.
— Скажи мне, как тебя зовут? — «Маланьей». — Ну, прощай, Малаша. — «Куда ж?» — Да разве киснуть тут? Болтать не любит братья наша;
Еще в лесу не ночевал
Ни разу я. — «Да разве ж даром?»
Повесу обдало как варом,
Он молча муде почесал.
— Стыдись! — потом он молвил важно: Уже ли я красой продажной
Сию минуту обладал?
Нет, я не верю! — «Как не веришь? Ах сукин сын! подлец, дурак!»
— Ну, тише! Как спущу кулак;
Так у меня подол обсерешь!
Ты знай: я не балую дур:
Когда ебу, то upor amour!
Итак, тебе не заплачу я:
Но если ты простая блядь,
То знай: за честь должна считать Знакомство юнкерского хуя! —
И, приосанясь, рыцарь наш,
Насупив брови, покосился,
Под мышку молча взял палаш,
Дал ей пощечину — и скрылся.
И ночью, в лагерь возвратясь,
В палатке дымной, меж друзьями Он рек, с колен счищая грязь: «Блажен, кто не знаком с блядями! Блажен, кто под вечер в саду Красотку добрую находит, Дружится с ней, интригу сводит — И плюхой платит за пизду!»
«САШКА»
(Фрагменты из поэмы)
К читателям
' Не для славы —
Для забавы Я пишу!
Одобренья И сужденья Не прошу!
Пусть кто хочет,
Тот хохочет,
Я и рад;
А развратен,-Неприятен —
Пусть бранят.
Кто ж иное здесь за злое Хочет принимать,
Кто разносит И доносит, —
Тот и блядь!
XXXVIII
Засядем дружеским собором За стол, уставленный вином.
И звучным, громогласным хором
Лихую песню запоем...
Летите грусти и печали,
К ебеней матери в пизду!
Давно, давно мы не ебались В таком божественном кругу!
Скачите, бляди, припевая:
Виват наш Сашка удалец!
А я, главу сию кончая,
Скажу: «Ей богу, молодец!»
XVI
Ах ты, проклятая ерыга2,
Чего мошенник не соврет!
Но хоть ругай — мой забулдыга Живет да песенки поет...
Звенит целковыми рублями,
Летает франтиком в садах,
Пирует, нежится с блядями,
И суслит водку в погребах.
Ну, что мне делать с ним прикажешь? Не хочет слышать уж про нас...
Эй, Сашка! или не покажешь В Москву своих спесивых глаз?
XXV
Не вспомнишь все, что мы болтали, Но все, что он мне рассказал,
Вы перед этим прочитали,
И я ни капли не соврал.
Одно лишь только он прибавил, Что дядя в университет Его еще на год отправил И что довольно с ним монет. «Сюда, ебена мать!» — гремящим Своим он гласом возопил,
И пуншем нектарным, кипящим В минуту стол обрызган был.
* * *
И каждый день повечеру,
Ложася спать, и поутру В молитве к Господу Христу Царя российского в пизду Они ссылают наподряд И все сломать ему хотят За то, что мастер он лихой За пустяки гонять сквозь строй.
Наконец из Кенигсберга Я приблизился к стране, Где не любят Гуттенберга И находят вкус в говне. Выпил русского настою, Услыхал «ебену мать»,
И пошли передо мною Рожи русские писать.
ПРОЩАНИЕ С ПЕТЕРБУРГОМ
Прощай, холодный и бесстрастный Великолепный град рабов,
Казарм, борделей и дворцов,
С твоею ночью, гнойно-ясной,
С твоей холодностью ужасной К ударам палок и кнутов.
С твоею подлой царской службой, С твоим тщеславьем мелочным,
С твоей чиновнической жопой, Которой славны, например,
И Калайдович, и Лакьер.
С твоей претензией — с Европой Идти и в уровень стоять.
Будь проклят ты, ебена мать!
Стихи пишу я не для дам, Все больше о пизде и хуе, Я их в цензуру не отдам, А напечатаю в Карлсруэ.