Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов» — страница 76 из 94

F. 105 v.) hören lassen, daß sie zwar dermahlen zu Erhaltung der Czar[ichen] Residenz Statt, auch Schutzung ihrer Weib- vnd Kinder, Guet- vnd Bluet die Waffen wider die Rebellirende hertzhafft zuergreiffen vnd den lezten Bluets Tropffen ihres Lebens auffzuopffern willig vnd bereith wären; wann aber khünfftighin eine neue Auffruhr entstehen solte, ohne des die Czar[iche] M[ajes]t[ä]t das Reich mit dero Anwesenheit begnädiget haben wurde, wussten Sie nicht, vor weme oder warumb sye ihr Leben in die Schantz schlagen solten, zumahlen der Burger[licher] Aydt- vnd Schwur nicht vor die Bojaren, sondern dem Czarn abgelegt worden. Waß noch sonnst von dennen Strelizen in Moscau vbrig gewe[sen], hat man bereits zu 5, 10 vnd mehrere Mann an die weith entlegene Orth vnd Stätte verschickt und religiret.

Daß der Bojar Schermett bey Ihro Päbst[liche] Hey[ligkeit] Audienz genommen, hat er seiner Gemahlin vnunterbrecht[liche]s Weinen, seiner Familie und dem ganzen russi[schen] Volcks aber allgemeinen Fluech auff sich geladen, vnd hat auch der Patriarch ob respectus humanos mit der antrohenden offent[lichen] Excummunication biß dato zuruckh gehalten.

(F. 104) Дубликат из Москвы, от 27 июня 1698.

Здешний патриарх две недели назад публично выступил против некоего русского купца и действительно отлучил от Церкви его самого с женой, детьми и внуками. Тот [купец] договорился о покупке табачной монополии и выкупил ее по контракту на ежегодную прибыль в 150 тысяч рублей, заключенному с царем еще до его отъезда. Патриарх наложил вечное проклятие на получаемую чрез [ту деятельность] прибыль [купца]. Это действие [патриарха], при тогдашних смятенных обстоятельствах в государстве, вызвало серьезную тревогу среди бояр и первейших министров (между тем совсем недавно Его Царское Величество на три года уступил англичанам на основе соглашения право на ввоз, вывоз, торговлю и продажу табака на всех подвластных царю землях). В России мнения по этому поводу [отлучение от Церкви купца] разделились на две партии. Из них первая приняла сторону патриарха, объявив его действие похвальным и благочестивым, а отлучение купца от Церкви – справедливым и заслуживающим поддержки, как ради избежания многих чрез то прокрадывающихся зол и ввиду нарушений ранее с похвальной строгостью соблюдавшихся ими [русскими людьми] обрядов, так же как и священно оберегаемых законов. Другая и более многочисленная часть за таковое дерзкое публичное проклятие склонна предсказывать и предрекать патриарху неизбежное наказание и суровую немилость по возвращении царя. Тем более что он [патриарх] и без того не пользуется ни особым уважением, ни большим почетом со стороны царя и некоторых бояр. Несмотря на все это, многажды помянутый патриарх отвергает угрожающую царскую немилость и до сих пор день за днем проводит совещания со многими сторонниками своей партии по вопросу, должен ли он полностью исполнить то, о чем царь уже дважды писал ему и правительству в резких указах. Согласно этому приказу, он сам [патриарх] или через своего полномочного представителя должен отправить царицу в монастырь и совершить при том соответствующие обряды. Это поручение исполняется даже боярами царской партии без рвения и настойчивости, поелику царица много скорбит о таком незаслуженном суровом предписании. О ее невинном страдании печалятся как ее друзья, так и ее враги, поскольку она никогда не давала ни малейшего повода к разводу. Однако ради совершенного послушания царскому повелению она решительно согласилась на монастырскую жизнь, но ясно выразив условие: принц (F. 104 v.) (которого Его Царское Величество настоятельно и по-отечески вверил ее материнскому попечению при своем отъезде) должен следовать за ней в монастырь, чтобы не лишиться ее вернейшей материнской любви. Де-факто бояре по этому вопросу не приходят к какому-либо решению. Напротив, день ото дня представители обеих партий становятся все более озлобленными и несогласными друг с другом.

19‐го числа сего месяца горожане, живущие в предместьях Москвы, Немецкой слободе и в близко расположенных местах, через официальное уведомление получили строгий приказ предусмотреть и обеспечить себя на шесть недель необходимым продовольствием и провиантом, а также снабдить каждый дом водой на участке и ночной охраной ради безопасности, которая должна быть обеспечена с достаточной предусмотрительностью. Дело в том, что в последние несколько дней большой дом в Немецкой слободе, в котором уже несколько недель не проживало ни души, вспыхнул и сгорел дотла. Подобным образом, за время моего пребывания здесь я могу насчитать 8 больших пожаров, во время которых, особенно ночью, всегда происходят большие насилия и гнусные убийства.

Что касается военных операций московитов, согласно всепокорнейшему мнению, выраженному в моей всеподданнейшей реляции Вашему Императорскому Величеству, они не могут оказать порядочного сопротивления при таких вопиюще слабых приготовлениях против сильного напора неприятельских войск, но в этом году, наоборот, очень легко может быть потеряно то, что они с таким трудом заполучили в предыдущей кампании, употребив такие большие средства и пролив много христианской крови. Хотя полководец генерал Гордон и большинство немецких полковников и офицеров держались мнения не выступать в поход и в этом году, однако все же принуждены были исполнить свои обязанности и двинуться из Москвы против повторно покинувших позиции и вновь восставших стрельцов. [Стрельцы] – это именно те (о свершенных высокомерных деяниях которых уже был представлен покорнейший доклад), которые находились под начальством Ромодановского на польской границе. В этот момент они [стрельцы] снова подняли бунт, собравшись в большем количестве у Торопца. Часть своих офицеров они связали по рукам и ногам, другую обратили в бегство из полков, распределив между собой должности оных. (F. 105) Теперь стрельцы хотят через несколько дней выступить к Москве, везя с собой пушки (которые они силой взяли из цейхгаузов вместе с другими необходимыми боеприпасами и оружием), чтобы жестоко выместить свою месть на боярах, особенно на полководце Шеине, камер-президенте Прозоровском и боярине Тихоне Никитиче [Стрешневе]. Притом следует опасаться, что и без того непокорная чернь при желании воспользуется такой возможностью, присоединится к восставшим и тем самым вызовет ужасную кровавую баню. Потому-то для предотвращения сего зла, могущего повлечь тяжкие последствия, стрельцов, расквартированных поблизости от Москвы, забрав у них все оружие и снаряжение, перевели под стражу в царский замок Кремль до тех пор, пока надвигающийся мятеж не утишится, а пожар внутренней войны не будет потушен. Ближние бояре, полководцы и другие главные министры уже несколько раз проводили свои ночные советы и размышляли, как наилучшим образом преодолеть эту опасность. Наконец, было постановлено, чтобы 25‐го числа сего месяца полк царской гвардии, генерал Гордон с подчиненными ему 2500 людьми и около 6000 дворян верхом, а также императорский полковник артиллерии Краге с 20 с лишним орудиями, примерно 1000 ручных гранат и большим [запасом] картечи отправились навстречу этим нарушителям присяги и ожидали их приближения на выгодной позиции. Однако большинство бояр опасаются, что это слишком дерзкое и рискованное предприятие, будучи уверенными, что бунтующие стрельцы имеют большую поддержку и продвигаются сюда, рассчитывая на ее усиление [по мере их приближения к Москве]. Это небезосновательное размышление увеличивает опасение, не присоединятся ли к мятежникам полки, которым приказано противостоять восстанию? И тогда они соединенными силами и с большим насилием смогут предпринять попытку осуществить то, в чем они с давних пор клялись и чем угрожали боярам. Потому правительство разъяснило надвигающуюся опасность дворянству и горожанам, обеспечило последних оружием и необходимой амуницией, а также настоятельно напомнило им об их долге верности и ободряло их к обороне. При каковом внушении от горожан можно было услышать, без всякого страха перед этими боярами: (F. 105 v.) хотя они и желают и готовы теперь решительно взяться за оружие против бунтующих и пожертвовать последней каплей своей крови ради сохранения царского города и резиденции, а также для защиты своих жен и детей, имущества и родичей; но они не знают, ради кого или почему они должны будут подвергать свою жизнь опасности, если в будущем возникнет новое восстание, а царское величество не удостоит государство своим присутствием. Ведь и присяга, и клятва горожан приносится не боярам, а царю. Что же до стрельцов, остававшихся в Москве, то их уже отправили в дальние места и города и выслали [партиями] по 5, 10 и более человек.

Тем, что боярин Шереметев получил аудиенцию у Его Святейшества Папы, он вызвал у своей жены непрерывный плач, а со стороны своей семьи и всего русского народа навлек на себя всеобщее проклятие. Патриарх также из почтения к [важным] персонам [его рода] до сих пор воздерживался от угрозы публичного отлучения.

HHStA. Russland I. Karton 18. Fol. 104–105 v. Помета на F. 105 v.: 27 Juni 1698.

Приложение № 71698 г. сентября 2 (12). – Донесение Гвариента Леопольду I(подготовка текста и перевод П. И. Прудовского)

(F. 184) Allerdurchleuchtigst, großmächtigst undt unüberwindlichster Römischer Käyßer, auch zu Hungarn und Böheimb König etc.

Allergnädigster Käyser, König undt Herr Herr.

Euer Kays[erliche] undt König[liche] May[estät] werden ungezweiffelt bereits schon allergnädigst vernommen haben, waßmasßen die Czar[ische] May[estät] den 4ten instehenden Monats mit Le Fort, und dem Chur-Sächs[sischen] G[ene]ral Commissario Carlewiz nebst wenig Bedienten gegen 6 Uhr abents alhier glüklich angelanget. Man hat aber mit Verwunderung ansehen müsßen, daß der Czar wider alles besseres Vermuethen nach so langer Abwesßenheit annoch von der alten unerloschner Passion regiert, und gleich bey dero Ankunfft einen gantz gemeinen lutherischen Menschen der