ть какую-либо статью для создаваемого в Палестине немецкоязычного журнала, писал:
Как обрадовался я Вашему письму! Сам я Вам не писал – т. к. у меня все время было такое чувство, что сейчас в Иерусалиме Вам было не до писем. И, действительно, когда представляешь себе, что теперь там происходит (ведь то, что было при мне, еще, сравнительно, не было серьезным)[1301] – ни о чем ни думать, ни говорить не хочется. Гонимые повсюду, евреи рассчитывали хоть в Палестине найти убежище. И вот – такая история. Англия, конечно, могла бы положить конец беспорядкам – но Англия всегда только о себе думала, хотя и притязала на всякие высокие идеалы. Конечно, не нужно терять надежды: может быть, все-таки, евреи отстоят себя. Но, пока, конечно, очень тяжко…
Что касается Josepha [sic!] Kastein и G. Krojanker – то я о них никогда ничего не слышал. Но, конечно, раз Вы рекомендуете их, то я охотно готов предоставить для их журнала статью[1302]. По-моему, лучше всего было бы, если бы они напечатали «Киргегарда и Достоевского» или «Ясную Поляну и Астапово». Можно было бы даже отметить, что это лекции, читанные в Палестине. (Я, между прочим, и «Ясн<ую> Пол<яну> и Астап<ово>» читал в Тель-Авиве – в частном собрании.) И в той и в другой лекции – основной вопрос – «Афины и Иерусалим». Я только не знаю, каковы размеры журнала и может ли он отвести мне достаточно места для такой статьи, как «Кир<гегард> и Дост<оевский>». И, затем, я тоже не знаю, какие задачи себе ставит журнал – и потому не могу решить, какая из статей больше им подойдет. Вы, в этом отношении, скорее можете быть судьей, т. к. знаете редакторов и беседовали с ними об их журнале. Перевести мог бы Шор: он переводил Бердяева, и Бердяев им, как переводчиком, был доволен[1303].
Как было уже сказано, одна из запланированных лекций Шестова, которая должна была состояться в Иерусалиме (вторая по счету в этом городе), сорвалась из‐за прокатившейся по стране волны арабского террора[1304]. В известном смысле это обстоятельство дает основание увидеть еще одну трагическую коллизию существования земли израильской: зародившиеся здесь всечеловеческие Божьих законы и заветы и – непримиримый национальный конфликт, сжатый географический локус, в котором духоподъемность мировой истории достигает наивысших пределов, и в противовес этому – самые беспощадные формы религиозного фанатизма.
Об арабских беспорядках в Палестине Шестов рассказывал Б. Фондану в письме, написанном 10 мая, за несколько дней до своего отъезда, и отправленном из Тель-Авива в Буэнос-Айрес, куда тот в это время был приглашен аргентинским журналом «Sur» на съемки фильма:
Ваше письмо, мой дорогой друг, и вашу статью я получил уже две недели назад[1305], но отложил свой ответ до отъезда, чтобы рассказать Вам обо всем, что я видел в Палестине, хотя это очень странно – писать на другой конец планеты. Дойдет ли мое письмо в такую даль? Я очень рад, что госпожа Окампо вновь пригласила Вас[1306]. Вы пишете, что это всего лишь небольшой проект, но, может быть, Вам удастся найти там что-либо еще. В любом случае, я надеюсь, что эта поездка, как и в прошлый раз, даст вам возможность отдохнуть, а это именно то, что вам несомненно нужно.
А теперь я должен поделиться с Вами своими «палестинскими впечатлениями». К сожалению, сделать это непросто, т. к. я не так много видел. Вы, наверное, читали в газетах об арабских беспорядках. Хотя вопреки тому, что сообщалось, не было реальных «побоищ» между арабами и евреями, жизнь в последние несколько недель здесь была довольно тяжелой. Все только и говорили об этих беспорядках, и я застрял в Тель-Авиве, потому что путешествовать по стране было слишком опасно. Мне посчастливилось побывать в Иерусалиме и в нескольких соседних деревнях (до Красного моря[1307]), потому что моя первая лекция была запланирована в Иерусалиме. Но вот уже три недели я никуда не переезжаю. Когда я приехал в Хайфу, начались беспорядки. Мои лекции продолжались по расписанию, но все были больше озабочены беспорядками, чем моими лекциями. Сейчас, кажется, все немного успокоилось, и две мои лекции в Тель-Авиве собрали достаточно людей. Уезжаем мы через три дня. Может быть, из Парижа я напишу еще о своих «палестинских впечатлениях», хотя я в этом не до конца уверен. Я вообще не люблю писать, и в особенности – писать письма. Что делать?[1308]
Суммируя свои впечатления от тель-авивских лекций Шестова, Шор 28 мая 1936 года писал в Иерусалим Эйтингону:
Вы, вероятно, с разных сторон слышали, да и Лев Иса<а>кович сам Вам, наверное, писал, что лекции его в Тель-Авиве прошли с очень большим успехом; читал Лев Ис<аакович> прекрасно, завоевал всеобщее расположение и любовь, и многие ждут с нетерпением его возвращения в Палестину. Для меня приезд и пребывание его были настоящим праздником; его философия приобретает в личном общении с ним и новую жизнь, и новую глубину; а беседы с ним доставляют совершенно исключительное удовольствие. Если только обстоятельства позволят это, в будущем сезоне я хочу провести в Тель-Авиве ряд бесед, как бы семинар, посвященный философии Льва Исаковича, чтобы приготовить публику ко вторичному приезду его. Необходимо создать здесь хотя бы небольшую группу, которая не только восхищалась бы Львом Исаковичем, как лектором и обаятельным человеком, но постаралась бы по-настоящему проникнуть в сущность его учения. Я очень рад, что мой первоначальный план – прочесть о нем доклад до приезда его сюда – не осуществился: после личного общения с ним его философия по-новому открылась мне, и многое из того, что было предположением и догадкой, стало уверенностью.
Касаясь финансовой стороны лекционного турне Шестова, Шор в том же письме замечал:
Мы очень надеемся, что возможно будет в будущем году устроить приезд Льва Ис<ааковича> в Палестину, и при этом так, чтобы это не связано было больше с материальными жертвами для Вас. Не знаю, сообщал ли Вам уже Зандбанк о материальных результатах лекций Л<ьва> И<сааковича>. Если он не сделал этого до сих пор, то только потому, что здоровье его на почве переутомления сильно пошатнулось за последнее время и он должен был по-настоящему иметь полный отдых. Насколько мне известно, лекции в Тель-Авиве принесли 14 фунт<ов> чистого дохода, лекции в Хайфе и Ерусалиме – около 6 <фунтов>. Вместе с Вашими 10-ью фунтами образовалась сумма в 30 фунтов; 16 ф<унтов> 75 п<иастров> были уплачены за билеты Париж-Яффа и обратно; 13 ф<унтов> 25 п<иастров> были переданы Г. Л. Ловцкому для Льва Ис<аакови>ча в возмещение расходов по поездкам и пребыванию в Палестине[1309]. Если бы не печальные события, постигшие нас[1310], то, несомненно, сбор с лекций Л<ьва> И<саакови>ча покрыл бы всю сумму[1311].
Поездка в Палестину оказалась для Шестова столь удачной, что Гистадрут решил пригласить его на будущий год вновь. Об этом мы узнаем из письма Льва Исааковича его американскому кузену Александру Гринбергу (датировано 14 января 1937 года). В своей книге об отце Н. Баранова-Шестова упоминает это письмо и приводит из него лишь одну фразу: «И страна, и люди там, и путешествие мне необычайно понравились» (Баранова-Шестова, II: 153).
Вот более пространный фрагмент: «У нас ничего нового. Опять начались переговоры по поводу поездки в Палестину. Хотя условия, предлагаемые мне, очень скромны, а работы будет много (придется по крайней мере 8 лекций прочесть), я все-таки решил принять приглашение и поеду, если, конечно, не возобновятся арабские забастовки: когда происходят беспорядки – людям не до лекций. Но если все будет спокойно, непременно поеду – и страна, и люди там, и путешествие мне необычайно понравились»[1312].
Увы, вторично в Палестине Шестову побывать не довелось, хотя – кто знает? – не настигни его смерть в ноябре 1938 года, возможно, после начала Второй мировой войны ему пришлось бы покинуть Францию и искать укрытия на земле предков, как это случилось с его сестрой Фаней Ловцкой и ее мужем. Такой сценарий развития событий видится не только до конца не исключенным, но и вполне вероятным.
Выше уже упоминалось Шестовское общество, которое стараниями Шора, горячего популяризатора философского учения Шестова, могло возникнуть в Палестине, – прецедентов этому в интеллектуальных кругах российской диаспоры, разбросанной по всему миру, в то время не было. В письме к Эйтингону от 31 марта 1940 года Шор следующим образом определял цели и задачи такого Общества: «а) Изучение творчества Л. Шестова, б) Распространение его учения и в) Свободное философское исследование вообще». И прибавлял: «Здесь, в Палестине, есть культурные силы, которые могли бы принять участие в такой работе; но сейчас они находятся в разброде; такое общество помогло бы им найти друг друга и создать атмосферу взаимного понимания и сочувствия»[1313].
Впрочем, идея такого Общества почти несомненно перекликалась с парижским Комитетом по изданию книг Льва Шестова, проспект (подписной лист) которого Шор получил от Н. Барановой-Шестовой. Высылая проспект из Парижа в Палестину, она писала ему 2 марта 1939 года:
По указанию Николая Александровича Бердяева посылаю Вам подписной лист на выходящие из печати книги моего отца, Льва Шестова.