я, егда приближатися начнет время его да скончается, двое бо[1234] на концы содержатся. И яко видел еси три главы покоюща. Се есть толкованье»[1235].
(Л. 18) Пишет в книге «Хрисмологионе» во главе десятой:
«И породится ему юноша Коннос, заступник его». Таже и «влас главы его под ногами возвлечется[1236]»[1237].
(Л. 18 об.) И я, по сим пророческим глаголам разсуждах, и лета сочислях, и о царстве, и о Антихристе приводил твое имя, понеже другаго подобия таковаго царя в царственных книгах не обрел.
Да что и делом в тебе видех: повелел ты с притужением брити брады, таже пити и продавать явно во всем царстве своем[1238] табак[1239]. О сем братобритии и о табаке (Л. 19) …[1240]
Потом заповедано нам от Святыя Церкви, да не собираемся на всякия игры[1241]. Ты же[1242] от своего лица повеле написати указы, чтобы сходилися мужи и жины, и проносили от имей своих сребро, и играли в лоты[1243].
(Л. 19 об.) Потом повелел еси празновать обновление года генваря первое число. И в той день на Красной площади повелел еси поставить крест превеликий, зделав из досок, а что на нем было написано, того не вем, токмо подпись едина: «Здравствуй, лета Господня: 1700». И все ты повеле сжечь. (Л. 20) Ты же повеле во всем граде в той день всякого чина людем елником [и] иными древами венчати врата и у всякова пред враты возжигати огнь в нощь. О сем праздновании пишет святый Ефрем: «Сей праздник празднуют [эл]л[ини] [пог]ани – венчание дверей, кумиром служение». А возжигание огня в Персиде почитают вместо Бога: огнь, прежде бысть негасимый[1244]. Егда Ираклий, царь греческий, воева Перску землю, той огнь у них (Л. 20 об.) угаси. Они же после того начат в вечер огнь возжигати. Нам же повелевает святый Ефрем праздновати дни святыя христиански, псалмы и песнми и пении духовными, по оглашению апостолскому, глаголюще со апостолом: «Мне же не буди хвалит[ися, то]кмо о Кресте Господа нашего Иисуса Христа». И на дверех Животворящаго Креста знамение полагаем, на челе же и по всем удом нашим сим знаменаемся[1245].
(Л. 21) Ахав царь повеле взыскати пророка Илию, яко бы возмущает народ. Егда Илиа прииде пред царя, тогда глагола ему царь: «Аще ты ли еси, развращаяй Израиля?» И рече Илиа: «Не аз развращаю Израиля, но ты [и] дом Отца твоего, вне[гда оста]висте вы Господа Бога вашего и идоста вслед Ваала»[1246].
(Л. 21 об.) И о сем, яже что аз видех в тебе и что в моих писаниях написано, говорить было пристойно патриарху и прочим властем. Аз, грешный и недостойный раб Его, Владыки и Творца своего, не дождався Его Суда Божия, сболезновав душею [своею и о] прочих человецех, дабы неведением не пришли в вечное мучение, и ревностию своею желах сия написаныя глаголы и случаи сказать всем христианом. (Л. 22) И того ради стал было резать на доске о летах и о Антихристе краткими словами, потому что на такой малой доске пространно объявить невозможно, и, печа[та]в, давать человеком, кому веря, бояся, чтобы и себе не привест[ь на лю]тую смерть. Да сие мысля, егда управяся, пошед с Москвы, что будет напечатано, хотех пометать на путех, чтоб человецы знали, что той Антихрист.
(Л. 22 об.) И ныне я в сем дерзновении каюся Господу Богу[1247], естьли я его, царя, назвал неистинно против глаголов Божиих в своем мудрствовании, и о сем прошу у него, Творца своего, прощения. А ему, царю, аще желает своего, такжде [душ]и моей спасения, достоит на те пророческия глаголы со известным испытанием положить подлинные доводы многими свидетели.
РГАДА. Ф. 7. Оп. 3. Д. 344. Ч. 217. Л. 6 – 22 об. Автограф.
Приложение № 111750 г. января 31. – Справка Московской конторы Тайных розыскных дел с изложением основного содержания дела «о книгописце Гришке Талицком с товарыщи», составленная на основе «статейного списка» при подлинном следственном деле Преображенского приказа
(Л. 6) Канцелярии тайных розыскных дел в кантору от описи дел бывшаго Преображенского приказу велено, справясь подлинно, прислать обстоятелное известие в самой скорости по делу о Талицком, какое имянно следствие произвождено было, и какое ж об нем решение учинено.
А по справке у описи дел бывшаго Преображенского приказу по описи показано: отысканое дело в разни о книгописце Гришке Талицком с товарыщи, по которому значит:
В прошлом 700‐м году июня 28‐го дня в Преображенском приказе великого государя певчей дьяк Федор Казанец изветом показал: «Того де числа, пришед к нему в дом зять ево, патриарш площади подьячей Афонасий Алексеев с женою своею Феклою, и сказали: „Живут они в Кисловке у книгописца Гришки Талицкаго и слышат от нево про государя всякие (Л. 6 об.) непристойныя слова, чего и слышать невозможно. Да он же, Гришка, режет неведома какие доски, а вырезав, хочет печатать тетрати, а напечатав, бросать в народ“».
И по тому делу значит, что воровские Гришкины писма сысканы у товарыща ево, Гришкина, у Ивашки иконника, а доски взяты в дому ево, Гришкине, в то время как он, Гришка, от того ево, Федорова, извету с Москвы бежал. А после того он, Гришка, сыскан. А тех ево писем при деле не имеетца.
А по статейным спискам показано: Гришка Талицкой в роспросе и с розысков винился в том: составил он воровские писма, бутто настало ныне Последнее Время, и Антихрист в мир пришел, а Антихристом в том своем писме, ругаясь, писал великого государя. Также и иные многие статьи ему, государю, воровством своим в укоризну писал. И народам от нево, государя, отступить велел, и слушать ево, государя, и всяких податей ему платить не велел. А велел взыскать князя Михаила, через которого хощет быть народу нечто учинить доброе. (Л. 7) И для возмущения к бунту с тех своих воровских писем единомысленником своим и друзьям давал писма руки своей на столбцах, а иным и в тетратех, и за то у них имал деньги.
Он же, Гришка, о том же Последнем Времени и о Антихристе вырезал две доски, а на тех досках хотел печатать листы, и для возмущения ж к бунту, и на ево ж, государево, убивство, те листы хотел отдавать в народ безденежно.
Он же, Гришка, роспрашиван: по воровскому письму велел он, Гришка, взыскать князя Михаила, а чей он словет, про то в том своем писме не написал, чтоб он про тово князь Михаила сказал.
И он, Гришка, сказал: «То де князь Михайлово имя в том своем писме писал он, Гришка, для того: которые де стрелцы розосланы по городам, и как государь пойдет с Москвы на войну, а они, стрелцы, собрався, будут к Москве, чтоб они выбрали в правителство боярина князь Михаила Алегуковича Черкаского для того, что он человек доброй. И про то де ево имя он, Гришка, в том своем писме написал от себя своим мнением, а не по согласию ни с кем».
(Л. 7 об.) А кому имяны он, Гришка, с тех своих воровских писем в тетратех и на столбцах писма давал, и что у кого денег взял, и то значит ниже сево.
Тамбовский епискуп Игнатий, на которого Гришка Талицкой показал: «Познал де ево с ним иконник Ивашко Савин, и он де, Гришка, с тем епискупом о Последнем Веце, и о исчеслении лет, и о Антихристе разговаривал. И Игнатей де епискуп по тем розговором велел ему, Гришке, то все написать в книгу, и прислал к нему с тем иконником Ивашкою Савиным денег пять рублев. И он де, Гришка, за те деньги с тех писем, которые взяты у Ивашки иконника, Игнатию епискупу написал тетрати в четверть, и отдал ему, Игнатию епискупу, на Казанском подворье перед поездом ево с Москвы в Тамбов в Великой пост. Да перед тем же де ево, епискупским, с Москвы поездом ему ж, епискупу, отдал он, Гришка, на Казанском подворье в полате таковы ж два писма, которые он дал Ивашку Савину иконнику, а те де писма ему, епискупу, будут угодны ль или нет, про то он не ведает. А как де он у нево те писма принел, и в то число ему, Гришке, дал денег два рубли».
(Л. 8) А Тамбовский епискуп Игнатий сперва, перед святейшим патриархом роспросом, показал: «От Гришки де Талицкаго хулы на государя он не слыхал».
А после того он же, Игнатий, будучи с ним, Гришкою, в очной ставке повинился: «Те де поносные слова он, Гришка, на словах при нем, Игнатье, говорил, и те слова он слышал, и к тем ево, Гришиным, словам он, Игнатий, говорил: „Видим де мы и сами, что худо делаетца, да что мне делать, я де немощен“. И перечневатее тех тетратей велел ему написать, почему б ему, Игнатию, в том деле истинну познать. И он де, Гришка, тетрадь ему принес, и денег ему за них два рубли он, Игнатий, дал, и, увидев в тех тетратех написанную хулу на государя, те тетрати зжег, а того де зжения нихто у нево не видал».
А после того он же, Игнатий, в Патриаршей же Крестовой полате перед архиереи по своему обещанию, и как ему, Игнатию, на Страшном Суде явитца лицу Божию, сказал: «Против де воровских писем Гришки Талицкого, в которых написан от нево, Гришки, великий государь с великим руганием и поношением, у нево, Игнатия, с ним, Гришкою, совету не было. А естли с сего числа впредь (Л. 8 об.) по розыскному ево, Гришкину, делу явитца от кого нибудь, что он, Игнатий, по тем ево, Гришкиным, воровским писмам ему, государю, в тех поносных словах был с кем нибудь сообщник или кого знает, да укрывает, и за такую ево, Игнатьеву, ложь указал бы великий государь ево, Игнатия, казнить смертью». И на той своей правде он, Игнатий, перед ними, архиереи, Святое Евангелие и Крест целовал.