– Не говоря уже об артефактах и кое о чём ещё, – сыронизировал я.
– Совершенно верно. Впрочем, наши коллеги остались вполне довольными результатами, хотя твои методы их потрясли.
– А вы, шеф? Вы тоже умиротворены?
– А как ты думаешь, Рудольф? Если верить полученным сведениям, то один из моих лучших людей позволил: ударить себя по голове колотушкой, выстрелить в себя противнику, которого уже держал на мушке.
– Что ж, ваши сведения вполне точны, шеф. Что вы предпримете по этому поводу: уволите меня с позором и сошлёте на Аляску?
Чуть помолчав, Сансаныч сказал:
– Да, Рудольф, похоже, именно так и обошлись с Красавчиком. – Он прокашлялся. – Ты согласен, Рудольф, что допустил несколько промашек?
– Моя вина очевидна. В последнем же случае я заявил им, что они арестованы, повинуясь вашим рекомендациям. Но они почему-то не поверили. Должно быть, я говорил не слишком убедительно.
Пожалуй, тебе нужно отдохнуть.
– Очень кстати! – обрадовался я. – Мне известно одно подходящее местечко… Вы ведь, знаете, как я люблю рыбалку… – Далее я поведал об изумительном горном озере под названием Телецкое в Алтайском крае. Судя по всему, более идеального места для залечивания огнестрельной раны в мире не было. – Так вот, как только меня выпишут, собираю удочки и…
– Да, Рудольф, – сказал он. – Звучит крайне заманчиво. Можешь задержаться там до открытия охотничьего сезона, – продолжил Сансаныч. – Я бы даже предложил тебе прихватить с собой тяжелую винтовку с оптическим прицелом… ну и, конечно, пистолет, чтобы не разучиться стрелять в цель. Сам понимаешь, практика в нашем деле весьма важна.
– Как же, практика, – вздохнул я. – Конечно, шеф. Может, мне стоит прихватить с собой также мою Соню Шерманн, она великолепно готовит и в стрельбе ей нужно потренироваться?
– Мысль хорошая, я даю добро. – Мне показалось, что в голосе Сансаныча прозвучала неуверенность. – Рудольф. Береги себя.
Я положил трубку, откинулся на подушки и подумал о горном озере с чудесным названием Телецкое. Интересно, что потерял там Сансаныч, и кому мне потребуется свернуть шею, чтоб это найти?…
XXXV. Что и требовалось доказать
«He was a God in Music», – но боги в этом мире не состарятся, ибо «путь к величию проходит через жертву».
Как сообщил в своих дневниковых записях театральный доктор Николаус Клоссет:
«Меня точно молнией поразила мысль: бесспорно, тут сработала средневековая аптека! Загадочных обстоятельств здесь было в достатке. Симптоматика явно указывала на „aqua-toffana“ (мышьяк – лат.)»
Для Моцарта это был невосполнимый удар. В лице Игнациуса Эдлера фон Борна Моцарт потерял ценнейшего друга, доверенного единомышленника, а заменить его на равноценного из своего окружения было некем. Моцарт чувствовал его, как неразлучного брата-близнеца с детства. Он был виднейшим учёным минерологом, литератором, философом, заглавной масонской фигурой в Вене и на континенте. А самое главное – они работали вместе над либретто масонской оперы «Волшебная флейта». 3 июля либретто было написано, а 21 июля, то есть через 18 дней Игнациус Эдлер фон Борн получил ударную дозу мышьяка, а через 3 дня скончался.
Теперь физик-ядерщик Николай Захаров с обычной для этого русского учёного основательностью рассказал мне о довольно-таки сложной методике, позволяющей проводить сегментный анализ волос на предмет наличия там мышьяка. Одним из таких способов является нейтронно-активационный анализ. Для своего проведения, он требует довольно сложного оборудования, однако принцип его очень прост. Известно, что многие химические элементы в обычных условиях не являются радиоактивными, но после облучения становятся радиоактивными. Чаще всего для облучения используют нейтральные частицы-нейтроны атомного реактора либо радиоактивного источника. Ядра стабильного элемента, взаимодействуя с нейтронами, превращаются в ядра радиоактивного элемента и начинают испускать излучение с характерной энергией. Регистрируя это излучение, можно установить, какому радиоактивному элементу оно принадлежало.
Нынешний метод позволял определить общее содержание мышьяка в целом волосе, то есть то, что в теле данного лица присутствовал мышьяк. Дело в том, что в случае с Игнациусом Эдлером фон Борном мышьяк был дан с едой или питьём одноразово и в смертельной дозе. Фон Борн прожил, умирая в жёстких конвульсиях, в общей сложности четверо суток.
Волосы растут с постоянной скоростью 0,35 миллиметров в день, то есть около 1,5 сантиметра в месяц; становится возможным рассчитать концентрацию в момент получения большой порции яда (мышьяка). В нашем случае было важно то, что волосок не был срезан ножницами на неизвестном расстоянии от корня, такую дозировку нельзя будет датировать с точностью. Здесь локон волос был обрит под корень и известна дата этого, их сегментный анализ с точностью до одного дня позволит определить даты абсорбции ударной дозы яда.
Захаров убедился в том, что эта прядь, как и писал доктор Николаус Клоссет, была сбрита, а не отрезана ножницами. Мёртвые волосы со временем делаются сухими и ломкими, и некоторые волоски оборвались, когда их протаскивали сквозь узелок. Обрывки волосков были исследованы по первой методологии, дававшей возможность обнаружить общее содержание мышьяка. Две порции этих обрывков, проанализированные раздельно, дали пропорцию мышьяка в 2,55 и 6,76 на миллион (то есть микрограммов на грамм вещества). Это ниже того количества яда, которое содержалось в самом первом исследованном волоске, но, тем не менее, и оно превышает норму (0, 8) в три и даже в десятки раз.
Волоски в 15 и 7 сантиметров, достаточно длинные, но полезные только для сегментного анализа, были запаяны в тонкие кремниевые цилиндры и посланы в Институт атомной энергии, где их поместили в ядерный реактор и подвергли термическому нейтронному облучению. Получив их обратно в лаборатории, Захаров прикрепил волоски к бумаге, нарезал на пятимиллиметровые доли, и они были измерены счетчиком для определения содержания мышьяка. Полученные результаты для более длинного волоска были отображены графически в виде кривой, пики которой соответствовали содержанию мышьяка от 28, 0 до 68, 0, что превышало норму в 500 раз. Не осталось ни малейшего сомнения в том, что кто-то дал яд Игнациусу Эдлеру фон Борну внушительной и смертельной дозировкой. Именно так должен был действовать убийца, если не собирался замести следы, а произвести устрашающее действие на окружающих, в данном случае – на Моцарта. Это был классический метод.
Немного истории. По преданию, прядь этих волос стала собственностью графа Дейма-Мюллера, который снимал посмертную маску с лица покойного Игнациуса фон Борна, который снял посмертную маску и срезал локоны волос у Моцарта. С уходом графа в мир иной, прядь волос, перешла с другими реликвиями к его вдове, графине Терезии Дейм, урожденной Брунсвик, вместе с галереей и кабинетом великого маэстро, его восковой фигурой, посмертной маской, портретами Моцарта и рядом его реликвий. И те же реликвии Игнациуса Эдлера фон Борна были частью коллекции графа Дейма-Мюллера.
Далее судьба предметов из экспозиции графа Дейма-Мюллера, связанных с Моцартом и Борном теряется в пыли веков.
После Второй мировой войны, посмертная маска Моцарта попала к венскому скульптору и пластику-документалисту Вилли Кауэру и почти что 70 лет не находила признания у официального Моцартеума (г. Зальцбург), как будто над посмертной маской В. Моцарта лежит проклятие. Волоски из пряди волос маэстро, которой владела эмигрантка первой волны Вера Лурье, (ФРГ, Вильмерсдорф), были привезены для исследования в Россию. Нечто похожее произошло с реликвиями Игнациуса Эдлера фон Борна, доставшимися от Романцовых, антикваров и коллекционеров.
Итак, в нашем распоряжении оказались несколько волос из пряди И. Э фон Борна, срезанных в день смерти – 25 июля 1791 года герром Деймом-Мюллером. Чёрные с проседью волосы, жёсткие на ощупь…
Известно, что волосы превосходно подходят для измерения содержания мышьяка в человеческом теле, поскольку этот яд, попадая внутрь человека, его организмом выталкивается в волосы. Напомним, что для современного анализа для исследования нам было достаточно нескольких штук и можно было ограничиться всего одним экземпляром.
Объединив усилия и используя нейтронно-активационный метод для выявления концентрации ртути в пряди маэстро, мы протестировали десять волосков из его локонов. В данном случае – наличие мышьяка в волосках учёного, причем сегментный анализ позволит точно определить даты абсорбции всех доз яда, поскольку известна дата, когда волосок был сбрит. Волоски запаивались в кварцевую ампулу, которая в течение необходимого времени помещалась в активную зону реактора ВВР-10 и подвергается бомбардировке потоком ядерных частиц для активации мышьяка. После чего ампула с волосками извлекалась из реактора, волосок делился на пятимиллиметровые сегменты и проводились стандартные измерения активности.
В момент кончины Борна его волосы должны были содержать «необычно высокую» дозу яда. А сколько точно – можно было узнать с помощью методологии, разработанной и применяемой уже не одни десяток лет физиками-ядерщиками.
Итак, «нейтронщики», получив задание, взялись за дело. Волоски, порезанные на сегменты, были помещены в кварцевые ампулы и транспортированы в ядерный реактор, где подверглись термическому нейтронному облучению. Эти волоски прошли в общей сложности несколько десятков операций…
Вторичная эмиссия волосков была измерена дозиметрической установкой для последующего определения содержания в них ртути. Протестированные волоски дали великолепную и ожидаемую картину. Полученные результаты для более длинного волоска были отображены графически в виде пика которой соответствовали содержанию мышьяка от 28 до 68 граммов на тонну живого веса, то есть в 500 раз выше нормы!
Игнациус Эдлер фон Борн с едой или питьём получил смертельную дозу яда (мышьяк). Агония длилась с 21 по 25 июля 1791 года до дня смерти, то есть четверо суток.