Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова — страница 84 из 141

В. О., А. У.]. <…> Останемся сегодня в той области, которую облюбовал «Орион». Займемся «вдохновениями», «звуками сладкими», с тем большим удовольствием, что в этой своей области «Орион» – журнал хороший, живой и содержательный[1011].

В ответе на приглашение «Опытов» к сотрудничеству Одарченко сочувственно предупреждал Гринберга, исходя из собственного редакторского опыта:

Неужели эта свежая, как ветка сирени, книга умрет, как умер «Орион» вместе с незабвенным Анатолием Ефимовичем Шайкевичем. Разрешите мне сказать Вам, глубокоуважаемый Роман Николаевич, что на Вас лежит страшная ответственность, так как «Опыты» есть единственный журнал на русском языке, художественный и свободный, не только в эмиграции, но и во всем мире.

Однако первую книгу журнала Одарченко пропустил. Там была напечатана еще одна, пусть и запоздалая, но зато развернутая, рецензия на «Денек» Ю. Иваска – консультанта редакции «по литературным вопросам». Как отметил Н. Богомолов, «Гринберг принадлежал к эмигрантам первой волны, однако до издания „Опытов“ прямого отношения к литературе не имел, будучи довольно успешным бизнесменом»[1012]. Считая, что Одарченко не успел отправить рукописи из‐за вызванной болями в сердце госпитализации, Гринберг, разумеется, не мог предположить, что в это время поэт находился в психиатрической клинике.

В то же время данное Одарченко согласие на участие в журнале вызвало «круги на воде». Гринберг отправил по его адресу подписанное им вместе с соредактором «Опытов», пианистом и музыковедом Всеволодом Пастуховым (1894–1967) информационное письмо, которым пригласил к сотрудничеству литератора Бориса («Пусю») Заковича (1907–1995), периодически навещавшего Одарченко в Ванве[1013].

c/o Odарченко. [sic!]

4.2.53
Многоуважаемый г-н Закович,

редакция этого недавно возникшего журнала, просит Вас быть его сотрудником. Наша программа – литература: проза и стихи, статьи-эссеи и библиография, корреспонденция с мест и анкеты среди иностранцев на темы, интересующие русских читателей.

Мы просим Вас прислать нам Ваши стихи, которые еще не были нигде напечатаны; шлите и прозу, если у Вас она имеется.

Мы собираемся выпустить наш первый № в марте с. г.

Мы ждем Ваших ответных сообщений, которые просим посылать на адрес, указ<анный> в правом углу.

Мы обязаны Юр<ию> Павл<овичу> Иваску за адрес, которым мы пользуемся для настоящего письма.

Искренно уважающая Вас

Редакция: <Роман Гринберг, Всеволод Пастухов>

В противоположном направлении, к Иваску, было направлено письмо, отпечатанное на бланке ателье Одарченко «Studio Michelet»:

Париж 17 марта 1953 г
Глубокоуважаемый Юрий Павлович,

со слов Вашего тезки Юрия Павловича Одарченко, я узнал, что в Нью-Iорке издается журнал «Опыты». Я чемпион Европы <по> шахмат<ам>, могу держать в Вашем журнале рубрику о шахматах, о всех турнирах, происходящих или происходивших в Европе или в Америке.

Вообще прошу мне ответить, если того пожелаете, могу ли быть Вам полезным.

Преданный Вам:

Николай Россолимо.

P. S. Будьте добры писать по адресу Юрия Павловича Одарченко[1014].

Увы, этот бурно возникший эпистолярный роман прошел почти впустую: из отправленных редакторам «Опытов» в общей сложности семи стихотворений Одарченко они, при всей внешней благожелательности, отобрали для опубликования лишь одно. Первые редакторы журнала были заинтересованы в том, чтобы представить как можно больше авторов, поэтому считали правильным давать поменьше стихов одного и того же поэта. Чуть позже, когда редакцию «Опытов» возглавил Иваск[1015], он обратился за советом, кого именно печатать в журнале, к Г. Адамовичу, который рекомендовал прозу (но не стихи!) Одарченко. «Пожалуй, из малоизвестных интереснее других Одарченко, – писал он Иваску 15 октября 1954 года: – стихов его я не люблю, но пишет он и прозу. Это умный и талантливый человек (не без некоторого безумия из‐за пьянства)»[1016]. В другом письме, 23 ноября, Адамович добавлял: «Проза Одарченко. То, что я знаю, – по-моему, очень хорошо. Я не люблю его стихи – вечные анекдоты с рифмами. Но он умный и даровитый человек, бесспорно. <…> Когда-то он читал мне отрывки из книги о Гитлере: фантастично, но хорошо, да и рассказы были очень хорошие»[1017].

О неопубликованной прозе Одарченко мельком вспомнил и Ю. Терапиано в связи с возникшей на страницах газеты «Новое Русское Слово» дискуссией вокруг так называемого «незамеченного поколения»: «Выступивший после войны со стихами поэт Ю. Одарченко (Сборник стихотворений „Денек“, Париж, 1949) прозаиком назван быть не может, т. к. за исключением, помнится, одного отрывка в № 1 „Ориона“, проза его еще нигде не опубликована. Забегая вперед – об этом вопросе речь будет дальше, должен сказать, что у Ю. Одарченко в рукописи есть очень интересная проза, по свидетельству читавших ее, но по обстоятельствам „напечатать негде“ эта проза пока что остается в рукописи»[1018].

В альманахе «Орион» Одарченко напечатал отрывок под заглавием «Псёл» из повести «Детские страхи» с обещанием продолжения, которое, из‐за невозможности выпускать дальше альманах, пришлось отдать как рассказ «Папоротник» в «Возрождение» (№ 2, 1948). А вот следующая публикация его прозы, исключительная важная для литературного самоопределения Одарченко, была отложена на несколько лет. «Я ведь главным образом прозаик, – писал он 11 сентября 1952 года Роману Гулю, – (многие меня ненавидят, а многие, как Ремизов, Тэффи, Г. Иванов – любят, – пожалуй, слишком), нельзя ли попробовать напечатать для начала хотя бы рассказик в семь-восемь страниц, а потом видно будет»[1019]. Несмотря на это обращение к секретарю редакции, «Новый Журнал» отклонил его рассказ «Воробьи»[1020].

В «Опытах» эта история повторилась. Одарченко обратился со сходной просьбой («Если рассказ мой Вам не понравился, черкните два слова: „пришлите другой“») к Гринбергу, который многократно заверял его в письмах, что публикация состоится, но проза Одарченко даже не сохранилась в редакционном портфеле.

История его кратковременных отношений с редакцией «Опытов» реконструируется по публикуемой ниже переписке. Письма Одарченко и машинописные отпуски писем Р. Гринберга хранятся в Отделении рукописей Библиотеки Конгресса США (Manuscript Division, Library of Congress, Washington, D. C. Vozdushnye Puti Records, 1923–1967. Box 3. Folder «„N–O“ 1952–54 & Undated»).

I. Гринберг – Одарченко

Одарченко

84 rue Jullien

Vanves/Seine

6 января 1953 г.

Многоуважаемый Юрий Павлович,

пишет Вам один из двух редакторов вышеуказанного, совсем недавно возникшего здесь русского журнала-сборника[1021]. Наши цели, главным образом, литературные, в отличие от других зарубежных изданий, у которых интересы, скорее, политические. Мы решили собирать и издавать, от время до времени, оригинальные, нигде до нас не напечатанные стихи и художественную прозу, а также статьи на руководящие общественные и культурные темы. Мы просим Вас с нами сотрудничать. Мы Вас знаем за очень талантливого человека, и поэтому были бы рады получить то, что Вы найдете нужным для напечатания. Первый № предполагается к выходу в марте э<того> г<ода>. Материал Ваш, напечатанный на машинке, желателен не позже 20‐х чисел февраля.

Рад очень с Вами познакомиться.

Искренно уважающий Вас

<Роман Гринберг>

II. Гринберг – Одарченко
17.6.53

Многоуважаемый Юрий Павлович,

готовясь к нашему сборнику № 1, мы Вам писали, кажется, в феврале и приглашали Ваши стихи и Вашу прозу принять участие. Ответа от Вас не было. Объяснить Ваше молчание мы не могли.

Теперь мы готовимся ко второму № и просим Вас о том же. Возможно, что Вы познакомились с нашим изданием, которое ходит сейчас по рукам в Париже. Кстати, Вы найдете в № 1 отзыв о Вашем сборнике «Денек», написанный немалым Вашим поклонником и тезкой – Иваском[1022].

Ждем и на этот раз Ваших сообщений.

Искренне уважающий Вас

<Роман Гринберг>

III[1023]. Одарченко – Гринбергу
Глубокоуважаемый Роман Николаевич,

вот узнал я Ваше имя и отчество и писать стало легче, к тому же и машинку сегодня принесли из починки – как новенькая!

Посылаю Вам два стихотворения. Если это возможно – то напечатайте, пожалуйста, эти стихи вместо посланных Вам четырех[1024]. Если нельзя два, поместите одно из двух по Вашему усмотрению.

Оба стих<отворения>… для меня дороги. Я никому их не читал и [это будет] появление их в печати будет неожиданностью для друзей и врагов. Вы ведь, наверно, знаете, как зверски одни меня ругают, а другие, наоборот, превозносят.