А Гришка говорил: «О том де дьяконе, чтоб ему быть в вотчине ево в селе Ильинском в попах, говорил, и он де ево не принел, и вышеписанными словами он, Гришка, на него, князь Ивана, за того дьакона не поклепал, и говорил на него, (Л. 13 об.) князь Ивана, точно: от него, князь Ивана, слышал».
И означенный князь Иван, будучи под караулом, умре.
Церкви Входа во Иерусалим, что в Китае у Троицы на Рву, поп Андрей, да попадья ево Степанида, которую привели з Дмитровки Сергиевской поп Амбросим, да Церкви Дмитрия Селунского дьякон Никита для того: как де они по указу святейшаго патриарха обыскивали в своем сороку вора Гришки Талицкого, и пришли в дом попа Андрея, и попадья де ево Степанида им говорила: «Не тово ль де Гришки ищут, которой к мужу ее хаживал, и говорил у них в дому: „Как де я скроюсь, и на Москве де будет великое сметение“?» И казала тетрати руки ево, Гришкиной.
А попадья Степанида в роспросе сказала: «Тот де Гришка в дом к мужу ее хаживал, и, будучи де у них в доме, при муже ее и при ней тот Гришка великого государя Антихристом называл: „И какой де он царь – мучит сам!“ А про сына ево, государева, про государя царевича говорил „не от доброво де корении, и отрасль не добрая“, „и как де я с Москвы скроюсь, и на Москве де будет великое сметение“».
(Л. 14) А поп Андрей сперва в роспросе в тех вышеписанных Гришкиных словах запирался, а по улике жены своей в роспросе ж и с розыску винился и сказал: «От того де Гришки слышав такие слова, не известил простотою своею, боясь про такие слова и говорить, да и страха ради, авось он, Гришка, в тех вышеписанных словах запретца».
Кадашевец Феоктистка Костентинов, на которого Гришка Талицкой говорил: «О Последнем Веце и о Антихристе с ним, Феоктистком, он говорил, и купил де он у него книгу „Хрисмологию“, а на писме де тому Феоктистку он о том не давывал, и совету с ним в тех писмах не бывало».
А Фектистко Костентинов в роспросе и с пытки говорил: «У Гришки де Талицкого он книгу „Хрисмологию“ купил на продажу, дал три рубли, и Гришка де в разговоре говорил, чтоб он, Феоктистко, продал имение свое и пошел в монастырь для того, что пришла кончина Света, и Антихрист настал, а Антихристом называл великого государя. И просил у него, Феоктиста, он, Гришка, себе денег на пропитание: „Пришло де Время Последнее, а вы де живете, что свиньи“. А что де он, Феоктистко, в тех словах на него, Гришку, простотою своею не известил, (Л. 14 об.) в том перед великим государем виноват. А про воровство де ево, Гришкино, и про воровские писма не ведал».
Гришкин племянник Мишка Талицкой в роспросе и с пытки говорил: «После де дяди своего, Гришки, на другой день, пришед к тетке своей, взял ис черной избы тетрати обманом, чтоб ему про те тетрати известить в Преображенском приказе з братом своим, Новоспаского монастыря с писцом с Алешкою Коробовским, толко того числа известить не успели».
А з другой с пытки он, Мишка, сказал: «Дядя де ево, Гришка, хаживал в Мещанскую слободу к понамарю Артемошке Иванову, да за Яуские вороты к иконописцу Ивашке Савину, Печатного двора х каптелщику Родке, да и Родка де к тому Гришке в дом хаживал же, а для чево, не знает, и знакомства де у них было лет с пять, и он, Мишка, того каптелщика у дяди своего видал».
А с третьей пытки говорил: «У дяди де своего[1248], Гришки, писма о Последнем Времени и о Антихристе он, Мишка, писал из найму: выписывал из Опокалепсиса, а х какому намерению дядя ево те книги писал, того не ведает. (Л. 15) А советники с дядею ево были: иконник Ивашко Савин, Андреяновской понамарь Артамошка. Да к дяде ж ево хаживали с Ордынки Федотко Миляков, из Кожевеников роздьякон Гришка Петров, и для чево, и иные хто к дяде ево хаживал, не ведает».
А Гришка Талицкой с подъему говорил: «Племянник ево, Мишка Талицкой, тетрати писал до седмой надесять главы и, не дописав, покинул, а сказал: „я де не хочю писать для того, что худо“, а почему дознался, или когда слышал в словах про то от него, Гришки, писать покинул, того не ведает».
Садовник Федотко Миляков, на которого Гришка Талицкой показал, что он ему говорил: «Пишу де книгу о Последнем Времени; вот бы де, написав, в мир пустить[1249], пусть бы де люди ползавались, да скудость де моя, нечим питатца». И он де, Федотко, сказал: «Трудись де, я тебе на бумагу дам рубли три-четыре». И дал ему денег десять рублев.
А Федотко сказал: «Гришки де десять рублев денег дал он взаймы, а не за то, чтоб он написал книгу о Последнем Времени и пустил в мир, и те де деньги он, Гришка, хотел ему заплатить, да не платил».
А Гришка сказал: «Те де деньги оной Федотка дал ему вместо милостыни, а если б взаймы, и я бы де ему дал на себя заемное письмо. (Л. 15 об.) А сказывал де ему он про книгу „О счислении лет“, и что[1250] названа „Врата“, а в тех де книгах на государя хулы нет, толко во „Вратах“ он, государь, написан осмым царем, да про книгу де „О падении Вавилона“, в которой написано на великого государя хула, он, Гришка, сказывал же, что у нево есть написана книга „О падении Вавилона“, а про то, что в ней на великого государя написана хула, ему не сказал. И Федотка де у него просил той книги посмотреть. И он де, Гришка, ему той книги посмотреть не дал для того, что он, Федотко, человек невоздержной».
А Гришка де с подъему сказал: «Садовнику де Федотку Милякову про то, что он хочет писать книгу о Последнем Веце, сказывал: „Написав бы де такую книгу, отдать[1251] в Киев, напечатать и пустить[1252] в мир: пусть бы люди ползоволись, да скудость моя, нечем питатца“. И Федотко де ему сказал: „Трудись де, я тебе дам денег рубли три-четыре“. И дал ему, Гришке, денег десять рублев за то, а не взаймы. А про то, что было в той книге про государя писать ему хулные слова с поношением, не сказывал».
А Федотко Миляков сказал: «Гришка де Талицкой пришел к нему с портным мастером, Сенкою зовут, чей сын и словет, не помнит, и ево, Федотка, поили вином, и в разговоре тот Гришка говорил ему, Федотку: „Хочет де он (Л. 16) писать книгу о Последнем Веце, да нечем питатца, потому что скуден“. И он де, Федотко, ему, Гришку, говорил: „Как он такую книгу напишет, чтоб ту книгу дал ему, и он де ему за труды даст денег“. И в пьянстве дал ему денег десять рублев. И после того он, Федотко, тому Гришке говорил, чтоб ему дал ту книгу или денги, и Гришка ему в книге отказал: „Нельзя де мне тебе той книги дать: человек ты непостоянной и пьяница“. А про то, что в той книге на государя написана у него, Гришки, хула с поношением, не сказывал. И про то де он сперва в роспросе не сказал в торопях, в том перед великим государем виноват».
Иванов человек Стрешнева Андрюшка Семенов, на которого Гришка Талицкой показал: «Дал он, Гришка, ему, Андрюшке, списать тетратку о летех же и о пришествии Антихриста разговор у него с ним был же, а мудрствовал про те лета и о Антихристе он, Гришка, а тот человек не знает».
И он, Андрюшка Семенов, сказал: «Тот де Гришка в доме у себя дал ему тетратку в четверть, писана полуставом, „О исчислении лет“. И он де, Андрюшка, прочет ту тетратку, отдал тому Гришке назад и сказал: „Я де етова познать не могу“. И тот де Гришка ему говорил: „Ныне де пришли последние времена; настанет де Антихрист, (Л. 16 об.) а будет де Антихрист великий государь“. И от него пошел домой. А про те де ево, Гришкины, слова он не известил потому, что был болен».
С Пресни Церкви Иоанна Богослова роспопа Гришка Иванов, на которого Гришка Талицкой с подъему говорил: «Как де он те свои воровские писма „О исчислении лет“ и „О последнем веце и о Антихристе“ составил, и, написав, купил себе две доски грушевые, чтоб на них вырезать на одной „О исчислении лет“, на другой „О Антихристе“, и, вырезав „О исчислении лет“, хотел печатать листы и продавать. А сказали де ему, Гришке, на площади, что тот распопа режет кресты. И он де, Гришка, пришел к тому роспопу с неназнамененою доскою, и говорил ему, чтоб он на той доске „О исчислении лет“ вырезал слова. И тот де поп ему сказал: „Без знамени де резать невозможно; чтоб он, Гришка, ту доску принес назнамененую“. И он де, Гришка, ему говорил: „Ныне де Время Последнее, и Антихрист пришол, и сказывал ему от бытейских и от пророческих книг, и приводом называл государя Антихристом: во Опакалепсисе Иоанна Богослова в 17 главе написано: Антихрист будет осмой царь. А по нашему де щоту осмой царь – он, государь, да и лета де сошлись: у меня де (Л. 17) тому есть, выписано и в тетратех“. И роспоп де, Гришка, ему, Гришке ж, говорил, чтоб он те тетрати к нему принес почесть: „Однако де у меня будет человек тех тетратей послушать“. И после де того к тому роспопе он, Гришка, пришол Хлебенного дворца с подключником с Пашкою Филиповым, а с собою принес для резбы доску[1253] назнамененую, да лист, да тетрати. А те де тетрати он, Гришка, им чол, и приводом государя Антихристом называл: то де они слышали подлинно».
А роспопа Гришка в роспросе и з Гришкою на очной ставке говорил: «Гришка де Талицкой к нему приходил и доску грушевую неназнамененую и лист приносил, и он де ему в то число отказал для того, что та доска без знамени, резать невозможно. И тот де Гришка ему говорил: „Ныне де время последнее“. И стал ему, роспопе, о Последнем Веце и о Антихристе сказывать от Евангелия и от пророческих[1254] и от бытейских книг, и приводом называл Антихристом государя, а именем не выговаривал. А он де, роспоп, тому Гришке о том, чтоб он те тетрати к нему принес почесть, «однако де будет у меня человек тех тетратей слушать», – не говаривал. А после де того тот Гришка пришол к нему сам-друг и принес к нему доску назнамененую, (